Искательница бед и приключений (СИ) - Корсарова Варвара

Иверс сидел, прислонившись к стене, и заполнял журнал экспедиции. После просушки листы блокнота стали бесформенными и заворачивались, кончик карандаша крошился. Профессор тихо ругался сквозь зубы, но упорно продолжал вести записи.

Заметив меня, он поднял голову и вопросительно изогнул бровь. Его глаза блеснули в неярком свете костра.

– Не спится, – объяснила я свое появление. – Можно, посижу с вами?

Он молча ткнул рукой, приглашая занять место рядом.

Когда я устроилась, Иверс отложил блокнот и передал мне кружку. Он повторно вскипятил заварку, от чая остался лишь легкий аромат дыма, но я с радостью пригубила горячий напиток.

Иверс продолжал хранить молчание, но к своему занятию не вернулся. Я уставилась на огонь, чувствуя, что профессор не отводит от меня глаз.

Наблюдает. И о чем при этом думает? Что вспоминает?

– Непростой был день, – начала я хриплым от неловкости голосом.

Неловкость возникла от того, что профессор пошевелился и придвинулся ближе. Теперь его плечо касалось моего. Я хорошо чувствовала упругость его мышц и жар кожи.

– Да уж, – согласился Иверс. – Однако весьма продуктивный.

– Ну, если в вашем понимании лишиться припасов и поздороваться со смертью считается продуктивным, тогда да.

Я повернула к нему голову. Услышав мой ответ, профессор широко улыбнулся, а я притихла.

За эти дни он уже не раз улыбался искренне. Не скалился, не обнажал зубы устрашающе, не растягивал губы в саркастической усмешке, а от души радовался меткой шутке, вкусной еде или удачной находке.

У Габриэля хорошая улыбка. Типично мужская. В ней прячутся и ободрение, и провокация. Ровные белые зубы, выразительные губы, искристый блеск в глазах.

На эту улыбку хотелось ответить. И не только. Хотелось кокетливо опустить ресницы, метнуть лукавый взгляд, поправить локон, бросить игривую реплику.

Но подобные девичьи ужимки не в моем характере. Да и Иверс... не симпатичный однокурсник. А человек, которого я, вообще-то, поклялась ненавидеть до конца своих дней.

Поэтому я подобралась, строго свела брови и с независимым видом поставила кружку на пол.

– Мы выжили, Джемма, – сказал профессор, все еще улыбаясь. – Справились со всеми напастями. И справимся со всем, что ждет нас впереди.

Он замолчал на миг, а потом внезапно добавил с обезоруживающей откровенностью:

– Я рад, что мы с тобой в одной команде, Джемма. Ты показала себя храброй и сообразительной. Навела меня на верное решение с той загадкой – ты ведь первая поняла, в каком направлении надо мыслить. А в этом подземелье ведешь себя так уверенно, будто была здесь уже тысячу раз.

– Ну, в каком-то смысле так и есть. Подземные лабиринты для меня не в новинку.

– Теперь я знаю, что на тебя можно положиться. И не жалею, что Абеле отправил тебя со мной. Этот экзамен ты выдержала блестяще.

Тут-то я и вспомнила, почему ненавижу Иверса.

Он оценивает людей с точки зрения их пользы для него лично. Он не дает им кредита доверия! А от тех, кого считает «балластом», безжалостно избавляется.

Экзамен я выдержала, вот оно что!

Я немедленно ощетинилась. Вздернула подбородок и пошевелилась, чтобы отодвинуться. Вот только не удалось. Слева мое плечо уперлось в выступ, а Иверс подался вперед, развернулся и пристально заглянул мне в лицо. Словно в угол загнал.

– Значит, за этот экзамен вы готовы поставить мне высший балл, профессор? – я негодующе фыркнула. – Знаете, я была такой же сообразительной и три года назад. Вы бы это поняли, если бы внимательно слушали мой доклад и предварительно прочитали мою работу.

Он состроил изумленную гримасу.

– Опять прошлое решила помянуть? Ладно. Давай-ка поговорим о твоей защите, раз ты никак не успокоишься. Твою работу я тогда прочитал и внимательно слушал выступление. Все мои вопросы были по теме. А вот ты в ней плавала.

– И вы меня с удовольствием топили.

