Ворон, который меня пленил (СИ) - Началова Екатерина

Я заперта в черном облаке — Рейтор поймал мои руки вместе с платьем, поднял над головой и долго держит, наслаждаясь моментом. Затем ловит в плен губы. Горячо, влажно… Он освобождает грудь. Я не вижу, но знаю — смотрит. Нарочно качаю грудью, чтобы он смотрел еще, чтобы не смел отрывать взгляда.

Он стискивает пальцы на моих запястьях, тянет вверх, заставляя меня встать на цыпочки. Его сила мне нравится. Собственная беспомощность сладко тает на языке. Я чувствую, как груди касаются утренние подснежники — это Рейтор не удерживается, чтобы повторить то, что видел. Касания легки и от того жгучи. Затем цветы сменяют губы, пальцы. Не знаю, что атакует чувствительнее. Пульс плещется сразу в нескольких местах — в губах, в груди, внизу живота, под его рукой, где бы она не оказалась… Как такое может быть? Лицо под платьем горит.

Наигравшись, Рейтор отбрасывает платье. Рывком стягивает белье, расстегивает штаны, приподнимает и отводит в сторону мое колено — я смотрю в его глаза, он в мои, он стискивает зубы, я не сдерживаю стон — и мы сливаемся. Ноющая капля боли, облегчение, томительная пробирающая похоть, далекая от романтичных поэм, немного стыда и много бесстыдства, заливающий все черный, мои руки на черных плечах, солоноватый вкус его кожи, побеждающий жар, буря, гуляющая в его мышцах — теперь во мне.

Глава 31. Все перья

Когда я закрываю глаза, то вижу под ресницами светящиеся точки. Они появляются, концентрируются, медленно вспыхивают и исчезают. Я слежу за светом с любопытством. Эти светлячки из-под век играют со мной.

— Ты видишь свет, когда закрываешь глаза? — спрашиваю вслух.

Вопрос устремлен вниз, потому что Рейтор лежит подо мной. Мы устроились на кушетке подсобки, постаравшись на этот раз не поднять пыль. Кушетка узкая. На ней можно разместиться вдвоем, если постараться, но я не хотела спать, поэтому улеглась на Рейторе. Он глубоко дышит, качая меня вверх-вниз, вверх-вниз… Это увлекательно. Лучше качелей.

— Вижу, — коротко произносит он.

В подсобке темно, но я почти уверена, что Рей тоже лежит с закрытыми глазами. Наверное, я не даю ему отдохнуть, но я слишком наполнена впечатлениями, чтобы спать. Я так многое могу… Могу трогать, могу спрашивать, могу молчать, могу думать и делаю все одновременно. Под пальцами мужские, тугие, бархатно-гладкие плечи, а под ними упруго перекатывается концентрированная сила. Сейчас она отдыхает, а обычно недоступный Рейтор вдруг стал моим, позволив делать с собой, что угодно. Я уже пробовала его на язык, немного покусала, пощекотала, начертила на коже узоры, расчесала пальцами волосы, поползала по нему, устраиваясь, теперь изучаю дальше — в полудреме Рейтор сносит все. Если ему приятно, он улыбается — я слышу по дыханию. Если только терпит, он задерживает вдох.

— Расскажи про свои перья, — попросила я наугад.

Я хочу говорить. Не обиделась бы, если бы он не стал отвечать или уснул, но Рейтор подчиняется. Сонный с хрипотцой голос разносится по стеллажам тихой подсобки — Рейтор рассказывает мне то, что известно немногим. Его пять перьев на пальцах — это пять шансов, чтобы увидеть свою смерть. Пять раз он может переиграть. Рейтор буднично замечает, что убить его трудно. Он не говорит точно, сколько раз умирал. Утверждает, около десяти. Я видела только одну смерть и не могу, не хочу представлять, каково это еще девять раз. Я слушаю его рассказ как страшную сказку.

Он говорит, что делает что-то тайное, запрещенное, но благое для рода. Что именно — отмалчивается. Наткнувшись на стену тишины, я решаю свернуть.

— Зачем ты заставляешь меня забывать? — мой следующий вопрос.

— Это самое аккуратное… Я могу заставить поменять воспоминания, убедить, что ты не видела, но… Не хочу ломать эти цветы. Я прикрываю их как бы… покровом. Временно. Потом открываю. Вряд ли кто сможет поднять мой покров…

— И долго так будет?

— Нет. Думаю, немного осталось.

