Аргумент весомей пули (СИ) - Корнев Павел Николаевич

Первоцвет испустил тяжёлый вздох.

— Во многих знаниях многие горести, и я не желаю их преумножать. Просто заруби себе на носу: в наших кругах не принято интересоваться чужими атрибутами и аргументами. Не стоит обсуждать их с посторонними, и о собственных распространяться тоже не нужно. Что касается Гая… — Магистр покачал головой. — Мой тебе совет: держись от него подальше, не зли и лучше вообще не попадайся на глаза! А теперь сгинь, пока у меня несварения не случилось!

Глава 16

12–14

Всю дорогу до усадьбы я мысленно крыл распоследними словами Гая и Чеслава, а заодно и Первоцвета. Мысли то и дело возвращались к демонической мухе, но сколько ни ломал себе голову, никаких более-менее правдоподобных предположений на сей счёт выдвинуть так и не смог. В итоге решил полученным советом не пренебрегать и вести себя тише воды, ниже травы.

За ужином я традиционно уже поиграл в гляделки с Беляной и отправился в спальню, там прогнал весь комплекс упражнений по развитию абриса, а когда погасили свет, вытянул из кобуры и сунул под подушку револьвер.

Вот же, черти драные, дожил!

Но никто меня ночью не побеспокоил и до больницы тоже удалось добраться без приключений, а там всё пошло своим чередом, будто вчера и не было никакого разговора по душам. Дважды магистр Первоцвет привлекал меня к исцелению пациентов с запущенной порчей, а дополнительно поспрашивал об уже прочитанных главах медицинского трактата, благо зазубривать его наизусть не было нужды, от меня требовалось лишь понимание предмета.

— Больше усердия! — заявил в итоге магистр. — Иначе не видать тебе патента как собственных ушей! А теперь дуй к хирургам в остановке кровотечений практиковаться. И смотри не филонь!

Всерьёз рассчитывать на патент лекаря первого класса мне в любом случае не приходилось, но трактат о высшей порче я тем не менее штудировал со всем прилежанием. С чем-то разбирался сам, что-то растолковывал Радим. Магистр Первоцвет тоже помогал, но больше советами по практическому применению знаний, теорию он не разжёвывал.

Пациентов с запущенными случаями порчи доставляли в больницу не так уж и часто, но штаны без дела я не просиживал — ассистировал то одному врачу, то другому. Лечить не научился, недоступным для понимания оставалось даже простенькое наложение рук, но вот затворять раны и останавливать внутренние кровотечения наловчился весьма и весьма неплохо. Срастить сломанную кость, порванное сухожилие или рассечённую плоть, сколько ни пыжился, не получалось, зато с кровеносными сосудами это выходило едва ли не само собой. Пусть зачастую дальше требовалось вмешательство полноценного целителя, но в полевых условиях моих способностей должно было хватить за глаза.

— Тебя б натаскать ещё хоть немного… — вздохнул по достоинству оценивший мои успехи магистр Первоцвет и махнул рукой. — Ну да чего уж теперь!

Дни пролетали один за другим, и как-то за завтраком Беляна негромко шепнула:

— Сегодня ночью! Не забудь отпроситься с дежурства!

Я кивнул и в больнице первым делом заявил о намерении взять выходной, благо отработал в усадьбе почти полную седмицу, да на хирургов вкалывал, не покладая рук. Препон мне чинить не стали и внесли в табель запись о выходном, велели только занести соответствующее уведомление в усадьбу.

Но освободили меня исключительно от ночного дежурства, сначала я разбирал непонятные места в трактате о порче, а после закреплял полученные знания на практике. Затем ещё и в операционной половину смены отпахал, вымотался в итоге до крайности — ясно и понятно, что когда на воротах перехватил Огнич, я этому обстоятельству нисколько не обрадовался.

— Нет, нет, нет! — сразу пошёл я в отказ. — Никаких кабаков и борделей! У меня планы на вечер!

— Да не очень-то и хотелось! — рассмеялся фургонщик. — Я ж из Тегоса только! Так вчера с босяками гульнул, что до сих пор штормит.

— А чего тогда?

— Да они передать просили, что человек, которого ты искал, ещё месяц назад в Поднебесье уплыл.

Я кивнул и уточнил у фургонщика:

— Сказали, сколько я им должен?

