Скованная льдом (СИ) - Черная Нина

— Какое? — прошептала я еле слышно, подаваясь ближе к скатерти, да с силой сжимая одеяло, что прикрывало нагое тело.

— Страшное, — понизила голос до зловещего шелеста скатерть, от чего мурашки табуном пробежали по позвоночнику, — дитя, что носила она в чреве, погибель ей несло. Ведь нельзя ей было беременеть, да детей рожать. Ведь Светозар наделил ее силой великой, проводником назначил. А у проводника дети — это души в подземном царстве. Только не смогла она от ребенка в чреве избавиться. А как разродилась, так оставила в горах, на гибель верную. После этого хозяйка перестала в подземное царство спускаться, да забросила совсем души неприкаянные. На дары твои все внимание ее ушло. Тех, которых ты больше миловал — убивала. А в последнее время всех стала замораживать, чтоб люди тебя возненавидели, да отреклись. Хотела она, чтоб ты всю бездну одиночества ощутил, какая клубилась в ней…

— Жив ее ребенок, — тихо, но весомо произнес Макар, поднимаясь со стула, — а мне ясно все. 

И рукой взмахнул, не дожидаясь ответа от кухарки. Скатерть пискнула и стала медленно покрываться корочкой льда.

— Хозяин, пощади, — раздался ее свистящий хрип, когда корочка почти сошлась на середине.

— Нет тебе пощады, ступай к своей хозяйке, — бросил он, а мое сердце сжалось от страха и жалости.

Я огромными глазами смотрела на то, как свет, исходящий от скатерти меркнет, а дух ее бьется в сетях, не в силах пробиться к дороге мертвых.

Глава 15. О том, что жизнь после свадьбы только начинается

Прикрыла глаза, и отдалась ощущениям, они окутали меня, голову наполнил тихий шепот, будто шорох осенних листьев. Буквально телом ощутила, как из углов поползла чернильная тьма. Она, как живая, заполняла все расселины, окутывала все, что попадалось ей на пути. Я, по наитию, поднялась со стула и шагнула навстречу.

— Настенька! — как сквозь вату донесся до меня крик Макара, от него веяло беспокойством, но я не обратила внимания.

Все земные чувства вмиг отошли на второй план, исчезли временно. Я протянула руки ко тьме, велев ей не трогать живых. Видно, без хозяйки за столько веков, тьма подземного царства распоясалась, дозволяла себе многое. Потому что с первого раза меня не послушалась.

— Прочь, — произнесла тихо, холодно, совсем не похоже на меня это оказалось.

Но время для обдумывания потом придет. Сейчас же передо мной парила сморщившаяся грязно-коричневая субстанция. Ее со всех сторон щипала тьма. Пока безболезненно и безобидно, но щупальца ее так и норовили разорвать новую плоть. Дух беззвучно верещал, сжимался, звал на помощь.

— Прочь, — повторила я громче, отчего щупальца дрогнули и замерли в нерешительности.

Я взмахнула рукой и открыла проход в подземное царство. Дохнуло сырой землей и пустотой. Я лишь приподняла один уголок губы и вытянула руку перед собой, раскрыв ладонь навстречу проходу, распахнувшему свои недра передо мной. 

— Иди, — велела я духу испуганному, — скрась одиночество матери моей в темнице ее глубокой.

— Хозяйка в темнице? — забулькал в голове надтреснутый голос.

— Духи неупокоенные наказали ее за отсутствие, — пояснила я, сжимая кулак.

Тьма от этого стала втягиваться в проход, шуршать и недовольно ворчать, не дали ей разгуляться. Но каждой сущности свое место. Живым — живое, а мертвым — подземное царство.

— Не ошиблось пророчество, — пробулькала Прасковья напоследок, пока дорога мертвых ее не поглотила, — погубило хозяйку дитя ее.

— Не дитя ее погубило, — я опустила руку, когда тьма полностью втянулась в проход, — а безрассудство. 

Но дух меня не услышал уже, растворился в реальности, которая навалилась на меня, как мешок с картошкой. Я пошатнулась, ощущая, как все силы покинули меня разом. Последней мыслью перед беспамятством стало сожаление. Если так каждую душу провожать буду, надолго меня не хватит.

