Сердце Изнанки. Книга 2 (СИ) - Ковальчук Олег Валентинович

— Да, проститься с другом надо, — пояснил я, стараясь говорить уверенно, но без лишнего напора. — Ведь после расстрела уже не свидимся, как вы понимаете, а проститься надобно.

Начальник тюрьмы помедлил секунду, задумчиво поглаживая усы, их концы торчали остро, как штыки… На его лице мелькнула тень сомнения, но быстро исчезла.

— Вообще не положено, конечно, — произнёс он. — Но коли так надо, можно и сделать поблажку. Но только один раз, — он прокашлялся. — Всё же неплохой этот Медведев мужик, в общем, жалко мне его, так и знайте. Пускай с близкими со своими напоследок свидится, заслужил. Он всё-таки — герой.

— Вот я о том же, — подтвердил я, чувствуя, как напряжение немного спадает.

— Ну, давайте за мной, — он встал из-за массивного дубового стола, и направился вглубь здания, которое одним концом было пристроено к тюремной стене, и судя по всему имело отдельный вход.

Перед входом на территорию тюрьмы, мы сдали оружие и двинулись вглубь. Каждый наш шаг эхом отдавался от каменных стен, пропитанных безысходностью этого места.

Шли мы с конвоем из нескольких офицеров, которых вызвали в качестве сопровождающих. Мы люди гражданские, к тому же одарённые и нас обязательно должны были сопровождать сотрудники.

Сначала упёрлись в одни металлические ворота. Стоило им открыться, как они за нами закрылись, однако тут же раскрылись другие, и так несколько раз. Мы подходили к одной решётке, её открывали для нас, запускали в небольшую решётчатую камеру и пропускали дальше, при этом отсекая путь назад. Каждый лязг замков отдавался эхом по пустым коридорам, а шаги охранников звучали подобно метроному, что отмерял время заключённых.

— Да кого здесь содержат? — удивился я, поражаясь количеству шлюзов и толщине решёток. Стены, казалось, были сделаны специально, чтобы поглощать всякую надежду на побег.

— Преступников, в том числе и военных, смертников вот. А меры безопасности такие, потому что все наши подопечные — одарённые, — принялся перечислять начальник тюрьмы. Его голос звучал буднично, словно он рассказывал о сортах чая, а не о людях, ожидающих казни. — Тех, кому уже нечего терять, а потому и осторожность наша нелишняя.

Наконец мы остановились у небольшого КПП. Свет здесь был тусклый, создавая глубокие тени на лицах охранников, которые смотрели на нас с настороженностью.

— А здесь надобно сдать оружие, — произнёс он, указывая на специальные ящики. — Иначе дальше прохода нет. Мы вступаем на территорию, где содержатся особо опасные и одарённые.

— А там содержался кто? — спросил я, оглянувшись на пройденный путь. — Мы ведь прошли столько шлюзов и дверей…

— А там обычные заключённые, люди неодарённые или те, кто задержан по несерьёзным делам. А здесь же такие преступники содержатся, которые могут и от города камня на камне не оставить, если дать им волю. — многозначительно произнёс начальник тюрьмы.

Мы миновали ещё десяток шлюзов, спустились на три этажа вниз, куда-то в подземелье. Воздух становился всё более спёртым и влажным, а освещение — тусклым и зловещим. Факелы на стенах отбрасывали причудливые тени, которые, казалось, двигались сами по себе.

По дороге начальник тюрьмы, как-то слегка замявшись, сказал:

— Ничего не подумайте, но как бы это сказать — друг ваш слегка помятый.

— Это как помятый? — приостановился я. — Что значит помятый? Его пытали? Издевались над ним?

— Да нет, понимаете, вышла такая оказия, — начальник тюрьмы явно чувствовал себя неловко, — когда его задержали — на место прибыл ближайший патруль, молодые совсем, не опытные. Они его доставили сюда и определили, не разобравшись, в общую камеру. А там помимо него ещё тридцать уголовников.

— И? — Я вскинул бровь.

