Жена светлейшего князя (СИ) - Деева Лина

«А вот здесь должна быть Первая Дева. Или госпожа Сильвия».

Я рассматривала его с лёгкой отстранённостью, как красивую скульптуру или картину, созданную подлинным мастером. Ни война, ни бурная и кровавая ночь будто не отразились на строгих и красивых чертах. Только синева глаз потемнела, словно небо перед грозой, да неровно срезанная чёрная прядь висела вдоль щеки — слишком короткая, чтобы убрать её под ленту.

— Как вы, Кристин?

Геллерт решил нарушить молчание первым, и пришлось вспоминать, что я тоже умею говорить.

— Хорошо.

Это было правдой: я не чувствовала боли или дурноты, мне было приятно лежать в постели, а что до слабости — после такого «приключения» в ней не было ничего удивительного.

— Я рад. — Геллерт поднялся с кресла. — Сейчас приглашу к вам госпожу Сильвию.

— Хорошо, — эхом повторила я. И провожая его взглядом, невольно нахмурилась — что-то было не так.

«Он сердится на меня? Но что я сделала?»

Этот вопрос я почти без заминки повторила вскоре вошедшей госпоже Сильвии.

— Сердит? — переспросила она, кладя ладонь мне на лоб. — Да, и это тоже — ты ведь нарушила распоряжение и подвергла себя нешуточной опасности. Но всё-таки больше дело в том, что он сильно за тебя испугался и никак не может отпустить этот страх.

Я заёрзала от накатившей неловкости и, защищаясь, пробормотала:

— Зато получилось продержаться до подмоги. Хотя Ремесленник использовал свой артефакт.

Аргумент был спорным: оглядываясь назад, я и сама понимала, что сделала глупость. И пожалуй, моё вмешательство было не настолько спасительным, каким хотелось бы его видеть.

Однако госпожа Сильвия проявила великодушие и оставила это возражение невысказанным. А вместо него мягко произнесла:

— Да, получилось. Но какой ценой.

— Какой? — не поняла я.

Между соболиных бровей собеседницы залегла тонкая складка.

— Ты разве до сих пор не почувствовала? Взгляни на свои руки.

Я послушно опустила глаза и удивлённо моргнула. Мои запястья плотно обхватывали широкие браслеты из тусклого серого металла — настолько лёгкие, что совершенно не ощущались.

— Что это?

— Это, — госпожа Сильвия отчего-то запнулась, — колодки из алюминиума, пресекающие связь с Источником. В тебе открылся Родник, дитя. И теперь без этих колодок сила Источника выжжет тебя дотла меньше чем за сутки.

Глава 51

— То есть как выжжет? — Я смотрела на неё широко распахнутыми от страха глазами. — Что ещё за Родник? Почему у меня?

Как будто мне мало аллергии на волшебство! (Аллергии? А, это что-то из мира Крис).

Госпожа Сильвия опустилась в кресло, где недавно сидел Геллерт, и сложила пальцы домиком.

— Выжжет — значит, разрушит твой жизненный узор. Мы, владеющие Искусством, интуитивно способны пропускать через себя ровно столько силы Источника, сколько безопасно для нас. Через Родник же эта сила хлещет несдерживаемым потоком, чего не может вынести ни один смертный. И часто бывает, пока тот, в ком забил Родник, поймёт, что происходит и как с этим быть, его узор непоправимо повреждается. Вот почему люди с таким талантом редко доживают до старости.

У меня вырвался истеричный смешок.

— То есть я скоро умру? — И именно тогда, когда твёрдо решила жить. Какая ирония!

Черты госпожи Сильвии закаменели.

— Нет, — жёстко сказала она. — Пока тебя защищают браслеты, а дальше… дальше будет видно. Но ты будешь жить, дитя. Обещаю.

— Спасибо. — От её слов пасмурное небо моей души разрезал солнечный луч. И в его свете я сумела более рассудочно взглянуть на будущее: — Выходит, мне теперь до конца дней носить колодки?

Собеседница ответила не сразу.

— Посмотрим, дитя. Есть специальные упражнения, которые могут развить в тебе способность запирать энергию Источника. Однако для этого нужен долгий и упорный труд.

В моей душе встрепенулась надежда. Труд? Ерунда! Если в результате я смогу…

— Получается, я тоже смогу овладеть Искусством? Когда-нибудь.

