Я не умею прощать (СИ) - Стова Нийа

Как медленно и дотошно выглаживают онемевшую спину, ласкают рёбра, бережно, почти любовно.

Потом снова поднимаются вверх, и широкая ладонь обхватывает шею. А вторая самыми кончиками пальцев водит по бровям и скулам, невесомо касается щёк и ресниц, мазнув по губам, нажимает на них, заставляя раскрыться.

Я подчиняюсь, глубоко вдыхаю, потираясь щекой об эту ласковую руку.

И снова уверенно и нежно вниз, обласкав ключицы, эти волшебные ладони обхватывают грудь и чуть сжимают между пальцев возбуждённые горошины сосков.

Я выгибаю спину и не сдерживаю стона.

Не просыпаться…

— Должно быть, вы простили свою элитную шлюху, и я могу продолжить? Госпожа… — звучит с издёвкой хриплый шёпот возле уха.

Сознание включилось как по щелчку.

Я взвилась из воды отпущенной пружиной, но нахальные руки оказались ещё и очень быстрыми. Без труда скрутили и прижали к горячему твёрдому телу, лишая малейшей возможности вырваться.

Бесстыжий фиалковый взгляд рассматривал меня со злым весельем, а его обладатель спокойно сносил мои отчаянные пинки по своим голеням и не шевелился.

— Убери свои руки и не смей меня лапать, — шипела я, отплёвываясь от своих растрёпанных волос.

— О, нет! Госпожа неправильно меня поняла, — невинно похлопав шикарными ресницами, низко пропело это чудовище. — Я просто выполнял свои обязанности. Помог госпоже принять ванну и расслабиться. Могу и дальше помочь, — Мрай отклонился, выпуская на волю мою грудь с торчащими от возбуждения сосками, скользнул по ним глазами и понимающе ухмыльнулся, — получить удовольствие.

— Катись со своей помощью! Руки, я сказала! — я выпустила тьму, но тонкие чернильные струйки блёкли и растворялись, коснувшись серой кожи. Только иматиновая вязь ограничителей мерцала ядовито-зелёным цветом.

А не скинула ли мне илхарэсс свою огромную головную боль, дикую и абсолютно неуправляемую? Возникла внезапная мысль и показалась мне удивительно здравой, пока я ужом извивалась в стальном захвате. — Ещё немного, — доверительно сообщила длинноухая пакость, — и госпожу придётся отмывать заново. Недостойный наложник рискует опозориться, не выдержав её огненного темперамента, — потёрся он внушительным бугром о мои бёдра.

Я застыла, туго соображая от возмущения, и густо покраснела, когда до меня дошёл смысл сказанного. А эта сволочь вздёрнула пирсингованную бровь и мерзко заулыбалась, сверкая удлинёнными клыками. Ненавижу!

— Ты не имеешь никакого права дотрагиваться до меня, пока не приглашён на ложе. Мной — твоей госпожой и хозяйкой! — отчеканила громко в светящуюся превосходством физиономию. — Так что завяжи узлом свою благотворительность и, наконец, усвой своё место: у постели, но не в ней. С чего ты взял, что наши с королевой вкусы совпадают? Если я не вернула подарок, это не значит, что я им довольна.

— А ты крикни громче, — выцедил, сузив глаза, дроу, — сюда прибежит твой сопляк, и я докажу при свидетелях, насколько убогий ты сделала выбор. Мм, не желаешь, госпожа?

— И что меня остановит, чтоб не отправить тебя на алтарь? Мм, не ответишь? — вернула я гадкую улыбку.

Он длинно выругался и разжал руки. Я ухнула в воду, больно ударившись коленями о каменный бортик, и чуть не расплакалась. Довёл.

— Госпожа? — взбудораженный Нит аккуратно выудил меня из купели, провожая подозрительным взглядом спину второго наложника. — Простите, я опоздал, распоряжался о позднем ужине. Мрай недавно очнулся и не успел этого сделать. Он вас обидел? — заворачивая меня в пушистую ткань, беспокоился мой милый нянь.

— Всё в порядке, — ободряюще улыбнулась. — Считаешь, мне не под силу с этим справиться?

Нит молча покачал головой и ничего не ответил. Усадил в спальне на кровать, покормил чуть ли не с ложки, а потом долго расчёсывал и переплетал мне волосы, задумчиво косясь в сторону смиренно сидящего на коленях у моей постели проблемного подарка.

