Демон Жадности. Книга 3 (СИ) - Розин Юрий

От тоннеля осталось лишь выжженное, оплавленное пекло. Почти никто из их артефакторов Сказания не выжил. Они принесли их в жертву, чтобы добраться до меня. И едва не преуспели.

Я попытался пошевелиться, и белая, обжигающая боль пронзила все тело. Ожоги, переломы, внутренние повреждения, сотрясение.

Я был жив. Чудом. Но бой для меня был окончен. Сквозь мутную пелену я видел их — троих Хроник. Один стоял, а двое лежали рядом с ним на земле.

Их совместная атака в замкнутом пространстве ударила и по ним самим — один держался за грудь, у другого из-под шлема текла струйка крови, третий судорожно кашлял. Они были контужены, оглушены, но уже приходили в себя.

Я пытался сконцентрироваться, призвать ману, ощутить привычный поток силы. Но там была лишь пустота, пронизанная разрядами агонии. Сотрясение мозга нарушило связь с татуировками, с белыми нитями моего необычного ядра.

Я был разбитой скорлупой, беспомощной куклой. Через минуту, может меньше, они оправятся достаточно, чтобы добить меня одним точным, не требующим больших усилий ударом.

Отчаяние, холодное и острое, как лед, пронзило меня. И в этот миг мой взгляд упал на тело, лежавшее в полуметре от меня. Один из их Артефакторов Сказания.

Он был еще жив — его грудь слабо вздымалась, а из развороченного раной рта вырывался тихий, пузырящийся стон. Он был в еще более ужасном состоянии, чем я, и совершенно беспомощен.

Но вдруг в памяти, сквозь боль и туман, всплыло воспоминание об ощущении. Том самом, что я почувствовал тогда с Яраной.

Не просто желание, не страсть. Древнее, хищное, всепоглощающее чувство собственности. Жажда Маски присвоить, поглотить, сделать своим не вещь, а живое существо. Я тогда подавил его, испугался. Сейчас же это был единственный шанс.

Не было времени на раздумья, на сомнения. Я из последних сил протянул руку, пальцы с трудом сомкнулись на запястье умирающего. Его кожа была холодной и липкой от крови.

Я не знал, как это делается. Не было заклинания, не было ритуала. Был лишь чистый, животный инстинкт и отчаянная воля к выживанию.

Я сфокусировался на золотом узоре на своей груди, на той бездонной, холодной силе, что скрывалась в нем. Я не черпал из нее ману — я вырвал у нее саму ее суть, ее жажду обладания, и толкнул этот импульс через свое касание в тело умирающего.

Это сработало. Проще, чем я мог представить. Его сознание, и без того разорванное болью и близкое к угасанию, не оказало ни малейшего сопротивления. Золотистая рябь пробежала от моих пальцев по его коже, на мгновение наполнив его вены мерцающим светом, и затем исчезла, впитавшись внутрь.

И тут же я ощутил… его. Не как постороннего человека, а как продолжение себя. Я чувствовал жгучую боль его ран, слабые, прерывистые удары его сердца, хаотичный вихрь паники и агонии в его угасающем сознании. Это было отвратительно и потрясающе одновременно.

Но главное — я ощутил абсолютную, безраздельную власть. Я знал, что стоит мне отдать мысленный приказ, и это тело повинуется, невзирая на боль, на повреждения, на саму смерть. Оно станет моим орудием. Моим щитом. Моим оружием.

Ждать было нечего. Собрав последние крупицы воли, я сфокусировался на том жутком, новому ощущению связи с умирающим солдатом. Мысль была простой и ясной, как лезвие:

Встань. Добей их.

И я почувствовал, как что-то во мне сдвинулось, утекло. Не мана — нечто более глубокое и ценное. Сама жизненная сила, время, отмеренное мне Маской. Целый день моей жизни испарился в никуда, заплатив за этот приказ.

Тело у моих ног вздрогнуло. Раздался кошмарный, сухой хруст ломающихся костей, которые должны были оставаться неподвижными. Солдат с вырванной челюстью, с развороченным боком, с неестественной силой поднялся на ноги.

Его движения были ужасающе кривыми, рваными. Мышцы, разорванные и не слушающиеся, дергали его конечности, как у марионетки с перерезанными нитями. Он стонал, непрерывно, низко и животно, но его рука сжимала эфес меча мертвой хваткой.

