Изумруды для (не)любимого (СИ) - Иванова Ксюша

А когда замолчала и увидела его серьезный взгляд, сразу догадалась, о чем будет спрашивать дальше.

— У тебя там есть семья? Дети, муж?

Никогда еще в своей жизни я не радовалась тому, что могу дать именно такой ответ на этот вопрос!

— Нет. Я ни разу не была замужем. Детей нет тоже...

А о молодом любовнике можно ведь и умолчать, правда? Тем более, что Эрик — это совсем-совсем несерьезно для меня, так... Как у нас принято говорить "для здоровья"... Ох, как была шокирована настоящая Эсми, когда он приехал! А он ведь, кстати, должен был возвращаться со сборов утром в тот день, когда я очутилась здесь.

Дэймон шумно выдохнул так, словно, ожидая ответа, совсем перестал дышать! Уткнулся носом в мою шею. Прикоснулся губами к мочке уха...

А моё тело, казалось и вовсе жило своей собственной жизнью — трепетало, волновалось, жаждало других, более интимных, более жарких прикосновений! Снова вдруг подумалось об Эрике, которого я сегодня вспомнила вообще впервые за много дней. Вот ведь с Эриком я никогда, никогда не загоралась так — от малейшего прикосновения, от взгляда, от поцелуя! Эрику еще потрудится нужно было, чтобы я почувствовала хоть какой-то желание... Хотя он и был красавцем. Молодым спортсменом, темпераментным и знающим толк в сексе.

— У меня такое странное ощущение... Ты не обидишься, если я скажу? — прошептал на ухо Дэймон.

Не знаю, как такое могло быть. Но я каким-то чудесным образом знала, догадывалась, точнее, о чем он скажет! Мы были словно настроены друг на друга! Я чувствовала его. Достаточно было услышать в его голосе хрипотцу и ощутить скольжение подушечек пальцев по плотной ткани своего платья в районе груди, я уже знала, ЧТО именно он скажет!

Может быть потому, что и сама ощущала тоже самое.

— Я десятки раз держал в руках это тело. Но сейчас прикасаюсь к нему... К тебе словно впервые...

49 глава. Сильная духом

Последний поцелуй на холодном ветру. Последние его слова. О том, что не отпустит, о том, что скоро вернется...

Последний взгляд...

Потом он пытался шутить, завязывая веревки, стягивающие на шее мой подбитый мехом плащ:

— Не вздумай родить, пока я не вернусь!

И я все-таки не выдержала — как малолетка, провожающая в армию своего первого парня, сорвалась в рыдания, чувствуя, как на холодном ветру слезы моментально превращаются в лед.

Краем уха слышала, как сочувственно шепчутся за спиной, у повозки, груженой нашим скарбом, все мои... друзья, да! Я их знала всего-ничего! И были они все разные — и люди среди них имелись, и не люди. И мы пуд соли вместе еще не совсем съели. И не делили беды и горести годами, а я всё равно привязалась к ним всей душой!

— Ну, что ты? Не нужно! Всё будет хорошо, — шептал расстроенный Дэймон.

— Они ничего, совсем ничего не сказали про то, как я могу остаться здесь? — всхлипывая и шмыгая носом, наконец, не выдержала и спросила то, что не давало покоя и не позволяло спокойно уехать туда, куда, действительно, было нужно — домой...

— Они обещали дать ответ позже!

— Гринвилд сказал, что я могу здесь остаться только до родов!

— Еще не время...

Мне хотелось верить, что уж Дэймон-то точно знает лучше, когда время рожать его жене! Уж он-то просто обязан это знать. А я... Я никогда не была беременной. Я не знала, что происходит с телом, когда оно готовится к самому важному, но и самому страшному процессу. Но даже я, неопытная, всегда избегавшая даже информации об этом вопросе, чувствовала, как мое тело меняется! Как ноют тяжелые груди, как не больно, но безостановочно легонько тянет живот. Каким он кажется... другим! Словно за несколько дней с момента отъезда из замка, ребенок внутри меня значительно подрос и теперь тянет, тянет, тянет вниз.

Воины Дэймона, оседлав своих лошадей, ожидали своего командира, с любопытством посматривая в нашу сторону.

