Чертов менталист (СИ) - "Тин Тиныч"

— Отчего же возникло такое утомление?

— Две бессонные ночи подряд, знаете ли, бодрости не прибавляют.

— Праздновали? — холодно усмехнулся Карп Матвеевич.

— Исключительно в вашем воображении, — ответил я ему без тени улыбки. — Сложно, знаете ли, спать, когда твой покойный отец-некромант пытается занять твое тело, вытеснив оттуда твой дух.

— Что⁈ — привстал из-за стола Давыдов, невозмутимость которого я-таки умудрился пробить.

— Я невнятно говорю или подбираю не те слова? — холодно осведомился я. — Князь Николай Алексеевич Изюмов знал о возможности переселения собственной души в тело кровного родственника. Под ударом оказались я и Емельян, как самые близкие в этом отношении люди. Мы оба спаслись лишь благодаря беспрестанным молитвам, поскольку некроманты традиционно не могут сладить со служителями Всесоздателя. И нет, я не владею тонкостями этого ритуала, отец вообще не упоминал, что ведет разработки в этом направлении. Для меня всё произошедшее оказалось огромным и крайне неприятным сюрпризом.

Карп Матвеевич устало сел на свое место, разом постарев на десяток лет. Он обхватил голову руками и несколько секунд ни на что не реагировал, после чего произнес:

— Значит, это правда…

— Вы о чем?

— Души не привязаны намертво к конкретному телу и при особом стечении обстоятельств могут найти себе нового носителя.

— С полной гибелью духа того, в чье тело они вселяются, — холодно подтвердил я. — А теперь я хотел бы узнать, какую защиту вы можете мне предоставить от князя Куракина и его приспешников. Или же вы предпочтете дождаться чьей-либо смерти? Птолемеевых ведь не жалко, правда же? Как там у вас говорят? Нет тела — не дела?

— Это у полицейских, — глухо отозвался Давыдов. — У нас… свой юмор. Не каждый поймет.

— Значит, не буду и пробовать, — заключил я. — Что же, надеюсь, вы отнесетесь к моей жалобе со всем прилежанием. Иначе я крайне разочаруюсь в тех, кому отцом-императором назначено быть нашими верными защитниками, о чем и не замедлю уведомить вышестоящие инстанции. Сироту всяк обидеть норовит!

С этими словами я развернулся и двинулся в сторону двери.

— Сядь! — раздалось мне в спину.

— О том, что вы приняли мое предупреждение во внимание, я вполне могу послушать и стоя, после чего всё равно продолжу свой путь в сторону дедовской усадьбы, — парировал я.

Откровенно говоря, я был уже готов послать Давыдова по известному адресу. И что это за панибратство? Мы с ним на ты не переходили, так какого черта он себе позволяет?

— Валерьян Николаевич, прошу вас вернуться. У нас с вами… найдется, что обсудить, — исправился Карп Матвеевич.

— Обсуждать нечего, — пожал я плечами. — Всё, что я хотел и мог вам рассказать, я уже озвучил. Дальше ваш ход.

Уже сидя в такси, я прокручивал мысленно наш разговор так и сяк. Странные ощущения он оставил, двоякие. Вроде бы я добился своего, а вроде бы и нет. Давыдов теперь меня из своей зоны внимания не выпустит. Информация про посмертные приключения князя Изюмова зацепила его покруче гарпуна. Вот только мне действительно было нечего прибавить к сказанному. Я не имел ни малейшего представления, каким образом Николай Алексеевич умудрился сохранить столь существенный заряд бодрости, даже оказавшись за гранью бытия. И про механизм переселения тоже мало что мог поведать. А ведь именно это тайное знание было самым ценным во всем этом бульоне. Но… тут остается только локти грызть запоздало, что не выпотрошил в свое время папеньку до основания и не выяснил, настолько глубоко он продвинулся в темных искусствах. Да что там — даже представить себе не мог, что он вообще в ту сторону копает. Обидный удар по самолюбию, можно и не говорить. Будет мне уроком. Расслабился ты что-то, декан.

Опять же, нам с дедом сейчас стоило ждать неприятностей от Куракина. Это для Карпа Матвеевича имеет место быть скучный и банальный спор хозяйствующих субъектов, а для нас — сковородка, под которой вот-вот разожгут огонь. И рыбешками во фритюре там окажемся мы сами, вот что хреновее всего.

