Сварог (СИ) - Нарциссова Сана

— Так заметно? — усмехнулся Радегаст, — Не на тебя злюсь, не переживай.

— Не переживаю я! — вдруг запереживала она за то, что он считает, что она за него переживает. А затем объяснилась, — Меня раздражает что ты какой-то... Не такой... И пугает. Ты с братом поругался что ли?

Радегаст шел на своей гнедой чуть впереди Марены, потому не видел её лица. Ему стало интересно, как она сейчас выглядит, когда не переживает за его плохое настроение, а потому обернулся. Мара тут же сделала невозмутимый вид. Он улыбнулся.

— Угадала.

— Правда? — спросила она, затем чуть поддала вперед, чтобы внимательнее взглянуть на него, — Из-за меня?

— Нет. Из-за того, что Ладон посчитал, что имеет право распоряжаться моим временем.

Мара задумалась. Наверное, ссора была действительно серьезная, раз уж не может прийти в себя уже второй день. Интересно, что он ему такого наговорил? Можно Радегаст всегда будет таким, как сейчас? Ей богу, он даже красивее стал казаться... Холера.

— Ему, наверное, нужна была помощь, — попыталась она оправдать Ладона.

— Справится. — Марена спорить не стала. Не гоже даме влезать в мужские разборки, у неё и своих забот хватает.

Вечером они сидели у подножья горы, не зная спать им или ещё немного посидеть. Они поели по дороге и есть сейчас им не хотелось. Мара пристально смотрела в огонь, не замечая играющие тени, которые он рисует своим светом. Смотрела в огонь, в пустоту и в себя. Она поняла, что Радегаст не дурак, хоть и ведет себя как он, рисуя обманчивую глупую картину вечно о чем-то ворчащего и ноющего парня. Странные повадки, объяснения которым, она искать не захотела. Её радовала и пугала мысль, что он на самом деле неплохой и ладный парень. За столько дней путешествия вместе, они успели даже подружиться. Он был совсем другой или стал им, пока она была рядом, так долго по собственной воле. Радегаст будто бы наконец-то успокоился, понимая, что Мара от него теперь никуда не денется. Обязательно когда-нибудь полюбит его в ответ.

Подул сильный ветер, взбудоражив костер, и, защекотав путников своим холодом. Темные волосы Марены ведомые ветром, закрыли ей половину лица, но она не хотела их поправлять и отвлекаться от спокойных потоков своих мыслей. Мара чувствовала взгляд Радегаста на себе. А он и не понимал, что она разглядывает его в ответ. Только смотрит в душу. Мара прикладывала усилия, чтобы не покраснеть и не заулыбаться от того восхищения, которое он сейчас испытал, увидев, как ветер уложил её волосы. Неужели, она, действительно, настолько красива?

— Тебе не холодно? — спросил Радегаст под звуки трескающего костра. Марена совсем слегка качнула головой, а затем, словно во сне, не открывая глаз от огня, произнесла:

— Это не холод. Настоящий холод наступает тогда, когда ты перестаешь его чувствовать... Знаешь, как я любила охотиться в Саатоне, когда была совсем юной? — Мара наконец оторвала взгляд от костра и взглянула на Радегаста, — Загоняла дичь в угол, откуда она не могла выбраться, и ждала. Любопытно было, кто из нас жить хочет больше. Она погибала от мороза без возможности разогреться. Стоя. Камнем. А я жила. Меня называли жестокой и частенько за это лупили, — она улыбнулась своим воспоминаниям. Радегаст опустил подробности о её странных привычках и спросил то, что его уже давно интересовало:

— Почему у вас было так холодно?

— Звезда, которая нас грела, погасла. От неё осталось только черное пятно.

Он сосредоточенно попытался представить, как вместо солнца в Ирии остался черный круг. Стало жутковато и он предположил:

— У вас там, наверное, все время ночь.

Мара покачала головой.

— Наши предки освещают нам наши дни. После смерти души моих родичей превращаются в зеленое сияние и возводятся к небу. И светятся над нашими головами, напоминая, кто мы есть, и ради чего нам стоит жить. Так у нас было... А здесь старшие, напротив, все солнце закрывают. Пусть и ненарочно. Странные вы.

— Кто тебе солнце закрывает?

