Индульгенция 5. Без права на ненависть (СИ) - Машуков Тимур

— Отправляйте, — приказал Виктор Андреевич своему юристу, дрожащему человеку в очках, прижавшемуся к стене. — Официальный запрос в Имперскую Канцелярию. О признании состояния войны между Домом Оборотневых и Домом Раздоровых. Основание… — он оскалился, обнажив уже не совсем человеческие клыки. — … Убийство наследников и членов рода подлым колдовством. Требуем права Кровной Мести по Старому Кодексу.

Юрист закивал, засуетился, его пальцы запорхали по виртуальной клавиатуре. Атмосфера накалялась. Казалось, вот-вот рухнет человеческий облик, и кабинет заполнится взбешенными волкодавами.

Запрос ушел по быстрому магическому каналу — светящаяся печать Оборотневых вспыхнула и исчезла в воздухе.

Ожидание ответа длилось мучительно долго. Минут тридцать. Виктор Андреевич нетерпеливо метался по кабинету, как тигр в клетке, каждый его шаг заставлял дребезжать хрусталь в витринах.

И вот — ответ.

Серебристый свет вспыхнул над столом, материализовав долгожданный свиток с Имперской Печатью — двуглавым орлом, сжимающим меч и молнии. Виктор Андреевич сорвал печать, развернул пергамент. Его глаза пробежали по лаконичным строкам.

Желтый огонь в его глазах вспыхнул ярче. Уголки губ поднялись в зверином, лишенном всякой радости оскале.

— Одобрили, — прошипел он. Тяжелое, горячее дыхание вырвалось из его груди. — Состояние войны признано. Право Кровной Мести подтверждено. По всем правилам.

В кабинете взорвалось рычание торжества и ненависти. Оно не нуждалось в словах.

Виктор Андреевич схватил магический коммуникатор — тяжелый, из черного камня, в виде волчьей головы. Он набрал номер. Знакомый. Очень знакомый.

Трубку подняли почти мгновенно.

— Григорий Васильевич, — голос Виктора был низким, насыщенным дикой ненавистью, каждое слово — как удар когтями по металлу. — Поздравляю. Твое отродье только что подписало смертный приговор всему твоему жалкому роду.

Пауза. В эфире слышалось лишь ровное, чуть насмешливое дыхание с той стороны.

— Мы только что получили санкцию Империи, — продолжал Оборотнев, не сдерживая рычания. — Война. Официальная. Кровная. До последнего Раздорова. До последнего камня в фундаменте вашей вонючей усадьбы! Мы сотрем вас! Я…

Голос с той стороны перебил его. Спокойный. Ледяной. Насмешливый до мозга костей. Голос Григория Васильевича Раздорова.

— Головка от буя. Успокойся, Витенька, — прозвучало в коммуникаторе, и желтые глаза графа Оборотнева сузились до щелочек от бешенства. — А то твоя собачья морда вот-вот лопнет от напряжения. Дыши глубже. Полезно. Особенно перед… концом.

— ТВОЙ ВЫРОДОК УБИЛ НАШИХ ДЕТЕЙ! — взревел Виктор Андреевич, человеческий облик поплыл, по лицу пошла рябь, показалась шерсть.

— Знаю, знаю, — раздалось в ответ, и в голосе Григория Васильевича явственно слышалось… веселье. — Видарушка написал. Детально. Очень… живописно. Горжусь парнем. Настоящий Раздоров. Чистокровный. Приголубил бешеных собак, но малость перестарался. Впрочем, так и надо. Стая напала на одного — и сдохла. Какой позор!!! Измельчал род Оборотневых, совсем измельчал.

— ТЫ… ТЫ СМЕЕШЬСЯ⁈ — рык оборотня потряс стены кабинета.

— Ну не плакать же мне? Конечно смеюсь, Витенька, — подтвердил Григорий Васильевич. — Над твоей жалкой стаей, которую мой щенок разобрал на запчасти. Над твоей истерикой. И особенно смешно будет… — голос внезапно стал холодным, как бездна Нави, — … когда твою седую, вонючую шкуру Видар приколотит к воротам твоего же поместья. В качестве трофея. Доброй ночи, «граф». Спокойной она не будет.

Щелчок. Связь прервалась.

Виктор Андреевич Оборотнев замер. Коммуникатор в его руке треснул, затем рассыпался в мелкую черную пыль. По кабинету прокатился волной низкий, нечеловеческий вой — вой вожака, потерявшего все и клянущегося реками крови.

