Кровь вассалов (СИ) - Добрый Владислав

Первый выстрел прогремел так, что даже кони шарахнулись. Не было привычного «бах» от пороха — вместо этого низкий, гулкий вздох, как будто сама земля выдохнула пар. Струя белого дыма хлестнула в сторону, ядро вылетело и с сухим стуком врезалось в склон под стеной замка, выбив клочок камня и земли.

Защитники на башнях загалдели, замахали руками, и я слышал их крики даже сквозь ветер. Второе ядро ударило в стену уже выше, оставив серый след на кладке. Камень дрогнул.

— Сила у них есть, — пробормотал Волок, прищурившись. — А уж сколько грохоту…

Третий выстрел сорвался чуть в сторону, ядро врезалось в фруктовый сад на склоне, разметав яблони щепками. И всё равно никто не усмехнулся. Наоборот, вокруг стояла напряжённая тишина: все видели, что это не просто игрушки.

Я усмехнулся в ответ на общий страх.

— Ну что ж… Посмотрим, сколько башня выдержит.

Все были обескуражены. Караэнцы, слышавшие о такой магии только в сказках про дальние земли, смотрели на долгобородские пушки с разинутыми ртами. Даже закалённые в боях бранкоты замерли, когда первый выстрел снес стрелковую галерею. Люди осеняли себя охранными знаками. Я узнавал и круговые движения Имперского Культа, и хитрые движения культа Великой Матери и нескольких других богов. Еще больше жестов я не узнавал. Впрочем, это не значит, что люди делились. Похоже, пехота делала сразу все «отводящие зло» жесты, какие знала, отчего сотни людей издалека казалось исполняющими странноватый танец. Позади меня кто-то шептал принятые среди из родов заклинания защиты. В основном называя имена предков и прося их о защите. Я оглянулся на латную конницу, присмотрелся к благородным рыцарям. На лицах мелькали и зависть, и недоверие, и страх. В их картине мира было не оружие — это было колдовство. Что-то неотъемлемое от меня, или от долгобородов. Они еще не поняли. Но впечатлились.

А вот я остался недоволен.

Точность? Её просто не было. По неподвижной цели размером с замок попадали едва ли раз из трёх. Каменные ядра иногда били точно в кладку стены или башни — и тогда глыбы летели вниз, осыпая защитников. Но чаще — мазали в склон или в сады.

Правда, стреляли быстро. Три, иногда пять выстрелов в час. Я знал, что первые пороховые орудия в моём мире плевались ядрами всего пару раз за день. В этом было хоть какое-то утешение.

Теперь было ясно, зачем бородачи так возились с укреплениями. От отдачи пушки скакали, как кошка от струи воды, ломая колья и разметая настилы. Но бородачи не моргали: вбивали в землю новые бревна, стягивали канатами, привязывали бронзовый ствол обратно к настилу, и через минут пять всё снова было готова «ухнуть».

И убойность оставляла желать лучшего. Ядра ломали деревянные галереи, вырывали углы у башен, но сами стены… толстая кладка держала.

Пока не случилось чудо.

После часа пальбы одно ядро угодило в уже поврежденное место. И вдруг вся стена дрогнула, пошла трещинами, как сухая глина, и просела. Камень держался чудом, но защитники на стене завопили, а я понял: теперь они знают, что это оружие может убивать замки.

Эйрик Кровавый Топор выдохнул так, что пар рванулся из-под его бороды облаком. Глаза у него горели, словно он сам нажимал рычаг замка выстрела на пушке.

— Вот оно, сеньор! — пророкотал он. — Теперь стены нам не преграда. С такими машинами мы сожжём весь Варра, если захотим!

Я знал этот восторг. Для Эйрика война — пир. Чем громче грохот копыт и крики врагов, тем слаще для него вино после боя. И теперь я знаю, о чем он мечтает.

Волок же смотрел иначе. Он даже не улыбнулся, только покачал головой.

А вот Волок молчал. Он тоже был поражён, но не восторгом. Для него замок всегда был местом, где решимость и мужество способны сломать любую силу врага. Крепость — это убежище, где защищаешься до конца, где берёшь с собой в могилу врагов в десять раз больше.

И теперь, за смешные по местным меркам сроки — всего три дня от высадки и первых подступов — крепость Севаншаля уже трещала по швам. Не самая сильная твердыня, но и не слабая. А теперь — на грани падения.

