Урожай Смерти (СИ) - Магнус Гэвин

Это был несколько необычный опыт - дарить знания могущественному сверхъестественном существу, а не получить их от него. Значило ли это, что я сам вырос, раз способен сотворить подобное? Или то была лишь случайность, порождение дикой магии, что я лишь временно сумел скопить в себе? Медленно шагая по улицам мертвого города, я задавался многими вопросами: но, в отличии от вопросов моего творения, ответить на мои не мог никто.

Он учился быстро - быстрее, чем любой разумный которого я когда-либо встречал. И это, несмотря на заискивание, несмотря на искренние, детские эмоции этого существа, вызывало у меня тревогу. Дух смерти пока не мыслил категориями далекого будущего, не планировал стратегию на годы вперед: словно ребенок, он мыслил категориями сегодня и сейчас.

Я запрокинул голову вверх, смотря на серые, затянутые тучами небеса. Где-то там, вдалеке, королевства окутывала завеса, что скрывала нас от взора богов. Завеса, созданная силой, природу которой я так и не сумел понять. Но этой силы оказалось достаточно, чтобы запереть мое творение в Таллистрии.

– Тебя волнует тень в небесах, Отец?

– Ты её видишь? – слегка удивленно спросил я.

– Чувствую.

– Не завеса сама по себе. – покачал головой я. – Она полезна, ибо скрывает нас. Меня волнует её создатель.

Он долгое время молчал, впав в глубокую задумчивость: я определял это по тому, что в такие моменты дух утрачивал контроль над внешними флуктуациями собственной энергии. А затем, спустя долгие минуты прогулки, когда мы были уже недалеко от королевского дворца, ответил:

– Я помню его. Плохо, фрагментарно, но помню. Могущественный. Сильный. Страшный. Он ворвался ко мне в разум, когда я ещё даже не знал, что такое разум. Он запер меня здесь, в границах Таллистрии. Это словно блок во мне: могучий, нерушимый, сотворенный волей, что способна на невозможное.

Я вздохнул.

– Это я знаю.

Дух неожиданно заволновался. Пространство вокруг черной кляксы дрогнуло, заискрило серыми всполохами, исказилось и пошло рябью: а само существо принялось быстро тараторить, словно боясь моего разочарования:

– Не думай, что я слаб, Отец! Просто я молод, а он очень стар. Мне всего несколько лет, а в его разуме было эхо целой вечности, и много-много того, что я пока не могу понять. Но однажды я вырасту и сломаю его оковы. Придёт день, когда даже такой как он, меня не удержит.

Я не стал объяснять ему, что меня волнует именно это. Вместо этого я спросил другое:

– Что ты можешь сказать о нём? О его природе? Я так и не смог проникнуть в эту тайну, но мы видим мир иначе. Возможно, твой взгляд поможет нам лучше понять нашего противника. Похож ли он на тебя? Чем является? Элементалем? Духом? Демоном или темным богом? Что есть ближайшая аналогия к его бытию?

Мы даже остановлись, пока мое творение размышляло. Флуктуации энергии стихли, перестали быть волнующими, стали скорее свободными. Но он учился быстро - и вскоре дал мне ответ.

– Мы похожи, но иные. Оба нематериальны. Оба несем в себе силу смерти. Но я был рожден естественным путем - почти случайно, в вихре твоей воли и силы. Он же был создан как орудие, невероятно могущественное, древнее, в котором слышно эхо воли, что способна сотрясать саму вселенную. Я не знаю слова, которым можно описать подобное существо. Это не бог и не демон, не дух и не элементаль. Он словно эхо, сотворенное кем-то куда сильнее него, но даже этого эха достаточно, чтобы сотрясать миры и быть подобным богам. Но как и у всякого эха, у него нет будущего: его судьба затихнуть. Чем бы он ни был, у него нет души.

– Не такой вещи, как судьба. – просто ответил я. – Будущее не предопределено, и нет во вселенной силы, способной предсказать случайность всегда и везде. Помни об этом, если однажды тебе расскажут о том, что твоя судьба - быть побежденным.

– Я запомню, Отец.

– Говоря же о душе… Ты говоришь об этом как о недостатке. Но ты уверен, что она есть у тебя?

