Жрец Хаоса. Книга III (СИ) - Борзых М.

Императрица перевела испуганный взгляд на сына.

— Я сопровожу архимагов на Сахалин, — кивнул тот. — Отправьте за моими камер-юнкерами. Через час мы выступаем.

Глава 2

Разом завыли сирены на все лады, от входа по центральному проходу и дальше вспыхивали артефакторные светильники, пытаясь разогнать по углам грузового отсека тени. По металлическим ступеням грохотал топот множества ног, спускавшихся вниз, но перекрывала его ругань на японском и короткие рубленые приказы. Пусть понимал я не всё, но «взять живым» и «магию не использовать» удалось разобрать благодаря подсказкам памяти. Во взгляде Юмэ плескался страх.

— Они идут кого-то захватывать… — прошептала она мне в ухо.

— Не кого-то, а нас, — хмыкнул я.

Сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди, но не от страха — от предвкушения. Адреналин зашкаливал, требуя реализации одной безумной затеи.

— Рус! Сдаваться! Ты окружён! Бежать нельзя! Будешь жить! — кричал кто-то с заметным акцентом предложение о сдаче.

— Хрена с два, — прошипел я сквозь зубы. — Русские не сдаются.

Руки у Юмэ были скованы, потому я просто накинул их, как петлю, себе на шею:

— Обхвати меня ногами за талию и держись! — прошептал я девушке, видя через связь с паучками, как кольцо японцев сужается вокруг нас.

Японка медлила, потому пришлось взять её за ягодицы и буквально подбросить в воздух, чтобы она обхватила меня за талию. Послышался возмущённый писк.

Конечно, я предполагал покинуть дирижабль несколько иным, более элегантным способом, но сейчас выбирать не приходилось. Нас от япов отделял лишь тот громадный ящик, заталкивая который, я и пробрался на дирижабль. А потому бежать куда-либо ещё мы бы уже просто не успели.

— Держись! — скомандовал я японке.

Юмэ дёрнулась, её дыхание стало частым и прерывистым.

— Ты… Ты сумасшедший! — прошипела она, но было уже поздно.

Я представил под ногами пустоту.

Как бы ни хотелось Андрею Алексеевичу самому участвовать в военной кампании против японцев, однако же он ещё не мог. Действовать в полную силу он сможет лишь после достижения восемнадцати полных лет. Именины его предстояло отметить всего лишь через две недели. До того момента использовать силу на полную мощность ему было запрещено.

Ведь родовая сила Пожарских — необузданная сила огня — неподготовленный сосуд могла попросту сжечь. И само сравнение с фениксами было не случайно. Другой вопрос, что восстать из пепла после полного выгорания и стать более сильными магами могли лишь те «птенцы», которым уже исполнилось восемнадцать. До того Андрей Алексеевич рисковал сгореть и не восстановиться. Таковые примеры уже были в истории семьи, и отец о них рассказывал.

Далеко ходить не нужно было, младший брат отца рискнул во время одной из военных стычек на границе и призвал собственную силу на полную мощность, защищая своих людей. Погиб он героем, однако же восстать из пепла не смог. И для отца это стало личной трагедией. В связи с этим он истребовал с сына клятву на крови, что тот не станет делать ничего подобного — иначе династия Пожарских может прерваться.

Андрей согласился, лишь бы не тревожить отца. На тот момент Лиза только родилась, но отец, как будто предчувствуя, что ему осталось недолго жить, потребовал эту клятву с сына сразу же после того, как провёл ритуал по усилению огня принца путём «поглощения» родовой стихией двух других пассивных способностей.

И сейчас Андрей Алексеевич даже с некоторой завистью взирал на тех, кому предстояло отбивать Курилы у японцев.

«И всё же, какие же сволочи…» — думал Андрей Алексеевич, спускаясь в родовую сокровищницу за артефактом.

Если силой в полной мере нельзя было пользоваться, то запрета на использование родовых артефактов не было.