Чувствуя, что покладистость Рейтора вот-вот иссякнет, я меняю тему на более игривую.

— Почему ты решил меня проводить, а не предложил остаться?

На это Рейтор отвечает охотнее.

— Так… Не хотел давить.

— Ты мог бы и не давить, если бы я осталась, — замечаю я.

Рейтор вдыхает так глубоко и долго, что его грудь поднимается на какую-то небывалую высоту. Затем формулирует.

— Не мог бы… — он объясняет лениво. — Мужчина с дамой ночью наедине… Невежливо не проявить к ней особого внимания. Ты бы подумала, что не интересна мне.

Я смеюсь. Рей прав, я бы обязательно сделала вывод, что не интересна.

— Значит, ты проявляешь внимание только из вежливости? — я дразню его.

— Бывает и так, — подтверждает Рейтор.

Я настораживаюсь.

— Ты пошел на близость со мной из вежливости?! — уточняю.

— Было бы невежливо не проявить внимание к даме, которая снимает передо мной платье…

Услышав нотки сарказма, я с чувством шлепаю по распластанной подо мной груди. Шлепок получается звонким. Рейтор охает.

— И в койке насилие… А принцесса казалась такой безобидной…

Его грудь мелко дрожит от смеха.

Я немного сержусь, что он не говорит то, что я хочу услышать. Невовремя вспоминаю предупреждение Мари. Отделяет ли Рейтор меня от других или я только одна из многих? Он не фадиец. Он видит меня, но это может ничего не значить. Может быть, за видения просто отвечает одно из его перьев, что лишь часть его Силы, а не выбор, который сделала я… Затхлый запах старой грусти проходит вскользь по свежей радости, и я зажмуриваюсь, пытаясь прогнать её.

Не сейчас… Не сейчас.

— Я слышу, — серьезнея, предупреждает Рейтор. — Сам не знаю, почему вижу тебя. Конечно, я тебя выделяю. Чего ты так боишься?

Чего боюсь? Я думаю о холоде, ледяными пупырышками касающегося кожи. Я знаю, как долго он может не кончаться.

— Так, личные страхи… — туманно говорю я.

— Расскажи о страхах.

— Это не очень приятно…

— Зато важно, я слышу. Рассказывай, Касия.

К горлу невольно подкатывает ком, а пальцы сами собой нервно сплетаются в замок. Он всеведущий, с ним не промолчать, запоздало понимаю я.

— Ничего особенного… Ты знаешь, что до тебя у меня был… Мужчина, — едва произношу.

— Да.

— Ты не читал меня? Про это?

— Так далеко — нет.

Я вздохнула, собираясь с мыслями. Черные перья, боль, черные перья, боль…

— Касия?

Рейтор ждет ответа.

— Все просто… — неохотно заговорила я. — Мне было восемнадцать. Я жила, как все, ходила на посиделки и однажды… выбрала.

Я старалась говорить, не закрывая глаз, чтобы не погружаться туда, шесть лет назад.

— У нас было взаимно… Встречались каждый день, несколько месяцев. Он сказал, что выбирает меня, и я приняла его, как спутника. Он начал приходить к нам в дом, познакомился с родителями, мы уже решали в какой день смешать кровь, планировали, а потом он… Сказал, что не может. Отказался.

— Сильно… — отозвался Рейтор.

Осколки той разбитой любви были собраны, выброшены, но один мне достать не удалось. Он засел где-то глубоко в спине и порой напоминал о себе привычной глухой болью. Настоящее «да» тихо произносится до официального. Не смешивание крови делает из двух Воронов спутников, верных друг другу, не проявившаяся запись в книге великих родов, не выбор одного, а взаимное согласие, озвученное еще до подтверждения намерений.

Я скривилась, утыкаясь лбом в грудь Рея. Как получилось, что я вспоминаю прошлое, которое предпочитаю не вспоминать, именно сейчас? Он молча положил руку мне на спину, ухитрившись накрыть как раз ноющее место.

— Он не смог объяснить толком. Хотя, может я не поняла… Не знаю. Мне тогда было трудно понимать. Он говорил, что я слишком фадийка, что родители против, что он не уверен и прочее. Понятно, принуждать его никто не стал, мы расстались. С тех пор я не совсем уверена…

— Ясно.

Молчание так густо наполнило подсобку, что я услышала, как шевелятся старинные книги учета, подскрёбывая старыми листами друг об друга. Или это не они, а вездесущие пылинки, которые пробираются между страницами, и прокатываются между ними, как камни в узкие расщелины.