Изумруды для (не)любимого (СИ) - Иванова Ксюша

— Именно поэтому вы и решили, что как только я передам это всё ребенку, то могу за ненадобностью возвращаться обратно?

— У всего есть срок. У каждой жизни. У каждой беды и у каждого счастья. Согласись, что и ты получила здесь немало. Поняла, ЧТО означают для каждой женщины семья — мужчина, дети... Вернешься и построишь свой маленький мир...

— Когда? — прохрипела я.

— После родов. Эсми бы их просто не пережила. Но ты сильна духом. Ты сможешь...

50 глава. Ускорение событий

К моменту нашего отъезда, поднялся ветер. Его порывы бросали в лица горсти колючего, впивающегося в кожу снега. Даже лошади под натиском непогоды с трудом тянули повозку, так что скоро пришлось слезть с нее даже мне и идти рядом с телегой, прикрываясь тканью капюшона.

Уже у самого входа в ущелье нас догнал Гринвилд в сопровождении того самого ширбаса Вардана, который приносил нам чай.

— Госпожа, мы вас проводим, — старик с трудом перекрикивал порывы ветра и с опаской посматривал на горные вершины, словно там, в далеких снежных шапках, притаился невидимый враг.

Мне отчего-то не хотелось даже разговаривать с ним, словно во всех бедах моих виноват был только он один. И я не ответила ничего, просто прошла мимо, с обидой посмотрев в покрытое морщинами лицо.

Рядом шли Джоди и Пиппа. И отголоски их разговора доносились до меня.

— Сейчас пройдем ущелье, — говорила Джоди. — Там будет спуск. Спускаться легче, чем подниматься. Да и ветер станет дуть сбоку, а не прямо. Мы должны успеть дойти до ближайшей приграничной деревни до темноты.

— Ой, сдается мне, ураган вот-вот начнется! Глянь, как завывает ветер!

Эта фраза меня удивила. Мне-то казалось, что ураган давно уже идет! Ветер дует, снег метет! Чем не ураган? А они всё ждут, когда он только начнется! Но расспрашивать я не стала — у меня просто не было на это сил. Да и приходилось сосредоточенно вглядываться в тропу, по которой мы шли. На ней то и дело, едва прикрытые снегом, попадались валуны и ямы, и стоило еще постараться, чтобы не угодить в последние ногой.

Я старалась думать о хорошем. О том, что завтра, скорее всего, мы вернемся домой. О том, как я начну еще до возвращения Дэймона работы по строительству. О том, что именно нужно сделать вначале. О том, кого и на какие работы посылать.

Мысли об этих хозяйственных мелочах отвлекали и от усталости, и от страха. Не отвлекали только от тоски. К ней нужно было привыкнуть. А сердце привыкать не желало! Оно желало получить всё и сразу — и любимого человека, и возможность жить так и там, где пожелает!

Темнело так стремительно, что, вынырнув из собственных мыслей, я с удивлением поняла, что едва вижу выход из ущелья, еще недавно казавшийся достаточно близким. По ощущениям, времени до ночи еще должно быть много!

Сбоку из-за огромного камня внезапно взлетела огромная черная птица, издав оглушительный резкий крик.

Лошади, запряженные в нашу телегу, шарахнулись в сторону. Угол телеги врезался в мой бок, сбивая с ног.

Падая, я ударилась головой и потеряла сознание.

Пришла в себя от собственного крика!

И только потом ощутила боль!

Нет, описать ее, как раздирающую тело надвое, было нельзя. Она сосредотачивалась в животе, да, но казалось, что всё остальное тело я как бы и не ощущаю больше, оно словно онемело, не желало слушаться и подчиняться мне.

Сравнить эту боль мне было не с чем. Ничего более сильного я не испытывала в жизни ни в то время, когда сломала руку, ни во время посещения стоматолога. Шокированный невиданным приступом боли мозг мог думать только одну-единственную мысль: "Господи! Господи! Когда ЭТО закончится?"

Спустя несколько минут ЭТО, действительно, стало ослабевать, и тогда я смогла оглядеться. Я лежала в маленькой палатке, стены которой ходили ходуном от ветра. Рядом, согнувшись пополам суетилась Пиппа — на маленьком костерке, огражденном по кругу камнями, в жестянке с широким горлом она топила снег, приговаривая что-то успокаивающее испуганным голосом.