Война была объявлена. И старые волки Оборотневы впервые услышали в ответ не страх, а ледяную насмешку. Что делало их ярость еще более слепой, еще более смертоносной.

И где-то в своем кабинете, Григорий Васильевич Раздоров, убирая коммуникатор, усмехнулся. Война? Отличная новость. Его Видар опять принес роду прибыль, пусть еще и не знает об этом. А пока надо Никифора позвать — все-таки им войну объявили. И, наверное, сосредоточиться, но никак не получалось. Потому что хотелось смеяться….

Глава 21

Глава 21

Часом ранее

Пока мы шли, я отправил отцу сообщение о конфликте. К нам уже неслась охрана академии и несколько преподавателей. Впрочем, предъявить мне они ничего не могли — драка произошла за ее пределами, и их никак не касалась. Они, кстати, поэтому раньше и не вмешивались: все, что случается снаружи — это дела родов, а не студентов и их наставников.

— Я тебя боюсь…

Танька шла рядом и с тревогой смотрела на меня.

— Сбежал, потом пропал черт знает на сколько… И тут внезапно появляешься и за минуту разбираешь на части всю стаю, в которой самый слабый был воином, а Димка так вообще темником!

— Верно. Слабаком он был. Вот если бы среди них боярин оказался или воевода, пришлось бы напрячься. Но не сильно, — кивнул я.

— Ты это сейчас так пошутил же? Да? Воевода? Ты хоть представляешь его силы⁈ Да он тебя за миг…

— Ничего он мне не сделает, — зевнул я.

Холод Нави, что окутывал мое тело, точно ледяной панцирь, рассыпался на мелкие осколки, и я опять стал прежним — веселым и похотливым самцом. Есть время отрывать головы, а есть — задирать юбки.

— Серьезно⁈

Танька аж остановилась, но я подхватил ее под руку и потащил дальше.

Гиви шагал рядом, внимательно слушал, но не вмешивался в наш разговор. Кажется, он еще был в шоке и поэтому туго соображал.

Снежана тоже не произносила ни слова. Шла с отстраненным видом, и было непонятно, то ли она мысленно уже примеривала на палец обручальное колечко, радуясь, что ее избранник — самый сильный, то ли прочитывала возможные последствия устроенной мной резни.

— Отец сказал, что у меня теперь ранг воевода, — равнодушно пожал я плечами. — Но надо проверить, чтобы знать уж наверняка.

— Воевод в восемнадцать лет не бывает, — кажется, Таньку отпустило, и она стала опять привычной язвительной красоткой. — Нет, так-то ты, конечно, у нас очень особенный и одаренный, но все же не до такой степени!..

— А что, если это всё-таки так?

— Ну, тогда мне точно хана — заставят выйти за тебя замуж. Тут без вариантов. Впрочем, их и без этого очень мало было, а если подтвердится…

— А ты?

— А я выйду. Все равно или тебя, или Трупика как потенциальных мужей рассматривала. Ну, и по правде говоря, дурой буду, если такое упущу.

— Брат, — теперь, похоже, и Гиви пришел в себя. — Не хочу спрашивать тебя, через что ты прошел, чтобы стать таким сильным, но ответь мне на один вопрос… Только на один. Ты все еще наш Видар? Тот, кого я люблю и которому без сомнений доверю спину в бою?

— Гиви, даже не сомневайся. Веришь — нет, но вы оба были моим якорем, когда я уже совсем срывался. Особенно ты, Тань. Я за вас всю Навь на уши поставлю и Ирий разнесу. Я там был, и поверьте, смогу это сделать.

— Рад это слышать, — с чувством крепко пожал он мне руку.

— Эх, Танька, так я тебя и не трахнул, -посмотрев на нее, горестно опустил он голову. — Но рад за вас. Кстати, а ты возьмешь ее замуж?

— Возьму, если даст клятву верности. Чтоб больше никаких членов, кроме моего, она даже не представляла. Прощу измену роду, но не прощу измены себе.

— Я подумаю, — стрельнула она глазами.

— Думай. Время-то есть. Мне сначала надо с Кристиной и Светой разобраться. Все остальные дамы потом. И кстати, вы же будете на Осеннем бале Императора? Ждет вас там большой сюрприз. Впрочем, если будете держать язык за зубами, то и раньше.

— Ты о чем?

— Я был в Пустоши, — шепнул я ей на ухо, но так, чтобы Гиви тоже услышал. — Прошел ее полностью и вернулся оттуда… не один.

— Что⁈ — Танька аж остановилась, отчего идущие следом студенты из Мранных в нее едва не врезались.