— И что он здесь опять делает? — кивнула в сторону полуголого истукана. — Я не выполнила каких-то условий вчера, принимая от илхарэсс наложника в дар?

— Он усвоил своё место. У ложа госпожи, — нахально вклинился в разговор вальяжный рык.

Нит пожал плечами:

— Он прав. Это его место. Но и возможности избавиться от неугодного мужчины у вас никто не отнимал.

Плевать! Пусть хоть корни здесь пустит!

Я демонстративно зевнула и, отослав Нита, легла спать. Не могу воевать при мальчишке. То, что я ничего не могу противопоставить Мраю, кроме угроз, он знать не должен, пока я со всем этим не разберусь. Иначе не отойдёт от меня ни на шаг, а я не собираюсь прятаться за детской спиной. Уже выросла. И мы ещё посмотрим, кто кого? Да? Я повернула голову в темноте, стараясь понять, спит это мерзкое совершенство или так и пялится на меня своими невозможными глазами.

Не спит. Со зла запустила в два красных огонька подушкой. В ответ прозвучал тихий бархатный смех. И я с головой закуталась в простынь, смиряясь с ещё одной бессонной ночью.

Глава 10

Кувырок. Разворот. Выпад. Удар. Мышцы звенят от напряжения. Движения заученные и чёткие. Я делала их тысячи раз.

Мах ногой. Поворот. Блок. Удар. Голова пустая и ясная. Пот градом по лбу и вискам, струится по шее и между лопаток, смывает ощущение прикипевшего за ночь взгляда.

Я не смогла забыться сном, как ни старалась. Думала, что накопившейся усталости и небольшого усилия над собой хватит, чтобы уплыть из реальности, отрешиться от чужого присутствия и раздражения на свою беспомощность.

Кто он такой, чтобы навязывать мне свои игры и провоцировать вспышки ярости, когда всё может закончиться очередным приступом, и не известно, с какими потерями я из него выберусь?! Просто постельная грелка, дарёный наложник, что возомнил себя хозяином положения в надежде на свою неотразимость.

Обломается. Я давно не покупаюсь на смазливые лица и фактурные бицепсы. Трезвый ум и холодность — единственный залог выживания. Держать желания в узде я умею ювелирно.

Но к утру мне стало казаться, что воздух потрескивает от напряжения, что я отравлена полынно-мускусным запахом мужской кожи, и древесные нотки в нём кружат голову почище абсента.

Я не слышала, но чувствовала размеренное дыхание, жар сильного тела, хоть нас разделяло не менее десяти широких шагов. Дроу не приблизился ни на волос, но от каждого взмаха снежно-белых ресниц я покрывалась гусиной кожей как в летний зной от ледяного ветра.

Временами чудилось, я угадываю, как поднимаются уголки его губ в ироничной ухмылке, и изгибается пробитая арджуном бровь. До ломоты в костях хотелось ощутить на себе его ладони, как тогда в купальне. Полусон сплёл из этих касаний кружево чувственного наслаждения, и не избалованное лаской тело требовало повторить всё вновь.

Тьма глубоко внутри, как жеманная кошка, вальяжно выгибала спину и тянулась в сторону нежных рук и низкого голоса, впервые не пробуя на прочность своё многострадальное вместилище.

Это не я.

Это совсем на меня не похоже.

Странная сила, которой наградил меня Источник, вытворяет эти безумные вещи. Или я чего-то не знаю о ноамат и собственном даре, что реагирую на королевский подарок так остро.

Удар. Прыжок. Удар. Металл со свистом режет воздух. Ничто так не приводит в чувства как активная тренировка. Измотать себя до изнеможения.

Кончики пальцев мелко подрагивали, когда я очнулась от ночного кошмара. А белобрысый мерзавец за всё это время так и не сдвинулся с места, не повёл и бровью, когда я вызверилась на заботу Нита, и наскоро приведя себя в порядок, грохнула дверью тренировочного зала.

Гори их темноэльфийская невозмутимость! В моём арсенале есть верный способ привести расшатанные нервы в порядок — пара клинков и хорошая нагрузка.

Блок. Переворот. Удар. Пульс монотонный и ровный.

Локоть. Колено. Голень. Исходная стойка.

Я успокоилась. Я победила. Губы растянулись в довольном оскале. Тьма угомонилась и уснула, готовая подчиняться по первому требованию.