Чехов. Последнее дело (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

Я снял крышку, не спеша, чтобы не разлить бульон, и аккуратно выложил рыбу в миску питомца. Аромат тут же распространился по кухне — мягкий, свежий, с едва различимой солоноватой ноткой. Пряник подошёл вплотную, но ждал, пока я отойду. Только когда я сделал шаг назад, он опустил морду и принялся есть. Спокойно, размеренно, с достоинством. Как и всё, что он делал.

Я прислонился к столешнице и посмотрел на него.

Кот ел с удовольствием, не торопясь. Как будто знал: в этом доме ему всегда найдётся место, и никто никуда не торопит.

После этого я вынул и ящика заварочный чайник, недоумевая, почему Яблокова не выходит из своей комнаты, как обычно поутру. Но понимал, что ничего дурного не случилось, потому как призраки меня уже оповестили бы о произошедшем.

Внезапно из стены появился Ярослав. Он кивнул в знак приветствия и подошёл ближе.

— Уже на рассвете Волков возвращался, — сказал призрак тихо, почти как бы между делом. — Подошел прямо к крыльцу. Растрепанный, протрезвевший. Стоял у двери, с охапкой красных роз.

Я посмотрел на него внимательнее. Ярослав продолжил без спешки.

— Ума не приложу, как он сумел открыть ворота. Но в дом проникнуть не пытался. Оставил цветы у порога. Потом постоял ещё немного, как будто чего-то ждал. После развернулся и ушёл. Пару раз только оглянулся.

Я молча кивнул.

— А спустя полчаса к двери спустилась Яблокова, — продолжил он. — В халате, босиком, с распущенными волосами. Вышла на крыльцо, заметила цветы. Постояла немного, потом взяла их.

Он посмотрел в сторону, будто снова видел это перед глазами.

— Унесла их к себе. Дверь не закрыла плотно. Я заглянул и увидел, как она сидела на краю кровати, с цветами рядом. В руках — старый альбом. Фотографии перебирала. Тихо всё было. Она даже свет не включала.

Ярослав замолчал на секунду.

— Я просто подумал… может, ей сейчас важно, что кто-то был рядом. Не обязательно говорить. Просто быть. Но я не решился зайти. Мне за нее тревожно.

— Спасибо, что за всем проследил, — сказал я спокойно, чуть кивнув в сторону Ярослава, и призвал тотем, чтобы покормить призрака.

Бывший культист рассеянно погладил пенек по боку и без жадности взялся за ниточку силы.

— Мы тоже без дела не сидели, — донеслось из-за спины, и голос Козырева прозвучал так, будто он стоял там уже давно, просто не счёл нужным напоминать о себе раньше.

Он вышел вперёд, как всегда, уверенно, и рядом с ним проявился Борис Николаевич, чуть опустив взгляд и сдержанно улыбаясь, будто извиняясь за что-то, о чём никто не спрашивал.

— Приятного аппетита, — усмехнулся я, позволяя духам напитаться тьмой, а сам тем временем прошёл к плите и поставил на огонь чайник.

Я остановился у стола, опёрся ладонями о край, глядя перед собой, хотя в этот момент видел не комнату, а обрывки сна, которые всё ещё оставались где-то на границе сознания.

Зачем Мара появилась в моем сне? Хотела о чём-то предупредить, или просто решила напомнить о себе, как она это иногда делает. Тихо, без лишних слов, но так, чтобы забыть не получилось. Я задумался об этом, пока слушал, как на плите медленно закипает вода, и только спустя мгновение нахмурился, когда в голове вдруг чётко встала мысль, от которой внутри будто щёлкнуло.

Именно она приходила в тот первый сон, когда я был без сознания. Та женщина с мягким голосом, с глазами матери. Это Мара просила меня не убивать Маргариту. Она не требовала и не настаивала, а именно просила, глядя теми самыми глазами, которые я так долго избегал вспоминать.

Я забарабанил пальцами по столешнице, просто чтобы дать мыслям разойтись кругами. Получается, Мара просила не мстить, не ломать то, что ещё не произошло. И беспокоилась она не о моем благе. А значит…

Сама Маргарита ей вряд ли интересна. Слишком земная, слишком простая. Тогда зачем?

Я медленно выпрямился, глядя в одну точку.

Значит, Мара обращала внимание не на неё, а на того, кто внутри неё. На ребёнка, который ещё не родился.