А чуть в стороне наших воинов ждали недавние враги — ширбасы, во главе с их ярлом Грэйвом. А еще представители Совета, а еще люди, прибывшие ночью из других княжеств Ардании.

Было, действительно, пора.

Я чувствовала по нему. По тому, как виновато смотрел он в мои глаза. По тому, как трепетны были его твердые сухие губы. По ощущению того, как медленно, но неудержимо рвется невидимая нить, связывающая нас...

Рано или поздно было пора отпускать.

И я отпустила.

Долго смотрела вслед.

А он и не обернулся ни разу.

Зато оборачивались другие — и молодые воины, и орки, и даже суровые взрослые мужчины.

Кто-то просто бросал прощальный взгляд на мой маленький отряд, подтянувшийся ко мне и тоже глядящий вслед, кто-то махал рукой, кто-то кричал что-то наигранно веселое. Но ветер дул им в спины — и слов было не разобрать.

— Пора, госпожа, — Пиппа, обвила своей рукой мой локоть и слегка сжала его.

Я посмотрела ей в глаза с благодарностью, очень желая показать, что она мне никакая не служанка, что она — другое! Что я рада ее поддержке и доброму взгляду, и сочувствию!

— Пора, — грустно улыбнулась она. — Гринвилд говорил, что ночью в горах начнется снежная буря. Мы должны к тому времени преодолеть ущелье.

— Нет, прежде, чем уйти, я должна сказать ему пару слов!

Пару ласковых... и не очень ласковых слов!

Не слушая возражений и увещеваний, я решительно зашагала в сторону шатра, где еще оставалось несколько престарелых старцев из Высшего Совета.

Я ворвалась в их шатер, не обратив внимания на предупреждающие оклики охранявших вход молодых воинов из ширбасов. Я ворвалась, гонимая жаждой справедливости! Потому что...

— Ответьте! Ответьте мне немедленно! — грубо, без всяких приветствий, прокричала я, обводя взглядом четверых пожилых мужчин, из которых Гринвилд по виду был самым молодым. — Кто дал вам право распоряжаться чужими жизнями? Кто дал вам право решать за других — жить им или не жить? Прийти в этот мир или покинуть его? Кто дал именно вам право считать, что ТАК будет лучше?

Старцы без всяких эмоций смотрели на меня. Хотя нет, пожалуй, у того, кто сидел в самом центре шатра, в деревянном, похожем на трон, кресле, подслеповатые слезящиеся глаза улыбались. Но в этой улыбке мне не виделся смех, радость, скорее, это было холодная эмоция, насмешка надо мной, глупой.

— Кто даёт право предводителю вести в последнюю битву воинов? Кто даёт право матери своим телом закрыть ребенка, в которого летит стрела? Кто дает право птице летать по небу? Таков закон жизни. Кто-то должен принимать решения.

Я не знала, что на это возразить! Ну, вот просто из меня как будто выпустили воздух, который, как в воздушном шарике, раздувал мою ярость!

— Почему именно я? — чувствуя, что глаза снова наполняются слезами, пробормотала я.

— Магия — это соединение не только тела и разума, но и неких душевных качеств человека, — ответил тот же старец, а остальные, как болванчики, согласно закивали головами. — Бывает, человек получает ее от рождения. А бывает... Тело Эсми было неспособно к магии. И оставалось бы таковым, если бы в нем не проросло семя Коннорсов, древнего рода, в котором были величайшие маги камней! Этот дар, которым сейчас владеешь ты, тебе не принадлежит. И ты отдашь его, когда родишь младенца.

Все слова по-отдельности были ясны и понятны мне. Но при этом я каким-то чудом все равно с трудом улавливала смысл того, что он мне говорит! Может быть, мой разум просто отказывался понимать это?

— Я не понимаю! Не понимаю, — шептала, прижимая ладонь к трясущимся губам. — Это — дар ребенка? Дар моей девочки?

— Как известно, ребенок — это соединение отцовского и материнского. Того, что могла дать этой девочке Эсми для пробуждения дара было недостаточно. А вот в тебе этого было в избытке. Мудрость и жертвенность, решительность и трудолюбие, доброта... Искренность. Честность. Магия камней взрастает на самых лучших качествах души человеческой...

Меня похвалили! Я должна этому радоваться? По их восторженным улыбающимся взглядам, видимо, да, должна! Но разве мне было до радости?