«Двуличные азиатские сволочи! — всё также возмущался про себя принц. — Это же надо! Они же прислали заранее, за месяц, в посольство одну из японских принцесс, которая должна была представлять страну на балу в честь его именин. Более того, они демонстративно при таможенниках выгрузили некий „дар наследнику престола“ на восемнадцатилетие, весивший едва ли не как трон Пожарских сам по себе! И, кроме того, опечатанный императорскими печатями Хризантемового трона. Умело отвели взгляд, ничего не скажешь».

Андрей Алексеевич задумался. Можно было, конечно, взять в плен принцессу вместе с её подарком, однако же он не хотел уподобляться двуличным японцам.

«Отец всегда говорил, что как только ты станешь подобен своим врагам — ты проиграл».

А потому японцев выдворили из страны меньше чем за шесть часов с момента нападения. Они покинули воздушную гавань столицы на своём дирижабле, убираясь вместе со своей принцессой под охраной и вместе с их «императорским даром».

«Засуньте себе свои дары по самую Фудзияму!»

Ничего из этого Андрею не нужно было.

Приложив печатку с фениксом и пропустив малую толику силы через кольцо, Андрей отпер фамильную сокровищницу артефактов. Подождал, пока несколько игл возьмут образцы крови из приложенной ладони, а замок сверит принадлежность к основной ветви рода Пожарских.

Последовал закономерный щелчок.

А дальше он вслух произнёс родовой девиз в качестве пароля:

— Аз есмь огонь, тьму разгоняющий! Аз есмь феникс, из пепла восстающий! Аз есмь пламень неугасающий!

Для всего мира известна была лишь средняя строчка — «Аз есмь феникс, из пепла восстающий» — как девиз рода Пожарских. На самом же деле всё было гораздо сложнее.

Именно этот девиз, троекратный, был выгравирован на родовом артефакте Пожарских — так называемом «Яйце Феникса». В нём была сосредоточена столь великая сила, что при необходимости его можно было использовать и как «подзарядку» при военных действиях, и для мгновенных переносов на огромные расстояния.

Именно так собирались его использовать сейчас.

С помощью яйца можно было активировать телепорт для нескольких человек в любую точку страны, если не мира, в которой ранее побывал представитель крови Пожарских, использующий яйцо.

Для этого с детства отец возил с собой Андрея, показывая ему те или иные города и заставляя запоминать, а иногда и зарисовывать целые пейзажи либо архитектурные ансамбли, чтобы с возрастом принц и будущий император не забыл те места, где они были, и смог в случае необходимости перенестись туда. Причём не один, а либо с малой дружиной, либо с несколькими спутниками.

Поэтому почти четырнадцать лет своей сознательной жизни Андрей путешествовал: иногда инкогнито, иногда с официальными визитами. Однако же он делал это для того, чтобы в критический момент можно было перенестись в любую точку — от заснеженных просторов Арктики до южных пустошей на границе с могильниками.

И сейчас, входя в родовую сокровищницу и подходя к месту, где хранилось яйцо, Андрей отчётливо понял, что не чувствует энергии родового артефакта.

Спустя секунду принц поднял тревогу.

Переборка дирижабля вместе с его обшивкой и металлическим каркасом исчезла у нас под ногами, и мы ухнули в пропасть.

Ветер взревел в ушах, прохладный, яростный, вырывающий крик из горла. Глаза слезились, но я смеялся — смеялся, чувствуя, как земля стремится навстречу, как воздух рвёт одежду, как сердце бьётся в такт этому безумному полёту.

Юмэ же не смеялась. Она вцепилась в меня так, будто я был последней соломинкой перед бездной. Её крик сливался с воем ветра, выражая чистый, животный ужас. Она явно не ожидала, что эвакуироваться из дирижабля мы будем подобным способом. Благо, высоту успели набрать около двух километров, может чуть меньше, на глаз не определить. Поэтому секунд десять-пятнадцать свободного падения у нас было.

Вот только не подрассчитал я радиус собственного воздействия. Вместе с нами в пропасть ухнул и огромный ящик, который до того в трюм едва втолкали грузчики в количестве то ли восьми, то ли десяти человек на колёсной тележке. Судя по его весу, к земле он стремился гораздо быстрее нас.