Громов: Хозяин теней 4 (СИ) - Демина Карина

С другой стороны, он и так узнал больше, чем следовало бы.

И верить ему?

Не верить?

— Вижу. Вижу, что ваш брат вполне способен сам передвигаться. Худо-бедно он научился себя обслуживать, верно?

Татьяна кивнула.

В Тимкиных пальцах самолётик казался крохотным. И глядел на него брат презадумчиво. А потом вдруг губы его растянулись в улыбке, рука поднялась и самолётик отправился в полёт.

— Ур-х! — Птаха рванула следом, чтобы когтями толкнуть бумажную игрушку. И самолётик, клюнув носом, устремился к полу. — Ур-ха!

Птаха, сделав круг, явно довольная собой, вернулась к Татьяне, чтобы устроиться на плече. Я же покосился на целителя. Вот только странная траектория самолёта его ничуть не заинтересовала. Николай Степанович смотрел на Тимоху и исключительно на него.

— Координация отличная. Навыки восстанавливаются. И это хорошо. Это значит, что как минимум, сохранилась способность к обучению.

Тимоха, проследив то ли за самолётиком, то ли за Птахой, наклонился, а потом и вовсе сполз на пол, чтобы лапищей своей ухватить Призрака за загривок.

— Тя! — сказал он, подтягивая его к себе. Призрак свистнул и замер. А братец, затащив тень на колени, принялся наглаживать.

— Что он… погодите… так… — Николай Степанович чуть прищурился. Потом выдохнул и произнёс: — Охотник… стало быть, охотник, причём такой, который имеет тень…

Нет, всё-таки разведчики из нас хреновые.

— Знаете, это… как бы… — я призадумался, не стоит ли позвать сюда кого посерьёзней, того же Карпа Евстратовича, чтоб он со своим целителем сам договорился и объяснил, почудилось тому.

Ну или ошибся.

— Тайна, — Николай Степанович вздохнул. — Знали бы вы, сколь я устал от этих тайн…

Кто бы говорил.

Я, может, тоже хочу быть добрым и открытым к миру. А приходится вот, как есть.

— Но травму первичную он получил не в этом мире, так? — похоже, интересовали Николая Степановича весьма конкретные вещи.

— Скорее всего. Обстоятельства не известны, — тут уже Татьяна заговорила. — Брат не помнил… когда мог говорить, так вот, он не помнил, что произошло. Наш целитель делал, что мог, но, к сожалению, состояние Тимофея со временем не улучшалось.

Мягко говоря.

Призрак заворчал и покосился на меня, потом, извернувшись, перехватил Тимохин палец клювом.

— Даже не думай, — сказал я ему мысленно. И Призрак свистнул, но клюв разжал. А потом прикрыл глаза и растянулся. За прошедшие полгода он не то, чтобы сильно вырос, скорее стал плотнее, крепче.

— … пока могу рекомендовать лишь отдых и покой. Что до разума, то здесь сложно сказать определённо. Повреждения имели место, следы их остались. Вряд ли получится избавиться от них полностью. Возможно, часть личности или же воспоминаний, умений каких-то… способностей будет утрачена. Сколь большая и серьёзная — увы, это не в моей компетенции, — Николай Степанович развёл руками. — С памятью может случится и так, что она есть, но закрыта. Такое бывает при сильных эмоциональных потрясениях…

— Но он же мужчина, — Мишка аж вытянулся.

— И что? Думаете, сильные эмоциональные потрясения только женщины испытывают? — и опять наш целитель поглядел на Мишку сверху вниз. — Разочарую, но женщины как раз склонны проявлять куда большую психологическую гибкость и устойчивость. Впрочем, это так, слова… но если я прав, то ваш брат никуда не делся. Он существует, просто запертый там, в собственном разуме.

— И как… его отпереть?

— Увы, я не знаю… точнее я знаю, что сейчас практикуют разные методы, но… — он поглядел на Тимоху, который сосредоточенно ощупывал крыло Призрака, растягивая его. Впрочем, делал он это очень аккуратно, да и Призрак недовольства не выказывал, только длинный хвост его мотался из стороны в сторону, кончиком своим дразня Бучу. — По моему частному мнению далеко не все они эффективны, не говоря уже о гуманности.

— Вы про электрошоковую терапия? — тихо произнесла Татьяна.