Иверс утомленно вздохнул.

– Джемма, позволь, все же объясню, почему так отнесся к тебе.

– Прошу, уважьте, – мой голос сочился ядом.

Иверс воинственно задрал подбородок – принял вызов.

– Да, я был с тобой резок, но я резок со всеми, – сказал он слишком уж спокойно. – Не делаю скидок на пол, возраст и социальный статус. Сочти я, что ты полный неуч, я бы даже разговаривать с тобой не стал. Отмел бы твою работу сразу. Мое отношение к тебе было как к профессионалу, который меня разочаровал.

– Так себе извинение.

– А это не извинение. Твоя работа была и в самом деле слабой. Ты выбрала богатую тему, но не раскрыла. Ни грамма оригинальности, лишь повторение прописных истин и ничем не подкрепленные выводы, – Иверс внушительно поднял указательный палец. – Твой научный руководитель зря допустил тебя до защиты, а ты отнеслась к работе несерьезно. Написала ее небрежно, абы как. Пыталась скрыть поверхностные знания за бравадой и пустословием. Подобное я не прощаю.

Меня кольнуло неприятное чувство. Тут Иверс был отчасти прав. Мне следовало уделить больше внимания анализу источников. Но времени не было! Последние месяцы перед защитой возникли проблемы с деньгами, я работала официанткой в бильярдном клубе и посудомойкой в студенческой столовой. Работу писала урывками. Понадеялась, что защита станет простой формальностью, раз место на кафедре мне уже обещали.

Но я упрямо бросила:

– Все равно вы вели себя неоправданно грубо.

– Да, я был предубежден, – продолжил Иверс без капли сожаления. – Твой отец, Джемма, – известная личность. Благодаря таким, как он, мы лишились многих памятников истории. Он грабил захоронения, разбивал киркой входы в погребальные башни, уничтожал, воровал, обкрадывал науку. Все ради прибыли!

– Он выживал как мог, содержал семью!

Но Иверс меня словно не слышал.

– В последние годы черные копатели потеряли стыд и совесть. Налаживают связи с музеями, чтобы увеличить незаконный оборот. И я предположил, что ты поступила в Академию исключительно ради этой цели – получить степень и продолжить дело своего отца на новом уровне.

– Это не так! – чуть не закричала я, онемевшими от бешенства губами.

Иверс успокаивающе положил руку мне на плечо.

– Теперь я это знаю.

Я дернула плечом, но Ивер не убрал ладонь. Надавил крепче, словно желая удержать на месте.

Мы сидели вполоборота друг к другу, я часто дышала и сжимала кулаки, а Иверс смотрел на меня, прищурив глаза.

– Эту ошибку я готов признать, Джемма, – сказал он тихо. – Но не буду извиняться за низкую оценку. Она была обоснованной. По-прежнему считаю, что наука – это не твое.

Я внезапно успокоилась. Голова все еще была горячей, но гнев больше не кипел.

– Могли бы донести эту мысль мягче, не называя меня пустоголовой недоучкой.

– А ты назвала меня ученым хамом, помнишь?

– Правда? – удивилась я. – Мне кажется, я ограничилась «буйнопомешанным».

– Такого скандала стены академии вряд ли видели. Мы ругались, как на базаре. Ну и потеху мы устроили членам комиссии!

– Габриэль, почему вы такой? – спросила я напрямик. – Ко всем людям относитесь как к врагам.

Вопрос застал его врасплох. Между густых бровей собралась складка, уголки губ обескураженно опустились. После паузы Иверс ответил:

– Не ко всем. Тех, кто со мной, буду защищать до последнего.

И он упрямо скрестил руки на груди.

– Весь мир для вас как поле боя.

Еще одна пауза.

Иверс усмехнулся, покачал головой... и вдруг признал:

– Ты права.

Крепко потер затылок ладонью, передернул плечами и отвернулся – явный сигнал, что капитулировал, но не сдался, и продолжать разговор не хочет. Но я не отставала.

– И почему вы такой? – упорствовала я. – Вы же не уличный бандит. Вам не пришлось выживать.

Я подалась вперед, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Не пришлось выживать? Как раз этим я и занимался всю юность, Джемма.

– Как так? – удивилась я. – Вы ведь родились в обеспеченной семье, получили хорошее воспитание и образование.