Кровь вассалов (СИ) - Добрый Владислав

По моим расчётам, налегке мы должны были дойти до Башенного моста недели за две. Я ошибся.

И дело было даже не в том, что шли четыре недели — к счастью, зима в Долине выдалась особенно мягкой, да и у побережья было заметно теплее. Было всего пару дней, когда температура, по ощущениям, опускалась ниже нуля. Правда, ночами часто валил пушистый снег, к обеду от него оставались нерастаявшие сугробы только в глубоких тенях.

Копыта лошадей самым жестоким образом разбивали лишь слегка подмёрзшую землю, превращая дороги в вязкую, местами по колено, грязь. Но и тут зимний поход давал преимущество — всегда можно было срезать через поля, благо урожай был убран. Оставалась опасность пройтись по озимым, но в Долине такое почти не практиковали — вполне хватало и тёплого времени года.

Мы обошлись без обоза, поскольку впереди нас, предвестниками разорения, шли послы и герольды. Увешанные длинными, на манер моего боевого стяга, знамёнами, в ярких дорогих тканях, даже кони у них были украшены; они трубили в рога у городских и замковых стен. И выразившая когда-то желание стать союзником Караэна местная знать потрошила амбары и принимала гостей.

Я старался не задерживаться в одном месте больше дня, но это стало почти невозможно. Хоть мелкие замки и городки явно тяготились обязательствами союзников, где говорилось что-то о «крове и пище для людей города Караэн и лиц, на которых будет указано отдельно», всё это почти всегда превращалось в пир.

Никто не оказался настолько жадным, чтобы выставить только необходимый минимум. Овёс боевым коням и лепёшки с сыром всухомятку. Бедным — да. Как минимум к этому прилагалось пиво. А то и вино. Наш военный отряд очень быстро превратился в помесь свадебного поезда и передвижного фестиваля тяжёлого рока с турнирами.

К счастью, дядька Гирен умудрился добиться того, чтобы приличия во всём этом бедламе соблюдались — то есть, никто без повода никого не резал. Думаю, по малейшему поводу нарушителей порядка гнули мои вассалы и дружина. Впрочем, зная меру — мне никто на их беспредел не жаловался, хотя я сам видел, как Эмме подарили украшенные серебряными орлами наручи, которые я заметил на бароне у замка, где мы остановились. Я не поленился найти этого крепкого сорокалетнего старика. Он был пьян и весел. Осторожно спросил, все ли его доспехи при нём. Ответить внятно он не смог — его коварно напоили неразбавленном вином. Вместо него ответил его слуга. С грустным лицом сообщил, что да, разве что некоторые части доспеха господин проиграл в дружеском поединке, а некоторые — проспорил, не сумев выпить бочонок вина.

Это происшествие и близко не отражает весь тот угар, который творился в процессе нашего «марш-броска».

Я видел всё это издалека — со своей недосягаемой высоты. Но даже так, поучаствовав в гулянках на правах портрета и предмета обмытия, я всё равно получил массу удовольствия.

Прекрасный был месяц.

Люди присоединялись к нам, шли несколько дней — до большой пьянки — и отставали. Но некоторые действительно оставались. Зато те, кто шёл с самого Караэна, часто не выдерживали нагрузку на печень и сходили с дистанции, оставаясь позади.

Некоторые нас нагоняли, другие — нет. Текучка была, может, и чуть меньше, чем на вокзале, но не намного. И то — в основном благодаря костяку моих вассалов.

Однако, когда мы были в пяти пеших переходах от Башенного моста, я запретил напиваться и устроил марш-бросок. За два дня люди малость пришли в себя, и когда вечер третьего дня застал нас у Башенного моста, сотни собутыльников уже напоминали военный отряд. Безобразно растянутый на многие километры по дороге, но всё же.

Пехота прибыла всего за пару дней до нас. Их задержала непогода на реке — так, по крайней мере, они объяснились. Я был готов увидеть бардак, кучу обмороженных, измученных, голодных людей. И был приятно удивлён порядком, царившим в большом, обнесённом земляным валом лагере.

