Глава 12
Мне приснился какой-то странный сон, очень невнятный и тревожный. Вроде бы я бежала куда-то босиком по лестнице, ступни леденели, и ночная сорочка не защищала от осеннего холода.
Кажется, я была в академии. Вот знакомая статуя Просперо Андроникуса, вот широкая лестница… куда же я так спешу, словно от меня зависит что-то очень важное, и я ни в коем случае не должна опоздать.
Нет, это все-таки не академия. Я не знала этих коридоров и лестниц, никогда не бывала в этом темном здании с неровными старинными стенами. И запаха этого не чувствовала – он, дикий и резкий, разрывал ноздри, не давая дышать.
Так пах хищник. Огромный древний хищник, для которого люди были добычей. Пищей, лакомой пищей.
Усилием воли я вырвалась из сна – стряхнула с себя призрачное видение пугающего незнакомого места, поняла, что стою босиком на полу.
Я стала ходить во сне? Такое иногда случается, когда магический фон, окружающий человека, слишком силен. Люди выходят из спален и бредут куда-то, ведомые луной и чарами. Надо будет сказать Кассиану, чтобы приготовил для меня зелье. Не хочу я просыпаться вот так, неизвестно где.
Посмотрев по сторонам, я поняла, что нахожусь в какой-то аудитории, из которой вынесли почти всю мебель. Осталось несколько рабочих столов, доска, исписанная мелом в несколько слоев, да большая установка на преподавательском столе – щетинились коготками бесчисленные металлические лапки, в колбах переливалась красноватая жидкость, в которой вспыхивали изумрудные искры…
Стоп. Если это какой-то заброшенный класс, то почему установка работает?
По стене скользнула тень – громадная, горбатая, жуткая. Один ее вид вызвал во мне тот трепет, который заставляет кролика в ужасе замереть перед змеей или волком. Тень проплыла мимо, содрогнулась, рассыпаясь на лохмотья, и я увидела…
– Господи, – выдохнула я, прижав руку к груди. – Как же ты меня напугал!
– Прости, – хрипло произнес Пинкипейн. – Но чем скорее я задавлю эту гадость в себе, тем лучше.
Он прошел к преподавательскому столу, и я заметила на нем узкий ящик с инструментами. Пинкипейн щелкнул замком, открыл крышку – я никогда не видела такого количества скальпелей.
– И что ты собираешься делать? – спросила я и не узнала своего голоса, испуганного и осипшего. Пинкипейн ободряюще улыбнулся, и троллийская зелень его глаз вспыхнула особенно ярко.
– Я знал, что у меня лихорадка гван, – сказал он. – Подцепил ее на юге… впрочем, неважно. Она спала, все было в порядке, – Пинкипейн вдруг улыбнулся совершенно безумной улыбкой, настолько чужой на его привлекательном лице, что я едва не рухнула в обморок от ужаса. – Кто бы мог подумать, что маленький забор крови после переливания ее оживит.
– Не понимаю, о чем ты, – прошептала я. – Какое переливание?
Пинкипейн кивнул в сторону своей установки, и красноватая жидкость в колбах забурлила с утроенной силой.
– Крови лунной лисы, – дружелюбно объяснил он. – Если наполнить ею вены, она сможет изменить суть живого существа.
Я прижала пальцы к губам. Глаза жгло – казалось, я никогда не смогу их закрыть. Пинкипейн смотрел так, словно я была его лучшим другом и просто не могла оставить его в беде.
– Не понимаю, о чем ты, – повторила я. Пинкипейн вздохнул. Снисходительно посмотрел на меня.
– Во время одной из поездок я нашел даже не документ, обрывок документа. Рассказ о принцессе, которую поразило проклятие: девушка превратилась в немыслимое чудовище, король-отец погрузился в горе и траур, но тут пришел на помощь местный чародей. Он сказал, что если кровь лунной лисы наполнит жилы девушки, то она снова станет человеком.
Он осторожно пощелкал по одной из колб. Улыбнулся.
– И тогда я подумал: вот оно! Вот то, что сделает меня человеком. Изгонит навсегда мою троллийскую суть. Это был шанс, дорогая Флер, и я не собирался его упускать.
Я смотрела на Пинкипейна, и в голове крутилось только одно: он безумен, безумен. Это какой-то бред, он болен, он не может на самом деле думать вот так!
