Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Прискорбная потеря для науки, но столь испорченную душу может ожидать лишь единственный конец.

Мы погрузились в молчание, нарушаемое только мяуканьем котят, пока я не попробовал сменить тактику.

— Я хотел бы узнать о самочувствии леди Дюсинды.

— Она счастлива и здорова, как и полагается девочке её возраста, — сказала Леанора. — И огромное утешение для моего сердца в эти трудные дни. Я всегда хотела дочку. Они с Артином много играют вместе, как им и полагается. Связь, заложенная в детстве, сослужит им добрую службу, когда правление всем Альбермайном ляжет на их плечи.

— Ваше величество, мне очень хотелось бы повидаться с леди Дюсиндой. Если вы соизволите разрешить мне.

— Зачем? Думаете, я лгу? Что на самом деле её светлость проводит дни в холодной темнице и питается объедками?

— Конечно нет. — Я не стал углубляться, но Леанора сегодня была проницательной.

— Так значит, лорд Писарь, вы чувствуете обязательства спасителя. — Она тихонько хихикнула и покачала головой. — Вы просто клубок противоречий. Разбойник-головорез с репутацией дикаря, который пером владеет не хуже, чем клинком. Человек, с масштабом познаний которого может сравниться только его способность к обману. Он совершал самые гнусные поступки на службе женщины, которая безумнее бешеной суки, и всё же беспокоится за маленькую девочку, которую когда-то спас.

Её весёлость быстро испарилась, и она повернулась взять один из свитков, сваленных на столе.

— Вот, — сказала она, протягивая его мне. — Буду признательна за вашу несравненную проницательность в отношении этого послания.

Свиток был письмом, написанным такой неуклюжей рукой, что я ничуть не удивился, прочитав подпись: «Ваш смиренный и самый преданный слуга, лорд Арчел Шельван, губернатор Альтьены». В письме было скверно сформулированное, но, должен признать, весьма точное описание моей беседы с Арчелом. Память подвела его в количестве солдат Ковенанта, обещанных его гарнизону — тысяча вместо пятисот, — возможно, это была грубая попытка приукрасить свою болтовню.

— Я встречался с лордом Шельваном, — сказал я. — Эта встреча не является тайной. Леди Эвадина стремится предложить своё благословение всем, кто его примет.

Леанора и глазом не моргнула.

— В обмен на обещание солдат, по всей видимости.

— Лорд Шельван подробно описал свои текущие трудности. А в этом и заключается роль Ковенанта Возрождённого — помогать верующим в час нужды.

— Как я понимаю, вы также нанесли визит герцогу Лоренту в Кордвайне. От него писем ещё нет, но вскоре ожидаю. Не желаете поделиться, что он вам сказал?

— У нас состоялась оживлённая дискуссия относительно наших различных взглядов на правильную форму веры Ковенанта, ваше величество.

— То есть, он указал вам на дверь. Похоже, Писарь, в списках вашей леди немного пусто, когда дело касается союзников.

— Единственные союзники, которые нужны Леди, это Серафили. Однако, — продолжал я, не давая ей ответить, и снова поклонился, — вы должны знать, что превыше всего она дорожит уважением и расположением вашего дома. В этой связи, я приехал с приглашением. Ваше величество, призываю вас совершить великое шествие в Атильтор. Все возрадуются и восторжествуют, когда принцесса-регент и король взойдут по ступеням священнейшего храма всего царства Ковенанта, дабы получить благословение Помазанной Леди.

Несмотря на всё своё коварство, Леанора никогда не обладала особыми талантами по маскировке своих эмоций. Сейчас же её лицо приняло самое бесстрастное выражение, из всех, что я мог вспомнить. Оно заставило меня отчётливо занервничать, поскольку я уже видел такое раньше: лицо очень опасного человека, который решает, собирается ли он вас убить. Пока принцесса-регент смотрела на меня, я сдерживал позыв бросить взгляд на Элберта, хотя мои уши чутко улавливали малейшие звуки, которые только могли указывать на скрежет стали по ножнам.

— Скажите, лорд Элвин, — сказала наконец Леанора, — вы такой же безумный, как она, или же всё это — какой-то ваш грандиозный план, который мне только предстоит разгадать?

Хоть я и нервничал по-прежнему, но не мог не ощетиниться:

— Моя госпожа не безумна.

