Костёр и Саламандра. Книга третья (СИ) - Далин Максим Андреевич

— А старших вы не спрашивали? — спросила я. — Может, там просто знаки от Приходящих в Ночи стоят?

Ричард замотал головой:

— Да нет! Знаки — это понятно. Это ты видишь, слышишь… Ну вот подходишь к дому, например, а там эта роза — ну и понимаешь: всё равно как дверь заперта. Или же Теритта к раненому пришла, а у него эта роза на шее висит, на той же цепочке, что и Око. Она и говорит: сними, братишка, я тебя отпущу на лоно Господне, а он ей — нет, я ещё на свете жить хочу… Да куда! И хребет у него в двух местах осколками перебит, и живот сбоку распорот… Мы ж чувствуем, что это тело уже жить не годится… Да что живому скажешь! Вот так-то она рядом с ним, с бедолагой, и сидела, песенки ему пела колыбельные да уговаривала, как женщины умеют… пока не ушёл он в смерть, как в сон…

— Ну вот, — сказал Авис.

— Да нет! — опять сказал Ричард слегка даже раздражённо. — Я Мэльхара взял, ему показал! Он старый уже, должен знать! А вот нет, не знает. Только и сказал, что, видимо, адская тут ограда. Чернокнижные знаки. Не обычные розочки, а какие-то уж совсем… мол, вампирам туда нипочём нельзя. Там — не от нашего мира дела.

— Даже так? — неожиданно удовлетворённо сказал Клай. — Отлично! Значит, именно там и надо искать и военнопленных, и всю эту их грязную кухню. Ни секунды не сомневаюсь.

— Поясни? — спросила я.

— Олгрен сказал мне: «Это зеркало ведёт в туман и пустоту», — сказал Клай почти весело. — Так он вычислил, где именно в Зелёных Холмах та лаборатория, которую мы разнесли к демонам свинячьим — и где раньше работал Ольгер. Это та самая защита, милая леди. Вампиры не могут её сломать, но мы с Доликой уже ломали точно такую же.

15

Это была бесконечно длинная ночь.

Они позвали адмирала — и устроили то, что называется, кажется, штабным совещанием или как-то в этом роде. Отправили кого-то из обращённых Олгрена позвать других участников будущей операции — и в часовню радостно прибежала Долика, а потом пришли фарфоровые воины. Ротмистр Майр, приятель Клая, носил такую франтовскую чёлку, что и столичные гвардейцы бы позавидовали, — и я никак не могла определить, кто лепил его лицо, жёсткое и точное, как рисунок пером. С ним пришёл капитан Трикс, жгучий кудрявый брюнет с невероятными усами — из такого же тёмного фарфора, как наш дракон Лаурлиаэ, только глаза неожиданно серые на тёмном лице. Глядя в их лица, я думала: у Фогеля новые скульпторы. Глена и Рауль не справляются. У нас большие потери, и ещё — наши мёртвые остаются сражаться после смерти, вместо того чтобы отправиться отдыхать в царствие небесное.

Грустить или радоваться?

На рукаве Трикса красовался череп без крыльев, зато обвитый змеёй. Я не поняла.

— Мессир Трикс, — спросила я, — а разве вы не кавалерист?

— Нет, дорогая леди, — сказал Трикс весело и тронул пальцами в перчатке эту самую эмблему. — Мы — специальная часть, ядовитый клык. Везде пройдём — и ударим в тылу. Диверсанты мессира Клая.

— Люди Трикса пройдут Зыбкими Дорогами, — сказал Клай. — Мы с мессиром адмиралом их обучаем. Ты ведь понимаешь: наша Лилия — лучшее оружие, очень мощное, но могут потребоваться руки и глаза и кроме нас двоих.

— Ричард покажет, где начинается туман, — сказал Олгрен. — Я найду точку перехода. Сначала туда пойдут Клай и Долика, наши разведчики, а за ними, если расчёт верен, парни Трикса перейдут: возможно, там потребуется вести настоящий бой.

— Да я бы могла… — начала Долика.

Клай остановил её, приложив ей палец к губам:

— Если там пленные, нам не придётся крушить всё вокруг. Нам придётся защищать и спасать. А мы с тобой вдвоём вряд ли справимся.

В часовне Ависа не было рабочего стола. Они разложили штабные карты прямо на полу и поставили рядом несколько свечей. Ричард показывал — и мне казалось, что сухие и плоские значки на картах превращаются в прекрасные и мрачные леса, затянутые туманом, болота, лесные дороги, цепи холмов… и везде, в лесах ли, в болотах ли, за туманами ли, скрывались наши враги.

