Перековка. Перевернутое Небо (СИ) - Игнатов Михаил

— Тоже.

— Ого! И как тебе у нас, старший Тола? Пахнет кровью?

Только уже в своём поместье я буквально силой заставил себя сжать восприятие, оттянуть его от беседки и перестать слушать их разговор.

Ох уж эта Фатия, я и забыл, какой на самом деле она может быть колючей и бесящей. Но там Пересмешник, он приглядит. Я сделал всё, что мог. Дальше всё в руках самого Толы.

Устало опустился в кресло, что скорее напоминало трон, потёр руками лицо. Этого мне показалось мало, и я стянул маску. Здесь можно — слуга полностью верен Тизиору и мне. Да и как не быть верным, с его-то двойным комплектом печатей.

Швырнул маску на край стола, к записям о формациях с жертвами, вновь принялся растирать лицо.

Вот сейчас это было оно, без неприятной, пусть и трудноуловимой нотки лжи и чуждости лица.

Выдохнув, откинулся на спинку и застыл, впившись взглядом в зеркало у стены. В себя, в своё отражение.

Показалась ли мне зелень в глазах миг назад или нет?

Глава 9

— Господин, да ничего с ней не случится. И с ним ничего не случится.

У меня задёргалась бровь, и пришлось прижать её пальцем. В другой ситуации я бы порадовался, как ярко проявилось моё и только моё, но сейчас радоваться не хотелось.

Пересмешник вёл себя не как взрослый, видавший виды мужчина, бывший наёмник, наёмный убийца и прочее, а как… как…

— Господин, ну первую сотню вдохов, ну вечер, ну полдня, ну день присмотреть, ну ладно, два, на край…

Он вёл себя как избалованная мелкая дочь в богатой семье, которую не взяли на праздник в город, и канючил, канючил, канючил.

— Хватит! — не выдержав, рявкнул я.

Рявкнул и тут же поджал губы, злясь на себя и косясь на зеркало.

— Плохо. — Тон Пересмешника тут же сменился.

Я и без его подсказки знал, что плохо, но всё равно огрызнулся:

— Мне не нужна твоя помощь.

— Нужна, господин, — твёрдо возразил Пересмешник. — Вам нужна и моя охрана, пока вы не восстановили силы, и вам нужна моя помощь в выпаривании лишнего.

Я обернулся, ожёг взглядом пустоту у потолка:

— И как, чей сейчас гнев обращён на тебя? Мой или не мой?

— Ваш и только ваш.

— Это не ответ.

— Нет, это как раз ответ. Ярость и злость — это именно ваше, господин. А вот презрение и злоба — это чужое, и именно его вы должны выпаривать.

— Перековать, — возразил я.

— Старик сказал выпарить.

— Мне не нравится его термин.

— А мне нравится, — равнодушно ответил Пересмешник. — И я буду его использовать столько раз, сколько понадобится, чтобы вы сохранили себя.

Я отвернулся, вновь словно случайно мазнув взглядом по зеркалу. Там отразился я и только я. Серые глаза без малейшего следа зелени.

Убедившись в этом, я буркнул:

— Ты мне нужен здесь, а со мной ничего не случится: я лишь поговорю с Райгваром.

— Позволю напомнить, господин забывчивых, что не просто поговорите, а предложите кое-что, и это кое-что может вскружить голову даже праведному идущему из имперской фракции, тем более может сделать это сектанту.

— Не думаю, что подобное случится, но моих змеев и Указов хватит, чтобы уйти.

— Или не хватит. Судя по тому, что рассказал вам старик, Тигры входят в сотню сильнейших сект.

— Мне важнее Фатия и Тола.

— Раз испугавшись змеи в лесу, вы боитесь каждой лианы, господин. Бояться нужно было три дня назад, можно было бояться вчера, но чего бояться сегодня?

— Чего бояться? — я вновь повернулся и впился взглядом в пустоту у потолка. — Того что…

— Господин, — мягко, но непреклонно перебил меня Пересмешник, — Аммы вполне хватит приглядеть за ними и уверяю вас, господин, сейчас Амма гораздо более к месту рядом с ними, чем я.

Я нахмурился, не особо понимая, на что он намекает. Неужели на…

— Да и старик принял лекарство и на глазах восстанавливает свою силу, — продолжал убеждать меня Пересмешник.

— Той силы пока, — отмахнулся я от этого довода.

