Истинная за Завесой (СИ) - Карамель Натали

Звон упавшей ложки Себастьяна о блюдце прозвучал как выстрел в внезапно наступившей тишине. Отец замер с ложкой супа на полпути ко рту, бульон капал обратно в тарелку. Мать уставилась на Катю с таким выражением лица, будто та внезапно заговорила на языке демонов. Даже служанка, подносившая блюдо, застыла как статуя, широко раскрыв глаза. Вид у них всех был настолько глупо-ошеломленным, что Катя едва сдержала смешок. Котик внутри тихо хихикнул.

Минута шока прошла. Ложки снова зашевелились, но атмосфера стала еще более натянутой. Себастьян, видимо, решил, что тишина – не его стихия, и избрал для развлечения проверенный метод: вывести сестру из себя. Он откинулся на спинку стула, пренебрежительно облизнув ложку.

«Ну что, «сестричка»», — начал он с фальшивой сладостью в голосе, «дом родной тебе нравится? Или уже соскучилась по своей каморке в Шпиле? Там тебе самое место. Среди мусора». Он сделал паузу, ожидая реакции. Катя методично ела суп. «Хотя... даже мусор иногда бывает симпатичным. Ты же даже внешне не вышла. Тощая, как жердь. Груди, вон, нет совсем». Он грубо засмеялся. «Неудивительно, что герцог Далин даже не попытался на тебя... польститься. Дура несчастная. Даже в постели бесполезна».

Каждый его ударный слог был как пощечина. Катя чувствовала, как жар стыда и ярости поднимается от живота к горлу. Кулон на ее шее внезапно стал горячим, почти обжигающим кожу. По телу пробежали мурашки, а в ушах зазвенело. Опасненько! Котик внутри заурчал громче, уже не успокаивающе, а тревожно. Его сила и защита кулона работали на пределе, но волна гнева Кати была слишком мощной. «Успокойся! Сейчас сорвешься!» – мчалась мысль котика, сливаясь с его настойчивым мурлыканьем.

«Успокоюсь», — мысленно пообещала Катя котенку, сжимая под столом кулаки так, что ногти впились в ладони. Она закрыла глаза, глубоко вдохнула запах дымного мяса и ладана (мать любила его жечь во время ужина) и мысленно посчитала: Раз... два... три... На счете десять она открыла глаза, стараясь дышать ровно.

И увидела застывшую картину. Все снова смотрели не на нее, а в свои тарелки. Но теперь с выражением не шока, а... недоумения? Катя бросила взгляд на суп Себастьяна. Там, где должен был быть ароматный бульон с овощами, лежала ровная, матовая корка льда, из которой торчала ложка брата, вмерзшая, как в айсберг.

«О-о-о!» — воскликнул Себастьян, неожиданно для всех, в том числе и для себя. Его лицо расплылось в самодовольной ухмылке. «Видали?! Это я! Третья стихия проснулась! Вода! Нет, Лед!» Он гордо выдернул ложку из ледяного плена, с грохотом поставив тарелку. «Не то что у этой бестолочи! Ха! Маг трех стихий! Вот это да!»

Отец откашлялся, и на его обычно каменном лице появилось нечто, отдаленно напоминающее гордость. Мать аж всплеснула руками (редчайшая для нее демонстрация эмоций).

«Себастьян! Дорогой мой!» — воскликнула она. «Это же чудесно! Три стихии! Настоящий гений рода Вейлстоун! Какая радость!»

Поздравления, восторженные возгласы, звон бокалов – все смешалось вокруг «новоявленного гения». О Кате моментально забыли. Она опустила глаза, чтобы скрыть блеск в них, и спокойно, с аппетитом, доедала свой теплый суп, наслаждаясь вкусом и... тишиной в свой адрес.

Весь оставшийся ужин Себастьян, окрыленный «успехом», пытался продемонстрировать свою новую «силу». Он строил рожи, сосредоточенно хмурил лоб, шептал что-то под нос, тыча пальцем то в Катину тарелку (где суп упорно оставался горячим), то в ее бокал с водой (вода лишь слегка колыхалась), то пытался дунуть холодом ей в лицо (получился лишь жалкий сквознячок). Катя делала вид, что не замечает его усилий, методично пережевывая куски нежного мяса. С каждым провалившимся фокусом лицо Себастьяна становилось все краснее, он начинал пыхтеть и ворчать себе под нос.

А внутри Кати... Котенок уже не просто смеялся. Он буквально катался от беззвучного хохота, сотрясая ее изнутри. «Ох, ай! Ха-ха-ха! Смотри на него! Надулся, как индюк! Ха-ха! Ой, икнул! Прости! Ха-ха-х-ик! Он думает, это он! Ха-ик! Ох, животик!» – его мысленный смех прерывался икотой. Катя едва сдерживала улыбку, притворяясь, что давится крошкой хлеба.

