— Почему вы молчите? — не выдержала я. — Может, хватит уже? Герцог Валентайн прямо обратился к вам, Макария, он хочет слышать, устраивает ли вас то, что происходит. Воспользуйтесь этой возможностью, выскажитесь, наконец!
Она молчала так оглушительно, что у меня кровь зашумела в ушах.
— В конце-то концов, вы что, под проклятьем? Где ваше «нет»? Или вы хотите, чтобы я за вас говорила? Не получится так. Герцог уже слышал меня, он хочет, чтобы вы сами ему отказали. Ну же, вперёд!
Она взглянула на меня исподлобья. В глазах — боль, почти ненависть.
— Говорите, — потребовала я вновь, — или я больше никогда не скажу вам ни слова, не буду слушать, что вы говорите. Мне всё это надоело до ужаса. Вы не немая. И гордость у вас есть. А при герцоге вы становитесь дохлой рыбой. Очнитесь уже, наконец!
57
Валентайн взял меня за руку, поцеловал, как прошлый раз. Кожу согрело его дыхание, лёгкое касание губ. След на руке остался, даже когда он меня отпустил.
— Ваша страстность впечатляет, миледи.
— Перестаньте издеваться. — Я отступила на шаг. — Понимаю, вас это всё развлекает. Но я не игрушка в ваших руках, и эта девушка тоже человек, и хотя бы потому заслуживает уважения.
Я подошла к Инес и забрала у неё кошку. Местная служанка подала мне шубу, пришлось повозиться с застёжками.
Проходя мимо Макарии, я сказала:
— Вы даже не представляете, как глупо выглядит ваше молчание и овечья покорность. Или вы поговорите с герцогом, или никогда не заслужите его уважения. Имейте гордость, в конце-то концов.
Кипя от гнева, я вышла на крыльцо и уставилась прямо перед собой. Как раз закончили запрягать лошадей, к отъезду всё было готово. Вот только стоит ли ехать? Может, остаться? Рискнуть?
Горло сжалось изнутри и снаружи. На шею кто-то словно удавку набросил.
Мне стало обидно до слёз. Всего одна ошибка, тщеславное желание покрасоваться на балу, и вот, до каких глубин унижения оно меня довело.
И зачем я только так сильно разнервничалась?
Герцог вышел на крыльцо, встал рядом со мной.
— Ну как, Лина, вы успокоились? Любуетесь видами?
Он посмотрел мне в глаза.
— Понятно. У вас лицо покраснело, и эти слёзы. Вы в состоянии говорить?
Я покачала головой, и он взял меня за руку.
— Идёмте за мной.
Мы дошли до кареты, и он помог мне подняться по ступенькам. Зашёл внутрь сам и попросил следовавших за нами девушек обождать снаружи.
Когда едва удаётся дышать, не до чужих чувств и переживаний. Мне стало всё безразлично. И что герцог подумает обо мне, и какую боль это причинит глупой девчонке, неспособной даже на то, чтобы сказать «нет».
Я устала бороться и физически тоже устала. Кое-как опустилась на сидение. Дышала медленно, пытаясь с толком использовать те крохи воздуха, которые получала через всё сильней затягивающуюся удавку проклятья.
Валентайн сел рядом со мной и начал расстёгивать на мне одежду. Я не сопротивлялась, но и не помогала.
— Потерпите немного. — Он стёр слезу с моей щеки. — Скоро сможете снова кричать на меня.
Здесь было так же холодно, как на улице. Я дрожала. Света из окон не хватало, внутри кареты стоял интимный полумрак. Как и прошлый раз герцог принялся меня целовать. Он действовал медленно, будто наслаждаясь тем, что делает. Прижимал меня к себе, и то, что творил с моей шеей иначе, чем затянувшейся чувственной лаской, нельзя было назвать. Поцелуи перетекали один в другой, боли не ощущалось. Только забота и нежность.
В голове билось одно: он не должен быть таким со мной, мне нельзя этого дозволять.
Когда он отстранился, когда вытер испачканный чёрным рот, разумные соображения оставили меня. Я полностью лишилась способности к сопротивлению. Валентайн наклонился надо мной и принялся целовать уже в губы. Также медленно и чувственно, как целовал в шею недавно.
Я словно оказалась в раю с идеальным любовником, вот только он демон, а эта карета, да и вся эта ситуация — вовсе не рай.