— Пиппа! — позвала ее, пытаясь приподняться.

Я лежала на каких-то тряпках, постеленных на солому, явно снятую с повозки, потому что взять ее здесь, в ущелье было больше просто неоткуда.

Несмотря на то, что я была в одной нательной рубахе, холодно мне почему-то не было, во всяком случае, кроме стоп не мерзло больше ничего.

— Госпожа, укройтесь одеялом, — приказала Пиппа. — Не хватало только еще и простудить вас!

В моем теле ощущалось не только некоторое облегчение — боль отступила, оставив после себя легкие, вполне терпимые, отголоски — но и предчувствие, понимание того, что рано или поздно, а скорее всего, очень, очень рано, вернется обратно и, возможно, значительно усилившись!

Я попыталась нашарить одеяло, собираясь слушаться Пиппу во всем. Потому что мне было очень страшно! Потому что я, конечно, понимала, что со мной происходит! Видимо, удар и падение спровоцировали и так скоро предстоящие роды! А Пиппе я доверяла, и знала, что она сделает всё, что сможет, чтобы мне помочь.

Боже мой! Боже! Я боялась беременеть и рожать в нормальном развитом мире с высокотехнологичными клиниками, с аппаратурой и любыми лекарствами, с прекрасными докторами! Я всячески избегала серьезных отношений с мужчинами только затем, чтобы вдруг не забеременеть! И что случилось с моей жизнью?

Меня! Меня перенесли в другой мир! В тело беременной женщины! Чтобы именно я в муках и страданиях родила чужое дитя! Да еще где? В мире, где боль снимают камни, а единственным инструментом доморощенных "докторов" может стать только нож!

В это мгновение в сумраке палатки что-то блеснуло, и я увидела, что Пиппа, сняв с костра жестянку с водой, вытащила большой нож и поднесла его лезвие к огню.

— Пиппа, я принесла тряпки, — раздалось за стенкой.

Чуть отодвинув полог, Пиппа просто протянула руку и ей снаружи на нее повесили тюк,завернутый в чей-то плащ.

— Скажи Тее, пусть начинает читать свои заклинания! И Гринвилду. Пусть будет наготове. Если придется держать, я позову его...

Пиппа последнюю фразу прошептала, высунув голову наружу, но я каким-то наитием сумела ее уловить!

Всё так плохо? То есть меня придется держать, чтобы что? Чтобы разрезать живот?

Запаниковав, я попыталась встать.

Пиппа бросилась ко мне, и, обнимая за плечи, уложила обратно. Заговорила она спокойно и ласково:

— Госпожа, милая! Лежите! Всё будет хорошо. Пока всё идет правильно! И я уверена, так и будет! Ребеночек движется. А вы — сильная и крепкая! Вы выдержите. Просто ветер крепчает. Буря. Если она усилится, Гринвилд и парни будут держать палатку, пока мы с вами тут...

Она говорила что-то еще, но я больше ничего не слышала, потому что боль вернулась. И я была вынуждена прочувствовать её всю, до самого предела...

51 глава

Когда я пришла в себя в следующий раз, еще не открывая глаз, я почувствовала другие запахи, другие звуки, другое ощущение времени и собственного тела.

Зажмурившись, и закрыв ладонями уши, я зашептала, как заклинание, истеричным шепотом:

— Нет-нет-нет-нет-нет! Не хочу! Не могу! Верните меня обратно!!!!

Последним моим воспоминанием было, как в сдуваемой ветром палатке посередине ущелья, зеленая орчиха Пиппа положила мне на грудь младенца. Цепкие пальчики маленькой девочки, обхватившие мой палец. Её требовательные губки, ищущие касающиеся груди.

А еще... Еще это незабываемое ощущение — маленький живой человечек в твоих руках. Твой. Плод любви ли, или, может, греха. Долгожданный и единственный или один из многих... Неважно.

Твоя плоть и кровь. Выстраданная. Вымоленная часами боли и страха.

Открыв глаза, я долго смотрела на свою руку.

Так, наверное, не должно было быть. Потому что рука-то была другая! Рука-то принадлежала уже не телу Эсми! Но была она в крови. Так же, как и там в палатке. Я смотрела и чувствовала... Я испытывала это ощущение — маленького живого теплого детского тельца...