Пусть радуются своему «гению». Пусть Себастьян купается в ложной славе. Пусть ему потом будет стыдно до копчика, когда поедут в столицу устанавливать его "новую магию" и выяснится правда. А пока... пока Катя наслаждалась вкусным ужином и зрелищем фальшивого торжества. Она подняла бокал с водой, делая вид, что пьет за успех брата, и встретилась глазами с Луизой, стоявшей у буфета. В глазах служанки-ведьмочки светилось понимание и едва сдерживаемое веселье. Катя едва заметно подмигнула ей. Первая маленькая порция «яда» была подана. И принята.

Когда она наконец поднялась из-за стола, ее платье на спине, где дул сквозняк, было прохладным, но внутри горел приятный жар от сытости и... предвкушения. Себастьян все еще пыхтел, пытаясь заморозить салфетку. Отец с матерью обсуждали, к каким учителям его пристроить. Никто не обратил внимания на то, как легко и уверенно она вышла из столовой, как будто покидая не поле боя, а просто скучный прием. И уж точно никто не заметил, как легкий морозец побежал по ее пальцам, когда она взялась за холодную ручку двери, и тут же растаял.

«Пусть празднуют», – подумала Катя, поднимаясь по лестнице в свою комнату. Котик внутри, наконец успокоившись от смеха, мурлыкал теперь удовлетворенно и тепло. «Неплохо для начала, королева?» – донеслось до нее. Катя улыбнулась в темноту коридора. Да. Очень даже неплохо. Королева без короны только начала свою игру.

Глава 32. Снежинки, Шпионы и Пустой Кошелек

Утро в комнате Кати было наполнено не просто светом, а каким-то особым, хрустальным сиянием. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь пыльные шторы, играли на миллионах мельчайших ледяных кристаллов, парящих в воздухе. Катя, стоя посреди комнаты с закрытыми глазами и сосредоточенным выражением лица, не снимая кулона "Серенада Тумана", водила пальцами по воздуху. На кончиках ее пальцев рождались из ничего крошечные, невероятно сложные снежинки – каждая уникальная, как в природе. Они кружились, переливаясь всеми оттенками голубого и белого, а потом мягко опускались ей на ладони, холодные и невесомые.

Она собрала целую горсть этого волшебного снега, улыбнулась своим мыслям и легонько подбросила его вверх. Над ее головой разыгрался миниатюрный, совершенно произвольный снегопад. Снежинки таяли, едва касаясь теплого воздуха, но чувство контроля, радость от этой почти детской игры с силой, которая могла бы снести стены, переполняли ее. Магия становилась сильнее, послушнее, словно дикий зверь, начинающий признавать руку хозяйки. Котик внутри мурлыкал довольное басовитое урчание, словно грелся у этого внутреннего ледяного очага.

Дверь тихо приоткрылась, и в проеме появилась Элис. Ее острые, всегда все подмечающие глаза мгновенно оценили картину: девушку в лучах солнца, окруженную тающим волшебством. На обычно строгих губах Элис мелькнула теплая, почти материнская улыбка. В эти мгновения Катя выглядела такой... беззащитной и чистой, как ребенок, нашедший самую чудесную игрушку.

«Утро, леди», — произнесла Элис, шагнув внутрь и закрыв дверь. Ее голос был тихим, но деловым. Веселье мгновенно схлынуло с лица Кати, уступив место вниманию и легкому напряжению. Она сжала кулаки, и оставшиеся снежинки испарились с легким шипением.

«Элис? Что-то узнала?»

Лучший телохранитель (и по совместительству – гениальный шпион в обличье служанки) кивнула, подойдя ближе.

«Общалась. Со слугами, с конюхами, с кухаркой... даже с садовником, который вечно ворчит. Картина... интересная». Элис сложила руки за спиной, приняв свою «докладную» позу. «Многим тебя искренне жаль, Катя. Говорят, старая Катарина... ну, та, что была до тебя... стала такой колючей и несчастной именно из-за родителей. Из-за их вечного презрения, холодности, сравнения с братом. Видели, как ее буквально ломали с детства. Но...» — Элис вздохнула, и в ее глазах мелькнуло разочарование. «О том вечере, когда на тебя – на настоящую Катарину – напали... тишина. Ни слухов, ни сплетен. Никто ничего не видел, не слышал. Как будто это был не человек, а призрак. Или очень, очень профессиональный убийца, знающий все ходы и выходы в этом доме, и умеющий замести следы».