И еще меня откровенно смущали те два парных артефакта, что были на бугае и красотке. Никогда раньше таких не видел, и… чем-то они меня настораживали. Если это некий физический щит, то зачем он, спрашивается, нужен бугаю, который меня уделал бы одной левой? А если это ментальный щит, то меня бы он не остановил, уж простите-извините, я свою реальную силу хорошо знаю.

И тут я вдруг понял. Еще раз вспомнил наше недолгое общение с посланниками Куракина и…

Не щит это был, а сигнальная система. Если бы я в ответ на откровенный наезд этих ребят огрызнулся и силой духа заставил бы их бежать от меня, придерживая исподнее, артефакты бы сообщили об этом. И злокозненный Огнест Петрович знал бы, что он совершенно точно угадал, где находится скрывающий свои способности менталист. Шансов отмахаться вениками после этого у нас с дедом уже не было бы.

Но я вчера действовал как рядовой человек, не имеющий доступа к возможностям ментала. И если я прав относительно природы артефактов, то Куракин должен как минимум задуматься, а вдруг я и впрямь не получил дедовского дара, раз его примитивная ловушка не сработала. Так надо же всячески укрепить его в этом мнении!

И я быстро настрочил заметку в блог о том, как крайне рад тому обстоятельству, что независимая экспертиза особого отдела по контролю за использованием магических способностей определила, что я воздушник, как и моя несчастная мать, бла-бла. Не забыл добавить, что крайне негативно отношусь к стихии покойного отца и очень надеюсь на то, что всё-таки смогу развить свои задавленные им способности в сфере воздуха.

Богдан мое вчерашнее техзадание понял верно и наваристый борщ стал лучшим украшением стола и отдельным праздником для моего желудка. К нему он подал тонко нарезанное сало с мясной прослойкой и обсыпкой из смеси крупной соли и рубленого чеснока, а также черный хлеб с кориандром и плошку жирной сметаны, в которую легко можно было воткнуть ложку, не боясь, что та упадет. Отдельно стояли миски с нарезанным зеленым луком и укропом, сыпь в тарелку — не хочу! Ай, ум отъешь от такого богатства вкуса!

— А теперь рассказывай! — подсел ближе Игорь Семенович, когда в моей тарелке показалось дно. — Что у нас не так? И да, предотворяя вопросы: по твоему лицу всё видно, поэтому не фыркай, я с тебя мысли не считывал.

— Да верю я тебе, верю, — вздохнул я и поведал дедуле про всё сразу.

И про Куракина, и про девиц, которые, похоже, внезапно пристально заинтересовались моей персоной. Ну и про Карпа Матвеевича, разумеется. Куда уж без него…

— М-да, — задумался Семеныч. — Вот не думал, что придется на старости лет вновь погоны доставать. А ведь припрягут. Карп меня еще в прошлый раз параллельно с тобой на контроль взял, значит, точно начнет моим назначением торговать. Что ж, за дешево не отдамся, пусть и не надеется.

— Вновь? — я не стал делать вид, будто не заметил его оговорку.

— Ну а ты как думаешь? — сварливо фыркнул дед. — Откуда бы мы еще так хорошо с Израилычем, учителем Карпа этого, друг друга знали? А он у истоков особого отдела стоял, человек-легенда!

— Ты же говорил, легенда этот вроде как в маразм впал?

— Вроде как. Для широкой общественности. Иначе бы хрен кто ему дал на покой уйти.

— А ты? Как оттуда ускользнул?

— У меня другая ситуация была. Конфликт интересов. Очень уж мне хотелось выжечь мозги твоему бате, когда он Оксану охмурил. Вот и пришел к руководству, говорю: так, мол, и так. Трясет меня ужасно, не факт, что сдержусь, очень уж острый вопрос, сами видите-понимаете. Но и контору подставлять не хочу. Я до этого и так всего лишь консультантом числился, поэтому отпустили меня без особых проблем. А я… все-таки сдержался, дурак. Хотя теперь понимаю, что зря, наверное. Меня всё равно прикрыли бы, думаю. Не так уж много у нас реально дельных менталистов, готовых с особистами сотрудничать и не злоупотреблять при этом своим положением. А этот негодяй мертвячий и Оксану мою сгубил, и внуков ко мне не подпускал.