— Увы, нет, — госпожа Сильвия смотрела на меня с пониманием. — Человеку, изначально не имеющему хотя бы малейшей склонности к Искусству, не дано пользоваться силой Источника, как скале, из которой бьёт родник, не дано напиться. Ты можешь лишь научиться перекрывать поток и, если хочешь прожить все отмеренные тебе годы, всегда держать запертым.

Вот так. Не награда, не возможность хотя бы на шаг приблизиться к таким, как Геллерт, а проклятие до конца жизни.

— Но почему я? — Мои пальцы с силой смяли край одеяла, хватаясь за него, словно за соломинку.

— Не знаю, — призналась собеседница. — Может, дело в твоей врождённой чувствительности к энергии Источника, из-за всех испытаний переродившейся в способность пропускать её в мир. Может, это талант другой тебя, проснувшийся в момент отчаянного напряжения души и тела. Что помогло нам, не буду скрывать. Артефакты Ремесленника разрушились под напором бившей из тебя силы, да и наше с князем Искусство ненадолго сделалось мощнее. Однако цена, — смотрительница грустно качнула головой, — цена за это получилась несопоставимой.

Она не сказала, что в случившемся есть и моя вина — возможно, даже львиная доля. Но ничего не помешало мне прийти к этому выводу самой и сжаться под одеялом от всепоглощающего чувства собственной глупости.

Негромко скрипнуло кресло, и моей макушки коснулась ласковая рука.

— На всё воля Источника, дитя. Прошлое не отыграть назад, и сокрушаться о нём — значит не давать себе двигаться дальше.

Я подавленно кивнула и сипло попросила:

— Госпожа Сильвия, можно мне увидеться с Геллертом?

— Вообще-то, сейчас тебе правильнее отдыхать, — мягко заметила смотрительница. — Но если ваш разговор будет коротким, я позову его.

— Коротким, — я подняла на неё умоляющий взгляд. — Обещаю.

Несколько ударов сердца собеседница оценивающе смотрела на меня, а затем согласно наклонила голову:

— Хорошо. Но прежде ты выпьешь восстанавливающий отвар.

И хотя слово «отвар» до сих пор вызывало у меня отторжение, отказаться я не могла.

Питьё, как всегда, было мерзейшим на вкус. Осушив кружку, я не сдержала гримасу отвращения, и в глазах принёсшего лекарство Геллерта отразилось сочувствие. Однако, забрав у меня посуду, он лишь ровно осведомился:

— О чём вы хотели поговорить, Кристин?

Я зашевелилась, машинально принимая более сидячее положение и расправляя плечи. Теперь главное — не отступить.

— Для начала признаю, что мой поступок был опасным и глупым. И если вам хочется высказать своё к нему отношение, готова выслушать.

На миг сквозь маску Геллертова самообладания прорвалось удивление. Тем не менее ответил он ровно:

— Я не собираюсь вас отчитывать, Кристин. Вы женщина, а не солдат, и поступок ваш, хотя и безрассудный, был чрезвычайно смелым. Я лишь прошу: не делайте так больше. Слишком многие не простят себе, если с вами что-то случится.

Многие? Я проглотила дурацкий вопрос: «И вы тоже?» — и честно ответила:

— Постараюсь.

Геллерт задумчиво хмыкнул.

— Знаете, раньше я не очень верил, будто Дом способен раскрыть подлинную натуру человека. Но теперь, похоже, пора пересмотреть это отношение.

Я сильнее вжалась спиной в подушки, однако глаз от лица собеседника не отвела. Да, прежняя Кристин никогда бы так не сказала, но страха разоблачения у меня больше не было. Я — это и она тоже, чему госпожа Сильвия — беспристрастный свидетель.

Однако объяснение всё-таки требовалось, и оно пришло расхожей фразой из мира Крис.

— Что не убивает, то делает сильнее. А я до сих пор жива.

У меня не было цели уязвить, но боль, отразившаяся в синем взгляде собеседника, показала, что удар пришёлся точно в слабое место.

— Глубокая мысль, — тихо отозвался Геллерт. — Можете не верить, но мне очень жаль, что вам пришлось становиться сильнее таким образом.

Как же мне хотелось на этом и закончить разговор! Нервное напряжение стремительно истощало мои и без того невеликие силы, однако нельзя было ни на мгновение забывать о главном — о войне. Тему прошлого надо было закрыть сейчас, ведь «потом» могло наступить неизвестно когда.