— Мне? Никто. Я сама кому хочешь, что хочешь закрою. Но что-то я не вижу у Перуна или Велеса последователей. И сомневаюсь, что они хотят их завести. Так и останутся едиными правителями неба и земли, а после себя никого и ничего не оставят.

— Как никого? А дети?

— У них пока детей нет, насколько я знаю.

— Будут.

Мара выдохнула, думая как бы рассказать про то, что она видела и чувствовала. Когда-то саатонцы думали, что их звезда над головой будет светится всю их жизнь, и Мара помнила тот невероятный страх и потрясение, когда перед глазами вдруг все стемнело. Им показалось, что они разом лишились зрения, но горящий огонь в очаге говорил об обратном. Марена отогнала из головы мрачные тени прошлого и собравшись с мыслями, попробовала объяснить:

— В Ирие путей и возможностей для развития гораздо больше, чем в Саатоне. Мы наследуем мастерство наших предков, потому что без него мы не проживем и пяти лет. А здесь, если родится такой же неусидчивый человек, как я, то он при первой же возможности отправит в баню Велеса и Перуна с их Великой природой. Я бы своих тоже отправила. Да нет у нас уже бань.

— Не отправят. С чего бы им о таком вообще задуматься? Это устав жизни, счастья, мира. Так живут все и никто об этом не думает. С чего бы детям, росшим в таком порядке задуматься о беспорядке?

— От любопытства и неуемного характера. От жадности и желания выделиться. Какая разница из-за чего? Это произойдет. Неизбежно.

— Почему?

— Потому что ничто не вечно. Так же как и звезда в Саатоне все когда-нибудь погаснет. А придет ему на смену что-нибудь или нет зависит от тех, кто живет сейчас под ним. На смену Велесу никто не придет, если он не приготовит кого-нибудь. Жизнь прервется... Наверное, поэтому Белобог согласился и привел сюда меня.

— Почему?

— Хотел показать вам, что можно жить по-другому... Или нет. Кто его знает... — Марена глянула на Радегаста и тихо замеялась, — Почемучка.

— Мне просто хочется узнать тебя поближе, — признался Радегаст, ничуть не смутившись. Марена все же поправила свои волосы, прислушавшись к его чувствам, — А как вы грелись ночью пока спали? Не замерзали?

Мара вскинула брови, вдруг вспомнив, как это происходило, лукаво подняла на него глаза, улыбнулась и ответила:

— Спали по двое. В обнимку. Голышом. — недоумение Радегаста заставило улыбнуться её шире. Зачем она так делает? — А тебе не холодно? — надоело видеть его мрачным и неразговорчивым.

— Мне нет, но, судя по тому, как ты сидишь - холодно тебе. — он не растерялся. Мара глянула на то, как она сейчас сидела, не понимая о чем он говорит. Прижатые к груди колени, она обняла руками, распущенные волосы покрывали её тело, словно одеяло, и от этого ей было немного теплее. Но это ведь она не из-за холода? Радегаст встал, без слов присел к ней ближе, обнял её за плечи и прижал к себе. Руки мужчины почувствовали под собой её продрогшее тело, — Так ты спала с мужчинами? — спросил он и чуть наклонил голову, чтобы взглянуть ей в глаза. Мара смутилась, но отталкивать не стала. От тепла его тела стало уютно, хорошо. Его вопрос заставил щеки заалеть, она опустила глаза, чтобы он не прочитал в них смущение. Не ответила. Радегаст настаивать не стал.

Они заснули вместе. В обнимку. Не голышом. Мара сказала спать вдвоем опасно - рядом водились горные волки. Радегаст убедил её, что они не решатся к ним подойти, и, что повода для жертв хорошим сном нет. Завтра им подниматься на гору, и для этого нужно много сил. Марена удивилась тому, что ей не захотелось сильно возражать его предложению. Радегаст тоже, но виду не подал.

Утром Радегаст встал первым, собрал вещи, полностью потушил костер, который, к его удивлению, за ночь не погас. С улыбкой посмотрел на Марену, которая просыпаться думала не скоро, не захотел её будить и отлучился, чтобы добыть ей что-нибудь на завтрак. Когда он вернулся с ягодами и кедровыми орехами, Мара уже проснулась, присела и вычищала свои волосы от мелких сухих веток и травы, которые прицепились к ним, пока она спала. Нужно было собрать волосы в косу перед сном, как она обычно делает. Радегаст совсем сбил её с колеи.