— Вы ужасный человек, — сказала я, когда он меня отпустил.
— Приму за комплимент.
— Я ненавижу вас.
Он усмехнулся. В полумраке ярко блеснули его чёрные глаза.
— А вот с этим поспорю. Но не здесь, позже, когда мы окажемся в более благоприятных для такой беседы условиях.
Он поправил на мне одежду и пригласил девушек садиться в карету. Люська, всё это время прятавшаяся где-то в углу, прыгнула ко мне на колени. Рука привычным жестом легла на её пушистую спинку.
— Мы с Макарией поговорили, кстати, — сообщил Валентайн.
По издевательским ноткам в голосе стало понятно, что ничего приятного он не скажет.
— Моя невеста любезно сообщила мне, что совершенно не против вашего присутствия в нашем доме, Лина.
Я взглянула на Макарию. Та, как обычно при герцоге, сидела, уставившись на свои руки, сложенные на коленях.
— Мои соболезнования, — ответила я.
— Чему вы соболезнуете?
— Безвременно почившим любви и доверию в вашем браке.
Он хмыкнул, будто мой ответ его повеселил.
Боже, когда же я научусь молчать! Но не смогла выдержать, сказала прямо:
— Вы совершаете ошибку. Как и я, соглашаясь ехать с вами дальше. Но моя ошибка вынужденная, и когда-нибудь я её исправлю. Вы же связываете себя узами брака до конца ваших дней. Больно видеть столь грандиозную глупость, но вы продолжайте и дальше, раз таков ваш осознанный выбор.
Никто мне ничего не ответил, и я тут же пожалела, что вновь подняла эту тему. Обещала же, что буду молчать!
58
Карета тронулась с места.
— Держитесь за поручни, поначалу может трясти, — посоветовал герцог.
Первые минуты мы катились по утоптанному снегу. Скорость росла, будто лошадей пустили галопом. Затем нас тряхнуло раз, другой, и это случилось — мы оторвались от земли. Прижавшись лицом к окну, я следила за удаляющимися от нас деревьями.
Лошади не самолёт, мы не поднялись слишком высоко, так что леса, поля и маленькие деревеньки было легко разглядеть. Лунная ночь и лежащий повсюду снег сделали зрелище проносящейся под нами земли фантастическим. Не думала, кстати, что мы будем лететь с такой скоростью. Она казалась пугающей, а вот высота полёта — опасно малой.
— Отдохните, Лина, — посоветовал Валентайн, когда я отвернулась от окна.
Всё это время он, оказывается, разглядывал меня.
— Спасибо, но я не устала.
— Вы плохо спали прошлой ночью. Да и день выдался тяжёлым. Вам следует поспать.
Всё это ему следовало говорить своей невесте, не мне. Но в этот раз я промолчала. Обещала ему, что больше не стану говорить о его браке с Макарией. И пусть несколько раз нарушила обещание, наконец-то смогла удержаться.
— А вы как же? — спросила я. Помнится, прошлой ночью и он долго ворочался не в силах заснуть.
— Неразумно спать рядом с кошмарами. Но ваш сон я постерегу.
Он щёлкнул пальцами, и число мотыльков под потолком кареты заметно уменьшилось. С их исчезновением стало намного темней.
Макария и Инес притворялись дремлющими, герцог выглядел бодрым и смотрел прямо на меня.
— Если не хотите спать, Лина, можете мне что-нибудь рассказать. Нескучное по возможности.
«Ну конечно, бегу и падаю поиграть с тобой в скучающего шаха и прекрасную Шахерезаду».
Валентайн прав, минувший день выдался крайне тяжёлым. Я и правда устала, пусть и больше морально. Не грузила навоз, не управляла асфальтоукладчиком и даже не общалась с налоговой, но, честно, предпочла бы эти занятия наблюдению за тем, как двое людей губят друг друга и свои шансы на счастливую жизнь.
Предложение побыть Шахерезадой я отвергла. Несостоявшийся шах сам подсказал мне достойный выход из ситуации.
— Спасибо за доверие, герцог, но я плохая рассказчица. Попытаюсь заснуть с вашего позволения.
— Мудрое решение, — ответил он мягким тоном. Его чёрные глаза поблескивали в полумраке кареты. — Поспите, Лина, завтра вас ждёт ещё один утомительный день. Спите спокойно, а я посторожу от кошмаров ваш сон.