Он рванулся вперед. Не бегом — каким-то пугающим, спотыкающимся рывком, вкладывая в каждый шаг остатки своей маны и мою волю. Первый из Хроник, все еще валявшийся на полу, даже не успел понять, что происходит.

Меч, удерживаемый не живым воином, а орудием моей воли, вонзился ему в горло почти по рукоять. Кровь хлынула фонтаном. Хроника даже не вскрикнул.

Второй, уже почти пришедший в себя, успел среагировать. Его рука взметнулась, и сгусток чистой, неструктурированной маны ударил в грудь моей марионетке. Его левая рука вместе с плечом и частью грудной клетки просто испарились в кровавом тумане.

Но инерция и приказ были сильнее. Меч, все еще зажатый в уцелевшей правой руке, по инерции описал дугу и впился в шею второго Хроники. Не так глубоко, но достаточно. Тот, давясь кровью, отполз, пытаясь зажать рану, и затих.

Остался последний. Он был уже полностью в сознании, его глаза горели яростью и болью. Моя марионетка, истекая остатками жизни, попыталась атаковать и его, сделав последний, жалкий выпад.

Но потери были слишком велики. Хроника, даже раненый, отшвырнул ее от себя взрывной волной маны. Обугленный обрубок тела ударился о стену и замер.

Взгляд Хроники нашел меня. В нем не было ни страха, ни сомнений — лишь холодная решимость добить угрозу. Он поднял свой посох, на острие которого начала собираться смертоносная энергия. Я смотрел на него, не в силах отвести взгляд, чувствуя, как мои собственные силы окончательно покидают меня. Это был конец.

И в этот миг из глубины тоннеля, со стороны катакомб, просвистел сгусток сконцентрированной маны. Он был не мощным, но точным — ярко-синяя молния ударила Хронику в грудь, пробив его ослабленную защиту. Он вскрикнул от неожиданности и боли, споткнулся и рухнул на колено, его заклинание рассеялось.

Сквозь туман в сознании я узнал почерк этой магии — сдержанный, методичный, без лишней бравады. Дорган.

Облегчение, острое и всепоглощающее, волной накрыло меня. Сознание тут же выскользнуло из пальцев, и я провалился в пустоту.

###

Воздух в кабинете управляющего Бала Невинности был густым и сладким, как и все в этом месте, но теперь его наполнял еще и запах дорогого кофе и старого пергамента. Я сидел в глубоком кожаном кресле напротив массивного стола, стараясь не выдать остаточной скованности в движениях.

Регенерация тела, дарованного Маской, вкупе с эффектом целительных татуировок сделала свое дело — переломы сошлись, ожоги затянулись розовой кожей, — но глубокие мышечные травмы и последствия сотрясения еще давали о себе знать легким головокружением, если резко повернуть голову.

Управляющий разливал по тонким фарфоровым чашкам темный, обжигающе горячий напиток. Его лицо было бесстрастным, но в уголках глаз читалась усталость и, возможно, тень уважения.

— Итак, капитан Марион, — начал он, отодвигая сахарницу. — Бал завершен. Из гостей никто не пострадал, и этим они сами, а также, разумеется, я, более чем довольны. Инциденты… улажены. Ваши услуги, как и услуги Коалиции, оказаны в полном объеме и даже сверх того.

Он сделал паузу, давая мне понять, что переходит к сути.

— Вы уже получили аванс в Исхаке. Однако, признаю, столкновение с двумя… независимыми фракциями одновременно, было непредвиденным обстоятельством. И то, как вы с ним справились, заслуживает отдельного вознаграждения. Назовите вашу цену.

Я медленно отпил глоток кофе, давая себе время подумать. Прямо назвать сумму было бы глупостью — это либо поставило бы меня в положение просителя, либо заставило бы его сразу отказаться.

— Мои люди рисковали жизнью, — сказал я нейтрально. — Не только ради выполнения контракта, но и ради спасения репутации вашего предприятия. Репутации, которая, я уверен, стоит немалых денег. Однако не мне и не Коалиции оценивать эту репутацию. Возможно, вы предложите справедливую оценку наших усилий?

Он хмыкнул, понимая игру.

— Десять миллионов золых. Переведем официально в казну Коалиции с пометкой о премировании вашей роты.