И если её внимание направлено туда, то вопрос уже не во мне или мачехе, а в чём-то гораздо большем. Зачем подземной богине нужен этот ребёнок? Что она в нём увидела?

Размышления прервал телефон, который зазвонил в кармане пиджака. Я вынырнул из мыслей, нащупал аппарат, вытащил его и взглянул на экран — номер Беловой. Нажал на приём вызова, поднеся телефон к уху.

— У аппарата, — сказал я спокойно.

— Доброе утро, Мастер Чехов, — услышал я знакомый голос, ровный, чуть усталый, как бывает у людей, которые уже с раннего утра кому-то что-то доказывают. — Я отправила к тебе курьера с документами. Пришлось повозиться, чтобы собрать всё по несчастным случаям этого вашего…

Она не договорила, но и не нужно было. Я знал, о чём речь, и кого именно она имела в виду.

— Спасибо, — отозвался я и добавил. — Можешь сделать ещё кое-что?

— Слушаю, — ответила она сразу, без колебаний.

— Пару лет назад покончил с собой Александр Ладыженский, — начал я, не повышая голоса. — Бывший приказчик «Содружества». Тогда жандармы быстро закрыли дело, списав всё на самоубийство.

— Но это было не оно? — цепко уточнила Белова.

— Судя по всему, как раз оно, — подтвердил я. — Но теперь мне особенно интересно, что именно подтолкнуло его к этому шагу. В какой момент он понял, что выхода больше нет.

— Попробую узнать, — коротко отозвалась Алиса. — Но ничего обещать не могу.

— Хорошо, — сказал я и убрал телефон от уха, как раз в тот момент, когда вызов завершился.

Экран погас. В комнате снова стало тихо.

Чайник зашипел, переходя в негромкое бульканье, и я выключил плиту, убрав телефон обратно в карман. Оперся руками на столешницу, давая себе немного времени, чтобы переварить услышанное. Если жандармы действительно вели Ладыженского по какому-то делу, это многое объясняло. Возможно, он знал больше, чем должен был. Возможно, почувствовал, что за ним идут.

Информацию стоило бы поискать в Сети. Репортёры обычно первыми узнают, когда начинаются проверки, особенно если речь идёт о таких структурах, как «Содружество». Журналисты редко дремлют когда пахнет скандалом.

Я подумал ещё немного и решил, что этим займусь позже, после чая. Открыл верхний шкафчик, нашёл бумажный пакет со сбором. Смесь трав была привычной — лёгкий мятный аромат, немного чабреца, пара сушёных лепестков зверобоя. Насыпал несколько щепотей в фарфоровый заварник, залил кипятком, закрыл крышку и оставил настояться.

Утро тихо пробиралось в кухню через окно. Свет был рассеянный, будто осторожный. Он мягко ложился на поверхность стола, скользил по стенам, делал всё чуть светлее, но не спешил.

На подоконнике Пряник развалился, вытянув передние лапы и прищурившись. Он смотрел в окно, как будто ждал кого-то или просто наслаждался утренней тишиной. Хвост его подрагивал в ритме дыхания, и казалось, что именно он задаёт темп этому спокойному началу дня.

На первом этаже хлопнула входная дверь. Я услышал звук, но не обратил на него особого внимания. Если бы пришёл кто-то посторонний, призраки дали бы знать. Или, скорее всего, вовсе не стали бы открывать. Значит, не курьер, не чиновник и не случайный прохожий.

Снизу донёсся глухой стук тяжелых шагов

Я напрягся. По походке было понятно — не Арина Родионовна, у неё походка почти неслышная, да и двигалась она легче. Возможно, Фома решил заглянуть с утра пораньше, но в этом что-то не совпадало. Не тот ритм, не тот вес.

Шаги дошли до лестницы, затем послышался скрип ступеней. Человек поднялся на второй этаж и вошёл в гостиную. Я выглянул из кухни, всё ещё держа в руках полотенце.

В комнате стоял Александр Морозов.

Вид у него был слегка растрёпанный, будто вышел из дома поспешно, не взглянув в зеркало. Волосы чуть взъерошены, взгляд сосредоточенный, но уставший. Он оглядел комнату, задержался на мне и нервно кивнул, будто сам не до конца понял, как оказался в этом доме так рано.

— Доброе утро, Павел Филиппович, — кивнул Морозов, когда наши взгляды пересеклись. Голос у него был обычный, ровный, но в глазах чувствовалась некоторая напряжённость, будто с утра он уже успел побывать на переговорах и они оказались тяжелыми.