Ответом мне был звонкий, чистый, добрый смех в котором не было и тени зла: я уже и не помнил, когда слышал такой в последний раз. Он неожиданно глубоко резанул меня внутри: возможно, потому что я сам никогда уже не буду способен смеяться так.

– Конечно, Отец. Ведь ты дал мне часть своей.

Я не ответил, но это и не требовалось. Неожиданно для самого себя я понял: с меня словно сняли тяжелый, многотонный, груз, словно с атланта, что перестал держать небеса. Всё тревоги, связанный с мертвым королевством, всё опасения утраты контроля, волнение за будущее своей власти - они ушли, словно их не было.

Между нами словно на миг возникла нить - между безжалостным императором-завоевателем и молодым, чистым и невинным духом, что родился из его гнева и стремления убить врагов, и эта нить дала мне понять, что он не лжет.

Говорят, лучшие мастера магии людей могут вложить частичку своей души в свои творения - и, пусть и случайно, похоже, я сумел сделать тоже самое. И это меняло всё - ведь как можно боятся части собственной души? Того, что возможно, более ценно для любого человека, чем даже его родное дитя? Какое-то седьмое чувство, идущее изнутри, ясно давало понять - даже если рухнет сама вселенная, последнее, чего я могу оказаться среди её руин, будет мое творение.

И это было бесценно.

Я улыбнулся - искренне. Так ли удивительно, что моим лучшим творением оказалось совершенное оружие? Пожалуй, это характеризовало меня как человека определенным образом - но я не был против. Я принимал себя таким, какой я есть.

Мелайя встретила меня, в легком, пурпурном платье, легкомысленно развалившись на троне.

– Теперь это земля теней, здесь нет места живым. – передразнила меня бывшая охотница.

Я развел руками.

– Из любого правила есть исключения.

– Ты уж точно исключение из многих правил. – хмыкнула она, слезая с трона. – Визит неожиданный, но не скажу что неприятный. Я уже настроилась сидеть тут ближайшее столетие одна. Знаешь, у меня есть претензии! Ты говорил о величии, но как-то здесь… Скучновато, знаешь. К тому же… столько грязи, крови и смерти теперь витает

Я ненадолго замолчал, сделав предельно серьезное, каменное лицо.

– Величие и созидание - это не одно и тоже. – негромко сказал я. – Ты должна знать это лучше других.

В тронном зале повисло тягучее, зловещее молчание.

– Ты безжалостный ублюдок. – наконец, спокойным голосом сказала Мелайя. – И я хочу обвинить тебя во множестве вещей. Однако в этом ты не лгал, это правда. Поэтому давай вместо того чтобы заниматься любовью с твоим мозгом, мы пройдем в более подходящее для встречи старых друзей место, и займемся чем-то более приятным?

Я не отказался.

Удивительно, но во дворце сохранились вполне рабочие, заботливо поддерживаемые в прекрасном состоянии купальни. Нежити не нужна еда - но, похоже, некоторые женские привычки оказались неистребимы даже у вампиров.

– Дашь мне своей крови? – легкомысленно, осведомилась королева Земли теней, без тени стеснения скидывая с себя одежду и ныряя в теплую воду бассейна.

– Сколько хочешь. – усмехнулся я, раздеваясь.

Сложно сказать, сколько раз она убила меня. Кажется пять… или семь? Это не отложилось у меня в памяти, потому что я не считал: просто у меня раз за разом останавливалось сердце, пока впившись в шею девушку тянула из меня кровь, и мое бессмертие вновь и вновь запускало его, сотворяя новую, чистую кровь.

Мертвенно-бледная, совсем не похожая на живую фигура преобразилась, наливаясь цветов, соком и жизнью. Вскоре Мелайя уже ничуть не напоминал нежить - став прекрасной, молодой девушкой с идеальной фигурой, слегка раскрасневшейся, и на вид такой невинной…

А дальше я потерял счёт времени. Возможно прошел день… два… или неделя. Бессмертному не нужна еда, сон или отдых: пусть их переносить и более неприятно, чем для безучастной нежити.

Но всему приходит в конец, и в какой-то миг, вяло лежа на теплом камне под водой, я лениво принялся размышлять: является ли это некрофилией, или всё же нет.