Тогда Леанора подвинулась и прищурилась, как лиса, уловившая запах кролика. Ещё секунду она пристально смотрела на меня, а потом тихо прошипела:

— Так вот в чём дело, — сказала она. — Какой бы ни была ваша любовь к ней, это бессмысленно. Думаете, раз она марается вашим керлским хуем, это хоть что-то значит? Вы просто жалкий глупец. Такая женщина, как она, не нуждается в любви. Я знала Эвадину Курлайн с детства, и никогда не встречала души более опасной, более склонной к манипуляциям. Это настолько глубоко в её сути, что она даже не осознаёт, когда так поступает.

Я позволил ярости бурлить, и ничего не говорил, пока она дымилась, а затем закипала, и противился желанию высказать всевозможные едкие замечания о собственном характере принцессы. Оглядываясь назад, я понимаю: тот факт, что такой прекрасно осознающий свои недостатки человек, как Леанора, считала себя вправе осуждать другого, должен был кое-что сказать мне. Имелись вопросы, которые я должен был задать. Вопросы о её детских встречах с Эвадиной, о её знаниях о семье Курлайн. И всё же, я их не задал. Я просто стоял и страдал от ярости, которую может вызвать только самая слепая форма преданности.

В конце концов, после долгого скрежетания зубами, мне удалось выдавить ответ:

— Перед вами шанс на мир, ваше величество. Вы и правда считаете, что это королевство может выдержать ещё одну войну и не расколоться от края до края?

Насколько я могу судить по самым тщательным исследованиям, существует только одна картина, изображающая эту встречу. Это явно работа опытной руки, но, видимо, как всегда, питающей симпатии к Алгатинетам. На картине запечатлено помещение во всей его мрачности, с такой поразительной точностью, какой не достаёт её главным героям. На этом полотне я — всего лишь прищурившийся коварный человек, явно двуличный, который с вожделением смотрит на уравновешенную и решительную принцессу-регентшу, а её черты лица выражают внутреннее смятение. Фактически, в тот самый критический момент на её лице было выражение мрачной, но неохотной необходимости. В кои-то веки мой дар читать по лицам подвёл меня, поскольку в глазах Леаноры я увидел сожаление, хотя должен был увидеть решимость.

— Ваше послание получено, лорд Писарь, — сказала она, и наклонилась взять котёнка, который принялся грызть её тапочки. — И мы его обдумаем. Мне много о чём надо поразмыслить и посовещаться с советниками. Если вы будете столь любезны дождаться моего ответа, то я дам его в течение недели. Мы с радостью предоставим жильё для вас и ваших спутников, если вы того пожелаете.

— Это весьма щедро, ваше величество. — Я поклонился, всё ещё злясь, но старался не допускать в своём тоне ничего, кроме вежливой благодарности. — Но этим я займусь сам.

— Лучше держитесь подальше от собора. — Леанора не отводила взгляда от котёнка на коленях и улыбалась, почёсывая его между ушек. — И хотя я, конечно, публично заявлю, что вы пользуетесь нашей защитой, но не могу предоставить охрану или гарантировать вашу безопасность в этом городе.

От этого с моих губ сорвался удивлённый смех, и я почувствовал, как гнев рассеялся.

— Ваше величество, моя безопасность никогда и нигде не была гарантирована. С чего бы в Куравеле что-то было иначе?

Квинтрелл отвёл нас в знакомую ему гостиницу, которая, как он обещал, могла обеспечить как защиту, так и скрытность. По тёплому приёму, который менестрель получил от хозяйки с пышными формами, он был не чужд этому небольшому, но уютному месту для отдыха. Гостиница располагалась на излучине реки, с видом на мост, который соединял этот преимущественно жилой квартал с мастерскими, доминировавшими в юго-восточной части города. Здание было трёхэтажным, и потому поднималось значительно выше окружающего лабиринта крыш и дымоходов. Мы, по предложению Квинтрелла, заняли две комнаты на верхнем этаже. У меня были опасения по поводу такого высокого места, так как это, вероятно, осложнило бы ситуацию, если бы понадобилось быстро убегать. Впрочем, менестрель возразил, что преимущества хорошей точки обзора перевешивают риски. И к тому же оказалось, что как раз на такой случай он сделал приготовления.