— Пока. Но у него была четвёртая звезда, думаю, вторую он точно себе вернёт. Нет, нет и нет, господин, даже не пытайтесь улизнуть без меня. Моё место рядом с вами, господин безумных визитов.

Я устал спорить и кивнул. Что же, возможно, я и впрямь позволил своему страху ошибки разрастись слишком сильно, раз уж там Амма более к месту, чем Пересмешник.

Мы вылетели из города Тритонов вечером, невидимками, взяв направление на бушующую на горизонте грозу. Для начала. Так-то земли Тигров лежали левее города безумного духа и левее Поля Битвы.

К ночи мы пересекли море и влетели прямо в грозу. Завтра Хребет Трав получит свои молнии, правда, не все.

Я ослабил духовную защиту и позволил ветру рвать и дёргать халат и волосы, прищурился, наслаждаясь его жестокостью и напором. Глубоко вдохнул, ощущая, как его странный запах покалывает в носу. Казалось, этот запах можно ощутить даже на языке: терпкий, колючий, стихийный.

Насладившись им и предвкушением, я рванул вперёд, туда, где в облаках сверкнула фиолетовая вспышка.

Шесть вдохов мне понадобилось, чтобы туда добраться. Новая молния ударила справа, в сотне шагов. Следующая — впереди, в двухстах. Третья — в шести десятках шагов позади, сильнее всех разорвав воздух громом.

Я крутанулся на месте, возмущённо закричал, перекрикивая свистящий вокруг ветер:

— Вот же я! Вот! Ударь в меня, в меня!

Кто бы меня услышал…

Буря и так была не слишком яростной, молнии сверкали лениво, так ещё и каждый раз вдали от меня, лишь бесполезно оглушая громом.

Я крутанулся на месте ещё раз, метнулся в сторону раз, другой, третий, выругался, осознав, что таким пустым метанием ничуть не увеличиваю свои шансы попасть под молнии. Завис, задумавшись.

В прошлый раз мне приходилось убегать от них, а не бегать за ними. Неужто Молниевые Бури ослаблены до сих пор? Или они набирают силу позже, когда доходят до берега, поднимают тучи песка и становятся настоящей Бурей, стеной пыли с бушующими внутри молниями, а не как здесь, просто сильной грозой без дождя? Я даже Раух в тучах не вижу. Только я мечусь туда-сюда.

Пересмешник вот вовсе не метался никуда всё это время. Неспешно догнал меня, завис в паре сотен шагов. Очередная молния разорвала воздух куда ближе к нему, чем ко мне.

Я выругался.

Пересмешник, молчавший всю дорогу, и сейчас висевший вдалеке крохотной, едва заметной сквозь мглу облака фигуркой, вдруг спросил:

— Господин, а как бы вы вели себя сейчас, если бы не было проблем с духом?

Я огрызнулся:

— Ты, видимо, примеряешь на себя маску слуги, который всегда лезет с глупым вопросом?

Пересмешник молча пожал плечами, я же, сделав над собой усилие, успокоился, задумался.

Намек был более чем ясен, да и вопрос был задан как никогда вовремя. Я сам должен задавать его себе каждые сотню вдохов, чтобы не забыть, но нет, мне с этим помогает Пересмешник. Стыдно.

Вопрос же простой. Всё тот же, что и раньше. Что во мне моего, а что во мне чужого. Справедливость — это моё. Моё это и ярость, злость даже, но так ли моё вот это раздражение?

Да, молнии не лупят меня в макушку по первому моему желанию, так и что с того?

Что бы сделал сейчас я? Я тот, кем был раньше?

Я вижу лишь два ответа.

Первый — это достал бы цинь и попробовал бы выразить в музыке то, что вижу вокруг.

Второй…

Я помедлил, а затем ухмыльнулся, растягивая губы как можно шире.

Поспешил бы развлечься. А что может быть развлечением лучше, чем хорошая схватка?

— Господин? — настороженно окликнул меня Пересмешник.

Но я даже не повернул головы к нему.

Сжав покрепче пальцы на древке Пронзателя, я глянул влево, вправо, выбирая направление первого удара, а через миг рванул вперёд, к ударившей молнии, раздвигая со своего пути ставший твёрдым воздух, раздвигая его так, как должен это делать Повелитель. Без наполнения созвездия, без обращения, и даже вовсе без созвездия, без единого наполненного узла.