Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Бедный отец, — услышал я слова Эвадины, тихие, словно она обращалась с мольбой к мученикам. Оглянувшись, я увидел, что она с ужасной печалью смотрит на борьбу в деревне. — По крайней мере, избавьте его от позорного плена.

— У вас было видение, — сказал я. — Вы знали, что Шельван задумал предательство. Моя миссия в Куравеле была для отвода глаз, чтобы Леанора думала, будто вы уязвимы в моё отсутствие.

Печаль сошла с лица Эвадины, сменившись настороженным выражением, которое мне не понравилось, поскольку граничило с враждебностью.

— Да, — подтвердила она, её голос было едва слышно из-за окружавшего грохота. — У меня было видение. Но тебя, Элвин, в нём не было.

С северного конца моста донёсся новый шум, и мне пришлось в тревоге развернуть Черностопа. В конце концов, у ловушки была и вторая челюсть. Однако я не увидел Альтьенских рекрутов, которые бы хлынули через пролёт, заходя нам в тыл. Вместо этого над растерянными шеренгами мерцал скудный свет факелов, колыхались алебарды, а пехотинцы в замешательстве не знали, куда податься. Тогда из-за реки эхом донёсся новый звук, в котором легко можно было узнать сильное столкновение доспехов. Теперь я уже знал о сражениях достаточно, чтобы оценить ход этой стычки только на слух. Следом за первоначальной шумихой последовала какофония лязга и грохота яростной схватки. Она длилась недолго, быстро сменившись коллективными стонами смятения от солдат, столкнувшихся с катастрофическим поражением. Звуки битвы сменились криками покалеченных или умирающих, перемежаясь жалобными воплями молящих о пощаде.

Когда крики начали стихать, из темноты на северном конце моста показалась фигура высокого мужчины в доспехах на впечатляющем сером боевом коне. За его спиной ехал отряд рыцарей, один из которых нёс знамя с изображением рыжего коня на дыбах в обрамлении серебряных деревьев: символ герцога Рианвеля.

Герцог Вирулис Галмейн оказался моложе, чем я ожидал — когда он снял шлем, под ним было лицо человека всего на несколько лет старше меня. А ещё я описал бы его как симпатичного, если бы не бледная кожа, впалые щёки и тёмные мешки под красноватыми глазами, которые отвлекали от любого эстетически приятного впечатления. Его волосы также были острижены до черепа, на котором виднелись многочисленные зажившие порезы, как будто его стригла очень неумелая рука. На самом деле он напоминал жертву какого-то заболевания, если не безумия, с учётом плохо побритой головы и того, что его впалые, покрасневшие глаза не мигали, когда он говорил. Однако его осанка и голос казались сильными, даже оживлёнными.

Переехав мост, он быстро спешился и неприлично долго пристально смотрел на Эвадину. Когда она поклонилась и начала произносить приветствие, герцог опередил её, рухнув на одно колено и низко опустив голову. Знаменосец, сопровождавший его, последовал примеру.

— Знайте, миледи, что я всецело ваш, — сообщил герцог Эвадине тоном, наполненным серьёзной уверенностью. — Знайте, что все мои силы — ваши. Мои солдаты ваши. Всё, что есть у меня… — его голова опустилась ещё чуть ниже, — … ваше.

«Ослеплён», подумал я, вспомнив прощальные слова лорда Жакеля в Куравеле. «Хоть никогда с ней и не встречался». Видя, как этот бледный аристократ дрожит в предвкушении слова Помазанной Леди, я не мог не согласиться с суждением старого игрока в кости.

— Встаньте, милорд, — тёплым приветственным голосом сказала ему Эвадина. — И знайте же, что от лица Серафилей я принимаю вашу службу. И, узрев сегодня ваши действия, могу сказать: я не видела лучшего воплощения примера мучеников.

— Вы… — Вирулис бросил взгляд на Эвадину, а потом снова быстро опустил голову. — Вы оказываете мне честь превыше всяких слов, миледи.

Весь этот любезный обмен взаимным восхищением выглядел бы более прилично, если бы с северного берега реки не доносились звуки резни. Деревня уже затихла, улицы усеивали тела убитых королевских солдат в блестящих доспехах, тут и там виднелись более тёмные тела наших павших. Однако неослабевающий хор криков на севере говорил о том, что резня продолжается.

— Миледи, раз битва выиграна, — сказал я, снова обращая на себя внимание Эвадины, — быть может, пора закончить кровопролитие.

— Кровь тех, кто оспаривает слово Леди, должна быть пролита, — сказал герцог Вирулис. — До последней капли, если потребуется. — Он, уже безо всякого трепета, зыркнул на меня, и его лицо выглядело почти как череп, кроме глаз, светившихся тем огнём, какой я видел у многих настоящих фанатиков. — Сегодня я привёл на её сторону всех верующих Рианвеля. Они отлично знают ценность правосудия, солдат.

— Я лорд, — ответил я, глядя ему в глаза и не в силах сдержать отвращение на губах. — А Леди милосердна в своём всепрощении.

Я увидел, как передёрнулось его лицо, как согнулись руки в латных перчатках, отчего зачесались и мои. Редко какой человек был мне настолько неприятен, но герцог Рианвеля умудрился всего несколькими словами добиться моей ненависти. «Не только словами», поправил я себя, глядя, как расцветает обожание во взгляде герцога, когда говорила Эвадина. «Какой мужчина не станет ненавидеть соперника?»

— Милорд Писарь говорит верно, — сказала она Вирулису, хотя и без каких-либо оттенков увещевания в голосе. — Прошу вас, милорд, на сегодня уже достаточно конфликтов. Успокойте своих людей, ибо я хочу поговорить с ними.

— Как прикажет миледи. — Вирулис снова поклонился и встал, а потом повернулся к своему знаменосцу и приказал: — Трубите сбор. Передай, что Помазанная Леди в безопасности. Пускай соберутся и послушают её слово.

— Милорд, а что с пленниками? — спросил знаменосец, разворачивая лошадь.

— Связать их, и пусть дожидаются решения Леди. Но если среди них этот негодяй Шельван, то приведите его ко мне.

Лорд Шельван, к моему большому удивлению, погиб, сражаясь. И к тому же, весьма отважно, по всем свидетельствам. Когда Альтьенская шеренга прорвалась, он пришпорил свою лошадь, направив её в брешь, и колотил булавой, пока рианвельский копейщик не сбил его наземь. Толпа верующих, пришедших на сторону Леди за своим герцогом, не сдерживалась и изувечила тело Шельвана, отрубив ему голову и конечности, которые затем подвесили к мосту. Эвадина недовольно покосилась на герцога Вирулиса, и этого хватило, чтобы он приказал убрать кровавые украшения.

Другой враг, кто отличился тем вечером, был лорд Альтерик Курлайн, хотя и не благодаря храбрости. Напротив, больше всего разговоров вызвала скорость, с которой он сбежал с поля боя, не в последнюю очередь оттого, что почти всех своих солдат, кроме горстки, он бросил мёртвыми или пленными. Хотя в войске Ковенанта из-за этого его прозвали Трусливым Маршалом, лично я не мог винить его за это решение. Когда бой проигран, зачем медлить, ожидая своей кончины? Лучше сбежать и выносить план мести. И немного утешало то, что бегство Альтерика избавило его дочь от неловкости, связанной с пленением собственного отца.

Толпа, собравшаяся тем утром послушать проповедь Помазанной Леди, состояла из трёх отдельных групп. Войско Ковенанта под командованием капитана Суэйна выстроилось ровными шеренгами справа от Эвадины. Слева стоял герцог Вирулис и его пять рот рианвельских герцогских рекрутов — две конных и три пешие. По центру расположилось ещё больше простолюдинов, и они представляли собой решительно непривлекательное зрелище. Здесь собрались набожные верующие со всех уголков Рианвеля и из-за его пределов, поскольку у Ковенанта есть множество аванпостов в диких землях на востоке. Как и у участников Жертвенного Марша и похода на Атильтор, в их внешнем виде было мало общего, а их одежда варьировалась от лохмотьев до богатых платьев. От других простолюдинов в походах их отличало изобилие вооружений и доспехов. Оно было разнородным и плохо организованным: пикинёры стояли рядом с алебардщиками, люди же с луками и арбалетами были разбросаны по толпе, а не собирались в группы. Однако без оружия не наблюдалось никого, и, судя по пятнам и шрамам у людей в этой толпе, все применили его накануне вечером.