Волок нахмурился, сжал губы, будто хотел что-то сказать, но не нашёл слов. Он чует, что это меняет всё. Что феодалы больше не смогут прятаться за стенами и быть независимыми только потому, что у них есть люди чтобы тесать камни и складывать их в стены. Но он ещё не мог сформулировать это.

Пальба прекратилась. Я сразу понял — кончились ядра. Каменные снаряды, которые долгобороды везли с собой на тяжёлых подводах.

Я спешился, устроился чуть в стороне. Обед под открытым небом оказался скромным — кусок мяса, хлеб, вино. Люди из бранкот тоже расселись кто где, к ним как раз подкатила одна из «полевых кузен» — телег с глиняными очагами. Дым от костров смешивался с гарью пушек, и всё выглядело почти как пикник, если бы не было так прохладно.

Недалеко устраивались люди Вирак, Алнез, Маделар. Мои вассалы сидели отдельной массой, самой большой — бело-красные стяги шевелились в морозном воздухе. Им еду готовили слуги. И благородные всадники не раз и не два бросили завистливый взгляд на полевые кузни с которых раздавали горячую кашу, пока уминали куда более престижную, но холодную пищу. Та же диета, что и у меня: мясо, сыр, вино. Разве что способы сохранить мяса разнились. У каждого свой рецепт. Если честно, как бы каждый не хранил свои особенные рецепты засолки или вяления мяса с травами, всегда получается одинаково жестко и невкусно.

И именно в этот момент ворота Севаншаля распахнулись.

Из них, со стуком копыт, вырвался конный отряд. Они могли бы застать нас врасплох. Могли бы изрубить половину лагеря, пока все бегают, выронив ложки. И ведь именно это и произошло: караэнские всадники поднимали крик, слуги бросали котлы, даже мои люди на миг растерялись.

Я стоял, покрикивал, Адриан-Волок рядом орал во всё горло, пытаясь собрать людей. Голос у него был сильный, но до Сперата ему было так же далеко, как детской игрушке в виде трубы до паровозного гудка. Даже я неожиданно оказался в растерянности. В моей голове вертелась только одна мысль: латные рукавицы. Те самые, что я снял перед едой. Мой новый оруженосец успел куда-то их запропастить, а без них я чувствовал себя голым.

Всё могло обернуться дурно.

И вдруг разнёсся хохот Эйрика Кровавого Топора. Такой заливистый, что даже, кони которых подвели слуги, шарахнулись в сторону. Кроме Коровиэля, конечно.

Я вскинул голову и понял, что вижу: всадники скакали прямо к моей ставке — но не с копьями, не с оружием. Они держали правые руки над головами, размахивая ими, словно приветствуя нас.

Они сдавались.

Я поднялся в седло, когда подвели сдавшихся. Их лица были каменными, глаза — полные ненависти. Они смотрели не на Эйрика, которому я собирался отдать их дом, а на меня. И это был правильный взгляд.

— Отныне замок Севаншаль принадлежит Эйрику Кровавому Топору, — сказал я громко, чтобы все вокруг услышали.

Толпа взревела, а Эйрик шагнул вперёд, сжимая топорище, и сказал так, как умеет только он:

— Если кто-то считает, что я недостоин — пусть выйдет и скажет. Я приму вызов.

Тишина. Двое братьев, вчерашние хозяева замка, переглянулись. Родня Эйрику. Они ему двоюродные, если не ошибаюсь. Им явно не хватало безумия Эйрика или их отца. Они молчали, и смотрели опять же не на него, а на меня.

Я ощутил, будто кто-то толкнул меня в спину. Слова сами слетели с губ:

— Ваш отец поднял оружие против меня. Это справедливое возмездие.

Я понял ошибку в тот же миг. Сильные не оправдываются. В этом мире нет смысла говорить о праве, если у тебя сила. Ты уже прав.

Но, странное дело, моя речь вызвала одобрительный ропот. Среди моих. Они приняли её как знак справедливости. А для сдавшихся эти слова стали тяжёлым камнем — опустили их плечи, прижали к земле.

И тут меня снова выдала слабость чужака. Мне стало жаль этих людей. Они потеряли всё, или почти всё. Я вздохнул и добавил:

— Эйрик награждён за верность и доблесть. Вам я не обещаю замка, равного Сенешалю. Но если проявите ту же верность и доблесть на моей службе — вас ждёт награда.