— И один из них узнал в Медведеве аристократа. Тот его когда-то с позором из рядов гвардейцев выпер за то, что на посту уснул. Ну и затеялась буча. Решил, значит, этот паршивец отыграться на бывшем начальнике. А Медведев взял да и всех этих тридцать уголовников раскидал. Как котят. Представляете — в наручниках! С блокированным даром! Понятно, что и сам без побоев не обошелся, но из тех тридцати половина в лазарете до сих пор валяется. Так что не подумайте, мы тут бесчинство не творим. Но потому он и помятый немного. Лекарь осмотрел, ничего серьезного, но синяки да ссадины лечить не стал — все же тюрьма, не санаторий какой.

Он проводил нас дальше по коридору, рассказывая как Медведев, несмотря на раны, держался с достоинством, не молил о пощаде. Даже тюремщики его зауважали — редко встретишь такую стать среди заключенных. Говорил, что когда Медведев улыбается своей разбитой улыбкой, кажется, будто он здесь временно и скоро вернется к прежней жизни.

А дальше мы оказались у входа в коридор, где нас встретил офицер, который тут же вскочил и, приложив ладонь к козырьку, поприветствовал начальника тюрьмы:

— Доброго дня. Здравия желаю, господин полковник, — отчеканил он. — На моём этаже содержится десять осуждённых. Жалоб нет, все здоровы, обед произведён по графику

— Принято, — буднично произнёс Тимофей Митрофанович. — Поведите-ка нас к Медведеву, будьте добры.

— К Медведеву? — удивился офицер, скользнув по нам взглядом. — Так он же через три дня того… не положено к нему.

— Кому не положено? — хмуро спросил начальник тюрьмы.

— Прошу простить. Идёмте, — произнёс офицер и отвёл нас к самой дальней камере, явно обеспокоенный нашим неожиданным визитом к приговоренному. По его нервным движениям было видно — случай этот из ряда вон выходящий.

Я попытался воспользоваться истинным зрением, но все двери оказались под защитой. Был ли кто-то внутри камер, понять не удавалось — истинный взгляд не справлялся с защитными чарами и не проникал сквозь массивные стены.

Офицер приблизился к камере и открыл небольшое смотровое окошко в двери.

— Господин Медведев! Руки, пожалуйста! — объявил он командным тоном.

— Куда меня вести потребовалось? Рано еще для казни. Да и для прогулки рановато, — раздался усталый, голос изнутри.

— Никуда. К вам пришли.

— Если это Душеприказчик то пускай он… В общем, я уже всё ему сказал. Нечего мне ему говорить, извиняться ни перед кем не собираюсь, — отрезал заключённый.

— Вас навестить пришли.

— А? Навестить? — в голосе явно промелькнуло удивление. — Кто это ещё?

Офицер нахмурился, теряя терпение:

— Господин Медведев, мне надобно безопасность обеспечить! Руки ваши!

— Кого нелёгкая принесла? — произнёс он, но в окошко уже просунулись здоровенные лапищи.

Офицер молниеносно накинул на них магические наручники, которые в истинном зрении полыхнули ярко-красным пламенем. Судя по всему, это были артефактные кандалы особой силы. Видимо блокируют одарённость. Они так сильно сдавили руки заключённого, что тот невольно зашипел от пронзившей боли.

— Да чтоб вас, посетителей… Не дадут спокойно к покою отойти, — прошипел он сквозь зубы.

Я пожал плечами, переглянувшись с генералом: мол, что с ним поделаешь, неугомонный.

— Медведев, отойдите к стене! — скомандовал офицер через окошко.

— Да знаю я, не сотрясай воздух, — с нескрываемой гордыней ответил заключённый.

Затем, получив молчаливое согласие начальника тюрьмы, офицер принялся открывать дверь. Я внимательно наблюдал и насчитал целых семь замков. Это наводило на размышления: либо тюремщики чрезмерно перестраховывались, либо знакомец Злобина действительно представлял такую опасность, что требовалась столь серьёзная система безопасности, лишь бы предотвратить его побег.

Когда дверь наконец отворилась, внутрь первым вошёл начальник тюрьмы.

— Уж с вами-то каждый день видимся, — проворчал заключённый, окидывая его хмурым взглядом. — Стоило ли на меня ради этого кандалы надевать? Атаковать вас не собираюсь. — Он усмехнулся с горечью. — Или уже бояться меня стали?

— К тебе друг детства пришёл, — спокойно сообщил начальник тюрьмы.

— Друг детства? — в голосе заключённого прозвучало неприкрытое удивление.