Пришла в себя в мягкой постели, такой знакомой и чужой одновременно. Ведь стены вокруг поменяли форму свою, почти истаяли, а отовсюду слышалась капель, как по весне.

Я улыбнулась новому дню, потянулась сладко, да села на кровати. Мир покачнулся, вызывая у меня беспокойство внутри. Ощупала себя, осмотрела тщательно, прислушалась к тому, что тело вещало. Только не обнаружила ничего неправильного. Силы мои восстановились, бодрость через край лилась, а тело здоровьем пышело.

На мне находилась рубашка легкая из материала приятного, да прикрыли меня одеялом. Видно, чтобы не замерзла. Я легко соскочила и чуть не упала обратно — на луже поскользнулась, что на полу растеклась. Покраснела от смущения за неуклюжесть свою, и аккуратно встала на ноги. Тут же Жучка рядом оказалась, ластиться стала, хвостом вилять, да поскуливать.

— Милая моя, — улыбнулась я радостно, опустилась на колени, да за ухом подругу потрепала, — как вы тут? Долго ли я спала?

От собаки пришла волна тепла и долгого беспокойства, я прижала ее крепче к себе и поцеловала нежно, посылая ей в ответ волну любви и спокойствия. Все хорошо, моя родная. И отправилась на поиски Макара, он, видно, переволновался знатно за меня, ведь впервые я с силой своей на пределе общалась. Ведь Жучку вернула по наитию, не помня себя. А тут духа призванного, которого тьма съела бы, помиловала, отправила в подземное царство, а не предала небытию.

Правда, и сил потеряла значительно, человеческая сторона меня еще сильна слишком, а божественная слаба. Может, всегда так тяжело будет, но я, в отличие от матери недалекой, дело свое не брошу. До последнего вздоха, до последнего удара сердца духов сопровождать буду.

На стуле обнаружила легкую накидку, укрылась тут же, завязала пояс потуже. Удивительно, что стул на месте остался, не растекся. Потрогала для надежности — деревянный. Грустно улыбнулась, но тут же похлопала себя по щекам. Нечего о тереме ледяном сожалеть. Построим с Макаром терем еще краше прежнего, из камня новомодного, как в столице.

Легкой походкой выбежала из комнаты и помчалась к лестницам, сердце чуяло, что мой мужчина внизу сидит, да тяжкие думы его гнетут.

— О, девица! — остановил меня знакомый голос. 

Я затормозила, цепляясь за ближайшую статую, чтобы не скатиться по лестнице, к которой почти добралась. Благо, статуя выдержала меня и мою неуклюжесть. Недовольно фыркнула, оттого, что сила во мне проснулась, а ловкости и грации ни на грамм не прибавилось, и развернулась.

Передо мной мерцали знакомые сани всеми цветами радуги, наполняя унылый сейчас коридор веселыми зайчиками. Так вот какой дух у Фоки. Я улыбнулась приветливо и погладила аккуратно нити, что оплетали сани. Те удивленно застыли, не ожидая подобного.

— Неужто, права была Прасковья? — прохрипели сани пораженно, — вернулась к нам хозяйка?

— Вернулась, — улыбнулась я Фоке немного грустно, — да не совсем. Отвезешь меня в тронный зал?

— Конечно! — воодушивились сани, подлаживаясь под меня самым удобным боком.

Я вцепилась, что есть силы, за ручки и весело крикнула:

— Тогда вперед, да с ветерком!

— Истинно, девица, говоришь!

Меня снова укачало, пока мы добрались до первого этажа. Но в этот раз я с саней не скатилась на пол. Тем более, накидку мочить не хотелось. По коридору, как и в комнате разлились лужи, хотя здесь они оказались меньшими по размеру — статуй почти не было, да стены из камня выложены.

В зал входила с нарастающим трепетом, от состояния Макара. Вошла в двери и замерла в нерешительности. Мой мужчина сидел на своем троне, единственном, что не растаяло. Вокруг будто тучи тяжелые витали — так сильно он хмурился. Перед ним из стороны в сторону расхаживал Панкратий и что-то тихо вещал. Уловить оказалось сложно даже обрывки фраз, поэтому я выдохнула и смела пошла вглубь зала.

Макар встрепенулся, поднял голову, а лицо будто светлеть стало, по мере моего приближения.

— Настенька! — сорвалось с его губ облегченное, а лицо озарила несмелая улыбка.