Наверное, я слишком устала. Я до сих пор не понимаю, что вправду слышала тогда, а что привиделось мне в полудрёме. В конце концов я, кажется, окончательно заснула, положив голову Клаю на плечо, — и от запаха клея для кукольных париков, казармы и ветра мне мерещилось, будто я на башне нашего старого дома.

А проснулась от сухого языка Тяпки — будто кто-то засунул мне в ухо кусочек очень нежной замши.

— Отстань! — пробормотала я, и Тяпка перестала лизаться, зато полезла обниматься, головой под мышку. Я почесала косточки на её хребте — она в восторге захахала и ткнула меня в бок жёстким носом.

Мы с ней спали на армейском тюфяке, накрытом плащ-палаткой, — а поверх плащ-палатки лежала беленькая чистенькая подушечка. За занавеской: видимо, когда не было гостей, здесь ночевал наставник Авис. А сейчас он не спал, он, наверное, травник заваривал, потому что ароматными травками пахло по всей часовенке.

А за открытым окном золотилось раннее летнее утро. Неужели Авис из-за меня всю ночь не спал, подумала я с лёгким ужасом.

— Святой наставник, — окликнула я. — Это вы?

— А-а! — радостно отозвался он своим невероятным голосом, — вы проснулись, дитя Божье? Как же они вас, бедняжку, замучили, что вы и не проснулись, когда Клай вас перенёс на плащ-палатку… Выпьем травника во имя милости Божьей? И угостимся: у меня сметана есть. Правда, с армейскими галетами.

— А где… — начала я, но тут нашла глазами умывальник и таз.

— А полотенце на гвоздике, — сказал Авис, услышав, что я плеснула водой.

В крохотной кухоньке Авис предложил мне стул, а сам уселся на толстое полено, поставленное на попа.

— И не отказывайтесь, — гудел он на все мои попытки возмутиться. — У нас тут дамы редки. Не считать же дамой Белую Девочку, Лилию…

Кошка Пискля жадно лопала сметану из блюдца. Тяпка смотрела на неё с завистью.

— А вы знаете, на чём они вчера остановились, святой человек? — спросила я.

— Клай пойдёт сегодня ночью, — сказал Авис. — В разведку.

— Один?! — ужаснулась я.

— Так ведь только взглянуть, — успокоил Авис. — Тихо, скрытно — сходит и вернётся. И уж когда всё станет ясно, там уж пойдут ребята Трикса и Лилия. Но меня, по чести, сомнение берёт.

— Почему?

Авис взял с той же этажерки, на которой стоял заварник и лежало Писание, офицерский планшет и вытащил листок бумаги и карандаш.

— А вот взгляните, леди Карла. Вот это у нас будет линия фронта. Вот лес, вот две дороги. Река. А вот тут, значит, это место, как Ричард считает. Милях в двадцати от фронта, самое меньшее. Им, значит, понадобится там закрепиться — и держаться до подхода нашей кавалерии. А кавалерии — такой далёкий рейд, такой глубокий тыл… Ну, драконы прикроют, конечно…

У меня сразу пропал аппетит, зато пересохло в горле. Я положила надкушенную галету и хлебнула травника, не почувствовав горечи.

— Конечно, — продолжал Авис, — Майр — парень рисковый. И много чего они уже… Но тут и мальчикам Майра вряд ли управиться… двадцать миль… Леса, болота… нечисть, адские твари…

— А что говорит Клай? — спросила я сипло.

— А что он всегда говорит… Сделаем, говорит, по-другому нельзя.

Из окна донёсся весёлый шум: голоса, стук копыт и звяканье лошадиной упряжи. Мне померещился голос Клая, а Тяпка с радостным гавканьем кинулась передними лапами на дверь, отворила и пропала во дворе.

— Спасибо вам, святой человек! — сказала я Авису и убежала за ней.

А эти типы впрямь привели лошадь! Клай и Барн вели скелетик в поводу. При жизни лошадка впрямь была небольшой: заметно ниже и мельче, чем те зверюги, на которых разъезжали Ильк и Гинли, её кости казались тоньше, череп — уже. Это, наверное, прехорошенькая была лошадка.

Но седло не дамское. Такое же, как у кавалеристов. Ну и ладно, подумала я, всё равно я в таком уже сидела.

— Это мне, да? — спросила я с воодушевлением, которого внутри у меня было меньше, чем снаружи.