— Стол накроешь при следующей встрече.

Меня такие запросы босяков всецело устроили, я пригляделся к Огничу и спросил:

— И как у тебя с абрисом?

Фургонщик расплылся в довольной улыбке.

— Оправу сформировал и меридиан исходящий прожёг. Гляди! — Он поднял руку, и над раскрытой ладонью вмиг засиял шар беловато-синего пламени. — Во!

Фокус был не из сложных, но прежде Огничу ничего такого не удавалось даже близко. Впрочем, он и тут почти сразу махнул рукой, развеивая аркан.

— Месяц сказали не перенапрягаться. Узлы схватиться должны.

Мы зашагали от больницы, и я полюбопытствовал:

— И как тебе абрис?

Фургонщик неопределённо пожал плечами.

— Да не знаю пока. Ещё осваиваюсь. — Он вдруг поскучнел и перевёл разговор на другую тему: — Послезавтра обратно в лагерь, так?

— Угу, — протянул я ничуть не менее уныло.

— Не хочу, — сознался Огнич. — Поглядел на босяков — они как сыр в масле катаются! Работа не бей лежачего, ещё и побольше нашего заколачивают!

— Хорошо устроились, этого не отнять, — признал я очевидное.

Фургонщик покивал и вдруг спросил:

— Гридю знаешь?

— Это кто? — озадачился я.

— Да с нами приплыл! Внешний ученик из отчисленных — его к стрельцам приписали, — пояснил Огнич. — Встретил здесь, пока тебя ждал. Говорит, их сразу после кровавого ливня в бой кинули — позиции они удержали, но убитыми и ранеными треть бойцов потеряли. Нашего одного наповал уложили и ещё одного воздушника, сам Гридя под залп картечи угодил — если б не отторжение, на куски бы порвало, а так перебитыми ногами отделался. Уже на костылях ходит.

— Дела! — присвистнул я.

Мы ещё немного прошлись вместе, а дальше фургонщик отправился отсыпаться в казарму, ну а я двинулся в главную усадьбу. Баюна предъявленный мной документ об освобождении нисколько не огорчил, он лишь кивнул, а поручик Желан так и вовсе расплылся в презрительной улыбке.

— От тебя так и так никакой пользы! Чтоб после ужина духу здесь не было!

— После ужина, — подтвердил я, а про себя подумал, что торгаши совсем страх потеряли, раз уж мелкая сошка не боится задирать боярина.

Впрочем, ну какой я боярин? Одно слово — отрезанный ломоть. Такого сам Царь небесный приструнить велел.

Аппетита не было, но заставил себя поесть, затем опоясался оружейным ремнём, закинул за спину ранец и покинул усадьбу через чёрный ход. За Беляной в её каморку заходить не стал, это мы обговорили заранее. Впрочем, долго скучать в ожидании черноволосой пигалицы не пришлось: та уже минут через пять возникла на другом краю сквера, помахала мне рукой и поспешила прочь. Я припустил вслед за девчонкой, нагнал и забрал корзинку — причём ту пришлось едва ли не вырвать. Беляна ещё и оглянулась как-то очень уж напряжённо, будто ожидала окрика.

— Погоди! — насторожился я. — Ты удрала, что ли?

— Ага!

— А что мешало законный выходной взять?

— Кто б мне его дал! — зло процедила Беляна. — Как ревизор заселился, так ни разу из усадьбы и не отпускали. Первое замечание схлопотала, когда Баюна уведомила, что беру свободный день, и не дождалась разрешения уйти. А попыталась оспорить выговор — так ещё и за самовольную отлучку во дворец правосудия взгрели!

— И что теперь? — забеспокоился я.

Черноволосая пигалица раздражённо фыркнула.

— Да всё уже, Лучезар! Моё дело ещё вчера в дисциплинарную комиссию передали. Уже даже рассмотрение на завтра назначили. Теперь либо пан, либо пропал.

— Ты объясни толком, что задумала! — потребовал я, но Беляна помотала головой.

— Заранее говорить не буду, чтоб не сглазить, — заявила она, нервно поёжившись.

Ответ меня нисколько не успокоил, скорее уж наоборот. Девчонка заметила это, потеребила украшавшую бархатную ленту жемчужину и снизошла до пояснений: