Я один вижу подсказки 6 (СИ) - "Son"

И вдруг я почувствовал, как паук оказался у меня на языке. Не знаю, что стало причиной: то ли мои мысли, то ли нервы. Бывает же такое.

Но в следующий момент я резко стиснул зубы.

Хруст.

Хитиновый панцирь разлетелся, заполняя рот горьковатой жидкостью. Это было отвратительно. Оно напоминало вкус переспелой вишни или сливы, но вместо сока — густая, вязкая мерзость.

Я продолжал жевать.

Хруст. Хруст.

Снова и снова, пока тельце паука не превратилось в кашицу. Затем я спокойно выплюнул всё это прямо на ноги Тьмо.

— Ну и мерзость. Я точно не хочу быть рабом.

Вокруг повисла оглушительная тишина. Никто не произнёс ни слова. Казалось, никто даже не понял, что только что произошло.

Далемир, лежавший рядом, открыл рот. Его взгляд кричал: «А что? Так можно было?!» Ведь он уже смирился с тем, что станет рабом. Ну не помирать же тут.

Елох сорвался на крик:

— Ты придурок!

Если бы не Тьмо, стоявший неподалёку, Елох наверняка подошёл бы и избил меня. У остальных были схожие реакции. Лета, Вея и Мичури смотрели на меня с одинаковым выражением непонимания, даже страха.

И в их глазах читался один главный вопрос: «У него что, стальные яйца?»

Все именно так и думали. Всё из-за Тьмо. Этот дикарь буквально источал страх. Мы были связаны, и он был сильнее.

Конечно, если не хочешь, чтобы тебя запытали, остаётся только делать то, что велено. Так ведь? Особенно если пока к тебе относятся «нормально». А уж если предлагают присоединиться к нему — такой шанс вроде бы нельзя упускать.

Я понимал, что легко не будет. Это читалось в глазах Тьмо, в его злобном, мрачном выражении лица. Он стоял, уставившись на свои ноги, по которым стекали остатки паука.

— ТЫ ДРЯНЬ! — наконец взорвался Тьмо.

Его ярость была далека от простого раздражения. Это была неистовая, неконтролируемая злоба. Его кулак с грохотом врезался мне в челюсть. В ушах зазвенело, во рту появился металлический привкус крови.

— Пошёл ты. Я не буду рабом! — прошипел я и снова плюнул, на этот раз прямо в его живот.

Тьмо был вне себя. Теперь он напоминал бешеного быка — сильного, но безрассудного. Ещё один удар — на этот раз в грудь, затем в рёбра. Раздался хруст. Он бил снова и снова, как будто пытался сломать меня окончательно. Удары казались бесконечными, каждый из них причинял боль.

Я стиснул зубы, выдерживая этот поток ненависти. Только одно я знал наверняка: когда-нибудь, может, не сегодня, но я лично убью его.

— Ха… Ха…

Наконец, Тьмо остановился. Его дыхание было тяжёлым, но он уже успокоился.

— А знаешь… Ты сделал только хуже, — произнёс он с мрачной усмешкой. — Не для меня, а для своих друзей. Я тут подумал, а мне-то что? Один меньше, один больше. Просто убью одного из вас — вот и решим проблему.

Я знал это с самого начала. После того как Тьмо рассказал историю о культе, всё стало предельно ясно: отсюда никто не выйдет.

У нас было два варианта — стать рабами или уйти вперёд ногами. И теперь, своими действиями, я фактически закрыл окно возможностей для кого-то из нас.

У меня не было сомнений, кого выберет Тьмо. Либо Мичуру, либо Вею. Что тут сказать? Сорян, я сглупил.

И действительно, взгляд Тьмо остановился на Мичуре — самом бесполезном, по его мнению, из нас. Удивительно, но на лице Мичуры не было ни обиды, ни ненависти. Только странная смесь понимания и принятия. Казалось, он уже примирился со своей смертью.

— Так значит? — тихо спросил Мичура.

Этот молчаливый, немного растрёпанный парень всегда держался в стороне. Лучник с длинными волосами, чуть отливающими синим, и вечным усталым, недовольным взглядом. Сейчас в его облике что-то изменилось. В момент, когда пришло время умирать, он внезапно стал разговорчивым.

— Да, — коротко ответил Тьмо. — Это будешь ты.

Ему нужно было убить кого-то, чтобы продемонстрировать свою решимость. Чтобы я подчинился.