– И это ты обескровил Кайлу, – прошептала я.
Ну скажи, скажи, что это не так! Пусть все это окажется страшным сном – я проснусь в объятиях Кассиана и вздохну с облегчением. Но Пинкипейн мягко усмехнулся и кивнул.
– Да. Обескровил, просидел всю ночь с установкой, но крови одной лисы оказалось мало. С заклинанием Конверсо я тогда вас обманул, признаю. Его не существует.
– И ты убил Шеймуса, – пробормотала я. Пинкипейн кивнул с нескрываемой горечью.
– Верно. И вроде бы все получилось, но вмешался этот дурацкий забор крови, который оживил лихорадку! Я так и не смог ее изгнать, она сидит намного глубже, но с ней можно жить.
– С троллийской кровью тоже можно, – сказала я. – Ты ведь хороший человек. Тебя уважают.
Пинкипейн устало усмехнулся.
– И плюнут мне вслед, как только ветер переменится. И от уважения не останется и следа. Я слишком давно это понял, Флер. И устал так жить. Мне хочется наконец-то стать человеком, а не троллем. Просто обычным человеком. Осталось совсем немного. Кровь всего одной лунной лисички – и конец. Понимаешь, о чем я говорю?
***
Нет, я не понимала. Душа отказывалась это принимать.
– Ты не можешь быть убийцей, – сказала я, с отчаянной горечью понимая, насколько глупо и наивно сейчас звучат мои слова, но все-таки повторила: – Ты ведь хороший человек.
Ну конечно. Все убийцы такими и выглядят – хорошими людьми, которым можно доверять. И только потом, когда нож вонзается в спину, ты понимаешь, насколько ошибался.
– Да, – кивнул Пинкипейн. – Я и хочу быть хорошим человеком. Человеком, а не чудовищем. Не бойся, Флер, больно не будет. Я не хочу никого мучить.
Мысль о том, что я сейчас умру, заслонила даже жуткое открытие: я лунная лиса. Таинственное и редкое существо, за которым ведется охота. Я не человек, я диковинное порождение магического мира – и скоро все будет кончено.
– Как ты узнал? – спросила я. – У тебя есть такой же лорнет, как у Оливии?
Пинкипейн усмехнулся. Выразительно дотронулся кончиком пальца до правого века.
– У меня есть мои глаза. Тролли порождение предвечной тьмы, и даже если в тебе хоть капля их крови, ты сможешь видеть чужие тайны. Над головой лунной лисы я вижу маленькое серебристое облачко. У тебя оно есть. А лорнет Оливии… да, он напичкан артефактами, но я просто подбросил его вам, чтобы как можно дольше отвлекать от себя.
– И как же ты меня выманил из комнаты?
Усмешка Пинкипейна стала мягче.
– Есть несколько заклинаний для подчинения, – ответил он. – Кассиан спит… а когда проснется, его ждет горький сюрприз.
– Не надо, – прошептала я, понимая, что умолять бесполезно. Пинкипейн одержим. Он на все пойдет, чтобы добиться своей цели. Если моей крови окажется мало, он убьет другую лунную лису – но никто и никогда больше не назовет его троллем.
Он хотел жить нормально. Не ждать, когда очередной ректор выкинет его из академии. Не бояться.
– Прости, Флер, – произнес Пинкипейн с искренним сочувствием и печалью. – Но у меня нет другого выхода.
Не знаю, чего он ждал, но я не собиралась стоять возле этой жуткой установки, как жертвенная овца. Когда он молниеносным движением выхватил из крепления один из скальпелей, я рванула к выходу – дверь была приоткрыта, я бросилась туда, к черному провалу, и шею вдруг обожгло чем-то горячим, словно ее оплел один из хвостов невидимой плети.
Меня дернуло назад, и рот наполнился кровью. Нет, нет, нет, повторяла я, вцепившись в шею и пытаясь ослабить захват, но пальцы лишь скользили по коже. Боль нарастала, помрачая разум. Мелькнула картинка – вот Кассиан входит в кабинет и замирает на пороге, глядя на меня. Его глаза расширяются, лицо сминается гримасой боли и скорби…
Ноги подкосились. Колени уткнулись в пол, все поплыло перед глазами, а в ушах поднялся шум. Вот и все. Вот и…