— Именно. Или стимуляцию энергетическими потоками. Или, паче того, лоботомию. Эту процедуру вовсе надо бы запретить или хотя бы жёстко ограничить… не суть важно. Допускаю, что вам могут посоветовать что-то из данных методов…

Он замялся.

— Но бы рекомендовал просто ждать. И учить его.

— Чему?

— Всему, чему сочтёте нужным. Вы ведь научили пользоваться ложкой и туалетом? Вот всё остальное, поверьте, тоже вполне достижимо. Начните с мелочей. Буквы, цифры…

— Он не говорит.

— Маленькие дети тоже далеко не сразу начинают разговаривать, — Николай Степанович нацепил очки. — Речь развивается постепенно. Или восстанавливается, что я тоже видел неоднократно. Поражения мозга — не такое уж редкое явление. Да, ждать скорого прогресса не стоит, но… этот путь много безопасней иных, быстрых. А теперь, если позволите, я заберу своего пациента… кстати!

Он вдруг прямо просиял.

— А вы, Татьяна Ивановна, не хотите ли с нами? Тёплые грязи в вашем случае будут весьма полезны. Это, конечно, задержит вас, но…

— Ничего страшного, — сказал вместо Татьяны Мишка. — Мы с радостью задержимся. Тань, я за ними пригляжу и вообще… ты иди. Грязи и вправду хорошая штука.

— Пользовался? — не удержалась Татьяна.

— Не я. Матушка… раньше, — Мишка разом помрачнел. И сестрица, сообразив, что сказала что-то не то, поспешила удалиться.

Бестолковые они.

И я не лучше.

Глава 20

Глава 20

Нет ни единого домашнего животного, которого нельзя бы сделать ласковым и внимательным обращением, справедливой строгостью, не только вежливым и послушным, но и преданным другом. Виной всему противному мы сами, наша лень и наш подлый эгоизм.

«Записки псового охотника Симбирской губернии» [1]

— Что думаешь? — спросил я, когда в палату вернулась Тьма с очередной придавленной тенью, которую выплюнула уже на пол и, чуть придавив когтем за хвост, отступила в стороночку.

Буча, высунувшись из-под кровати, свистнула.

— О чём?

— О целителе. Не этом. Ну, не Николае Степановиче. О другом. Как его… всё время забываю. Роберт.

— Он мне никогда не нравился, — сказал Мишка, опускаясь на кровать рядом с Тимохой. — А я могу его… потрогать?

— Тимоху? — не понял я.

— Твою тень.

— Попробуй. Призрак, не дёргайся…

Тот всё равно повернул голову к Мишке и зашипел. Не доверяет он моему братцу, причём категорически. И рука, уже готовая было коснуться, замерла.

— А моя так и отказывается выходить, — произнёс Мишка. — Я думал её вытащить, но как-то… не знаю. В последнее время почти и не чувствую. И муторно от этого. Слабость накатывает.

— Голод. Есть. Там нет, есть его, — в своей манере пояснила Тьма.

— Тьма говорит, что она у тебя не кормлена давно, — надеюсь, я верно перевёл. — И с голодухи начала тебя жрать.

Неприятненькое открытие. То есть, где-то в теории мне говорили, что такое возможно, но теория — это одно.

— И что делать?

А то я знаю.

— Я мочь, — Тьма с какой-то непонятной нежностью наблюдала за тем, как Буча скачет вокруг тени, пытаясь в неё вцепиться. Тень шипела и дёргалась, но с каждым мгновеньем всё слабее. — Вытащить. Он держать. Плохо связь. Править.

— Связь у вас плохая, если верить Тьме, — говорю, глядя на Мишку с интересом. — Править надо.

— Как?

— Вот… понятия не имею. Но чую, если не договоритесь, то или ты её придавишь, или она тебя.

Мишка кивает.

И задумывается.

— Как ты её вообще добыл? — интересуюсь.

— Да… как все. Охотники принесли. В камне. Мелкую. Потом обряд провели.

— Что за он?

Буча умудрилась-таки вцепиться тени в шею и, навалившись собственным невеликим весом, прижала тварь к полу.

— Я не очень в обрядах разбираюсь. Круг был ритуальный. Мне дали выпить что-то, от чего повело так, поэтому я даже не уверен, что было ли что-то или мне примерещилось. В круг уложили. Потом разрезали живот и вложили в него камень.