Тьмо понимал: если я буду убивать паука за пауком, его миссия провалится. Я понимал это тоже. Но я не мог ничего сделать.

Мне хотелось сказать что-то, хоть что-нибудь, чтобы облегчить вину.

— Прости.

Звучало глупо. И всё же ещё ужаснее было бы вообще ничего не сказать.

Мичура всё понял. Он даже попытался меня утешить:

— Брось. Ты не виноват. Не ты же собираешься меня убить. Ты не можешь быть в ответе за чужие действия.

Его слова звучали неожиданно зрело. Я не ожидал такого от него. Вообще, это скорее мог бы сказать я, но никак не он.

— На самом деле, я даже ждал этого дня, — вдруг признался Мичура. — Культ Падших… какое же тупое название. Знаете, я раньше не говорил, но я знаком с этим культом.

Его слова заставили всех замереть. Даже Тьмо и Елох насторожились.

— Они пришли в нашу деревню ночью. Культ Падших — проклятые маньяки. Я проснулся от запаха горящей плоти. Крики, кровь… Они убивали методично, с особой жестокостью, с наслаждением, — голос Мичуры дрожал, но он продолжал.

Все слушали. Я тоже. В какой-то момент мне показалось, что он вот-вот скажет: «Я шпион культа!» Такое ощущение было не только у меня, но и у всех остальных, даже у Тьмо. Впрочем, в его словах звучала слишком явная ненависть. Так не говорят те, кто лоялен.

И был ещё один момент, который привлёк моё внимание. Его горло начало краснеть. Но не так, как обычно бывает от раздражения или сыпи. Она будто нагревалась, как металл, причём только в области горла, словно там что-то быстро разогревалось.

Мичура продолжал:

— Молодых и стариков… они повесили на заборе, словно игрушки. А меня заставили смотреть. И сказали мне: «Бойся Культа Падших».

Его голос был полон боли и горечи.

Это было сложно осознать: целую деревню, столько людей уничтожили лишь для того, чтобы передать послание. Чтобы заявить королевству: мы жестокие, мы сильные, и нас нужно бояться.

Тьмо насмешливо заметил:

— Так ты не Раб Тьмы? Ты всего лишь пешка, у которой одна цель — рассказывать всем о нашем величии?

Всё оказалось именно так. Мичура знал об этом. Его оставили в живых с одной-единственной целью — чтобы он рассказывал свою историю как можно большему числу людей.

Впрочем, на этом всё не закончилось. Мичура взглянул на Тьмо и ответил:

— Да.

И добавил, немного помедлив:

— Дух-покровитель, хранитель нашей деревни, явился ко мне. Он запретил мне говорить и наложил условие: «У тебя будет лимит — сто слов в день. Цени их. Если превысишь, активируется метка».

Сейчас всё стало на свои места. Во-первых, стало ясно, почему Мичура всегда молчал. Это было не его выбором, а следствием проклятия или способности, связанной с этой меткой. Во-вторых, у Мичуры явно был козырь, который он собирался использовать прямо сейчас.

Парень медленно произнёс ещё несколько слов, затем замолчал и открыл рот, показывая язык. На нём пульсировал древний символ — «⚜», светящийся багровым светом. Он словно жил своей жизнью, вибрируя и источая скрытую мощь.

Мичура показал метку, а затем громко выкрикнул:

— Так СДОХНИ ЖЕ!

Эти слова стали последними из его дневного лимита.

Все застыли. Даже я. Мы все смотрели, ожидая, что произойдёт. Все хотели узнать, насколько силён этот таинственный дух-хранитель.

Честно говоря, я не ожидал ничего сверхъестественного. Ведь это не бог и не полубог, верно? Но я всё равно был поражён, когда прямо в воздухе начало материализовываться копьё.

Это копьё было необычным. Я бы назвал его воплощённой магической энергией — чем-то сродни заклинанию «магическая стрела».

Оно парило в воздухе рядом с Мичурой, вращаясь, будто готовясь к неминуемому выстрелу. И действительно, через мгновение оно сорвалось с места, устремившись к Тьмо с ошеломляющей скоростью, словно снаряд, выпущенный из пушки.

Тьмо бы не успел спастись, если бы на его пути не оказался Елох.

— Я защищу тебя! Ты слишком важен! — закричал он, бросаясь наперерез.

Елох, предатель, в итоге оказался преданным… но не тому, кому стоило бы. Он встал перед копьём, приняв удар на себя. Магическое оружие пробило его грудь, оставив в теле огромную зияющую дыру.