Абитуриентка. Студентка (СИ) - Абдуллов Роман

В столичном особняке собрались сегодня не все, а только представители рода ван Саторов, то бишь родители отца и его бабушка. Ужин накрыли в семейной столовой. Мать как хозяйка расположилась на одном торце стола, Маркусу же полагалось занять место напротив — отцовское, но он прошел мимо, не задерживаясь, и сел, как обычно, — по правую руку от него. Мать вскинулась было, но промолчала. Все промолчали.

В этом молчании, под четырьмя парами глаз еда казалась безвкусной, но Маркус упрямо изображал аппетит: отрезал кусок сочной, идеально прожаренной отбивной и принялся жевать, затем, с трудом протолкнув мясо в перехваченное спазмом горло, захрустел зеленью. В мертвой тишине хруст раздался особенно громко.

На лбу у деда вздулась вена, а прабабушка так сжала вилку, словно хотела воткнуть ее во что-то. Или в кого-то.

— Маркус, — позвала мать.

На ее бледном лице проступили яркие пятна, губы подрагивали.

— Маркус! — мать повысила голос. — Прекрати!

— Что прекратить? Я думал, мы ужинаем. Но если вы собрались для разговора, то прошу, говорите, вы мне не мешаете.

С этими словами Маркус сунул в рот очередной кусок мяса.

— Надо заметить, Одетта, что сына ты воспитать не смогла, — приступая к еде, сказала бабушка.

Мать холодно улыбнулась:

— Ему было с кого брать пример.

— Если ты намекаешь на Луция, то напрасно. Мой сын всегда был вежлив и уважителен со старшими.

— Конечно, — легко согласилась мать. — Он всего лишь преступил закон и оставил семью в позоре и без средств.

Маркус перестал жевать и мрачно посмотрел на мать. Неужели та из-за вечного противостояния с бабушкой готова осуждать покойного мужа?

— Не преувеличивай, — отозвалась бабушка. — Ваши средства хоть и заморожены, однако же они есть и вполне весомы. И кроме того, свой позор он смыл кровью…

— Это не его позор! — прервал её Маркус.

От недоумевающих взглядов старших бешенство рычанием заклокотало в груди, и он громко, чтобы никто не смог сослаться на старческую глухоту, заявил:

— Если отцу и было за что стыдиться, так это за нас, за его семью! Мы сами превратили себя в жалких трусов, побоявшихся вступиться за него.

— Мы соблюдали закон, — сказал дед и с сожалением покачал головой: — Ты еще слишком молод и не понимаешь, чем грозит его невыполнение. Стоит лишь раз отклониться от договоренностей, и больше никто не будет их соблюдать. Начнется грызня за власть и все окончится войной, в которой погибнут сотни, тысячи магов. Это будет концом нашего мира. Так что одна жертва — мизерная плата за спокойствие.

— Шайсе! Какая, к дьяволу, жертва⁈ — Маркус закричал, не в силах держать в себе скопившуюся боль и ненависть. — Ты говоришь о собственном сыне! Как о чужом! Как о бродяге с улицы!

— Он стал таким, когда сделал то, что сделал.

— Да что он сделал⁈ Он просто пытался спасти планету. Ее скоро пески сожрут! Земли истощены. Но вам плевать! Вам-то хватит!

— И тебе хватит, не кричи, — сказала прабабушка. — Тебя уже слышали все, в том числе и соседи.

— Вы даже не пустили меня увидеться с ним! Попрощаться!

— Замолчи! — дед стукнул кулаком по столу. — Луций сам просил нас об этом. Он опасался, что ты пойдешь на поводу у эмоций, кинешься вытаскивать его с плахи. Он не хотел, чтоб у тебя были проблемы! И не зря, чтоб тебе провалиться! Что ты устроил в академии? Луцию было бы стыдно. Нам всем стыдно!

— Я даже отклонила приглашение подруги на обед, — словно невзначай заметила бабушка. — И это учитывая то, что в последнее время приглашают нас нечасто.

Дед метнул в супругу свирепый взгляд и продолжил раздраженно выплевывать рубленые фразы:

— Твое отчисление из академии недопустимо. Неприемлемо! Чтобы отпрыск ван Саторов учился в Альтии? Месяц — слышишь? — месяц не появляйся в столице! Пусть остынут после твоих выходок. После вернешься. Мы воспользуемся связями, привилегиями, где надо — надавим, и ван Тусен возьмет тебя обратно.