Добротные, наполовину врытые в землю бараки не вместили всех — многие были расквартированы в округе, в крестьянских домах. Хир долгобородов и Стража Караэна и вовсе стояли в городке поблизости. Там же, на подступах, раскинули палатки феодальное ополчение — их вёл Эйрик Кровавая Секира. Людей у него было немного: пара десятков конных и вдвое больше пеших, видимо просто вооружённых слуг. Зато даже на вид эти парни выглядели тёртыми и бывалыми.

В отличие от весёлых и склонных к празднику рыцарей, командиры пехоты — бывшие крестьяне и ремесленники — пришли на работу. Без пафоса, без речей. Просто знали, зачем они здесь.

Уже на следующее утро мы подступили к Сенешалю.

Я стоял на пригорке, и ветер со склона бил в лицо так, будто хотел сбить забрало. С другой стороны холма тянулся городок — серые стены, крыши, дымки костров. Между нами — дорога, вилась внизу через сады и заросли яблонь. А дальше, в километре, мост. Две башни, будто сторожа, упёрлись в реку и держали её, как глотку.

Я узнал место сразу. Слишком многое здесь уже случалось. Когда-то, ещё совсем недавно — хотя по жизни, прожитой в этом мире, прошло как будто десятилетие — на том мосту я догнал отца Аста Инобала и прикончил его. Тогда рядом были ревнители Таэна, сотня караэнских всадников и Волок, ещё мальчишка, не потерявший мать. Аст сбежал, и, сбежав, успел убить ту самую женщину.

Теперь же мост был в наших руках. Караэнские знамена — белое с красным — висели на зубцах башен. Но впереди стоял Севаншаль. Каменный замок на холме, обнесённый свежей стеной городок напротив. Если я хотел, чтобы люди верили моим обещаниям, я должен был его взять.

Обещание дано: Севаншаль — награда Эйрику Кровавый Топор.

И вторая причина… Мне было нужно испытать нашу новую «артиллерию». Паровые пушки, больше похожие на медные чудовища из мастерских сумасшедших. Пара, грохота и возни от них пока больше, чем настоящего толку. Но если хотя бы одно ядро сумеет выбить камень из стены — разговор со всеми замками в округе станет совсем другим.

Утро было холодное, мягкая караэнская зима. Снега не видать, но вода в ведрах за ночь успела схватиться корочка льда. Кони парили, дыхание дружины белело в воздухе. И всё это — предвестие того, что скоро здесь станет жарко.

Все готовились к долгой, полной, нудной осаде.

Бранкоты, что ждали нас здесь, имевшие опыт войны, заняли гребень холма — единственное место, где можно поставить осадные машины. Вырубили фруктовые деревья, словно им чужда была сама жалость к земле. Остро затёсанные колья вбиты в грунт, вокруг нарыли ров. Работали молча, словно десятки лет жили именно для этого момента. Джелал, проклятый наёмник, выдрессировал их превосходно.

Я с досадой отметил, что на их знамёнах и щитах красовалась красная мантикора. Красная — как кровь. Мой цвет. Только не мой.

Сам Джелал, конечно, не явился. Остался в своем городе, наслаждаться добычей. Пусть.

Эйрик Кровавый Топор, стоя рядом, привычно ворчал, перечисляя все беды, какие ждут нас:

— Требушеты на таком склоне не поставить. Даже если соберём, стрелять снизу вверх — только силы терять. Камни будут падать, как дохлые птицы. Защитники вылазки сделают, зуб даю. К тому же сами требушеты ещё толком не собраны — только с барж выгружены.

И то, и сё… Я кивал. Вроде всё верно. Вроде по уму. К тому, что военные эксперты только и делают, что постоянно ноют, я привык еще в своем мире.

А тем временем долгобороды молча ставили свои пушки. Без всяких лафетов — прямо на деревянные настилы, упирая в забитые в землю колья. Будто это не осада, а рутинная работа: всё быстро, уверенно, привычно. Как будто пар и бронза были их оружием задолго до того, как я появился в этой долине.

Долгобороды управились по местным меркам быстро. Даже слишком быстро. Слуги ещё не успели позвать к обеду, а пушки уже стояли на настилах, упираясь в колья, забитые вокруг них рядами, как старые желтые зубы в дёсны.

Я заметил, как Эйрик нахмурился, увидев их сноровку. Для него война — это пот, неделя сборки осадных машин, сотня проклятий на одно удачное попадание. А тут — в пару часов построили… Что-то.