— А что, — Маркус презрительно ухмыльнулся, — это не будет отклонением от договоренностей?

Прабабушка ткнула в его сторону вилкой:

— И составим список невест. Родители Присциллы расторгли соглашение после учиненного тобой дебоша. Заметь, не после казни Луция! Ты и только ты виноват в разрыве помолвки.

— Надо же! Хоть что-то хорошее…

Дед обратился к матери Маркуса.

— Одетта, когда твой сын вернётся в столицу, сразу начнем новые переговоры — желающих породниться с ван Саторами достаточно. А до того, будь добра, подготовь почву. Все должны знать, что Маркус вменяемый и законопослушный гражданин Республики. Селена, — обратился он к жене, — помоги Одетте. И прошу вас, не ссорьтесь. У вас общая задача. А твоя задача, — дед перевел на Маркуса тяжелый взгляд, — вести себя соответственно статусу. Никаких пьянок и драк! Ты — не плебс! Не срами наш род, иначе перестанешь принадлежать ему. Лучше он прекратится на мне, чем продолжится в недостойных потомках.

Дед с прабабушкой смотрели требовательно, мать с тревогой, а бабушка выковыривала из салата нелюбимый ею лук. Маркус положил салфетку, неторопливо встал и, глядя деду в глаза, сказал:

— Тогда роду ван Саторов следовало закончиться еще на вашем прадеде, дэр Авитус.

Дед бесстрастно кивнул:

— Полагаю, будь у него возможность увидеть тебя, он бы с этим согласился. Но довольно мы выслушали дерзостей. Вижу, что на серьезные решения ты не способен, значит мы примем их за тебя.

Он отвернулся, давая понять, что разговор закончен. Маркус тоже сказал, что хотел, и дольше оставаться здесь не намеревался. Не прощаясь, во вновь наступившей тишине, он покинул столовую. Только в дверях дед окликнул его и не терпящим возражений тоном произнес:

— Чтоб ни слуху о тебе не было. И отрасти волосы!

В коридоре Маркус замедлил шаг. Оставаться под одной крышей с обозленной родней не хотелось, а в городе он обязательно нарвется на знакомых. По столице, этому рассаднику сплетен, новость о его отчислении наверняка уже разлетелась, и теперь жаждущих узнать подробности хоть отбавляй. Только сочувствия ждать не от кого. Наоборот, бывшие друзья и сокурсники лишь с удовольствием понаблюдают, как он скользит вниз. Стервятники… Хоть сейчас в эту нищую Альтию отправляйся. Но до учебы еще несколько дней, и его отъезд приравняют к побегу.

Шайсе! Сейчас куда ни сунься, все не так! Ну и в Бездну всех!

Маркус накинул шубу, нахлобучил шапку, мимоходом подумав, что надо заказать новую — эта на лысой голове сидела чересчур свободно, — и отправился бродить по вечерней столице.

Дилану казалось, что никогда еще в Альтии не было так холодно. По крайней мере, за все свои девятнадцать лет он не припоминал такой продолжительной и снежной зимы. Подбросив в печь пригоршню угля, он мрачно оценил скудные остатки на дне короба. Пару дней продержаться хватит, а там им с отцом заплатят, и если цены снова не подскочат, то на десять серебрушек они купят угля на месяц вперед. Всего на месяц… Грёбаная зима, скорей бы закончилась!

Из-за входной двери донеслись голоса, и, запустив облако холодного пара, зашла мать.

— Ох, что делается! — раздеваясь, воскликнула она. — А младшие где?

Дилан подал ей войлочные тапки, нагретые на печи.

— Тертий с приятелями, как всегда, а Кэссия к Данлопам убежала. Праздник у них — дочь наконец-то пристроили.

— Стана говорила, вдовец сватался. Неужели Сильвия ему хлеба поднесла?

— Может и ему.

— А я сыра и яиц прикупила, тоже праздник устроим.

Дилан удивленно уставился на мать:

— К Кэсси сватаются? Ей же всего пятнадцать!

— Уже пятнадцать! Смирись, Дилан, — твоя сестра выросла. И хватит от нее парней гонять! — Мать выложила на стол сыр и яйца и, глядя на непривычные в их доме продукты, с горечью добавила: — Кто ж к ней посватается? Приданого два платья да старые башмаки…

Дилан шлепнул на доску кусок не очень-то свежего вяленого сала и, вонзив в него нож, с обещанием произнес: