Абитуриентка. Студентка (СИ) - Абдуллов Роман

Напоследок ёкнуло сердце, и на Леру вдруг снизошло спокойствие. Хотя вряд ли состояние, когда понимаешь, что ничего уже не исправить и ответа за содеянное не избежать, можно назвать спокойствием. Скорее, это смирение.

Шоннери говорил что-то, наверное, представлял их с Диланом, но Лера не слышала.

Она медленно опустила ложку и повернулась к Маркусу. Взгляд её, до того робко опущенный вниз, поднимался, казалось, целую вечность. Лера успела оценить и тонкую ткань белоснежной рубашки, и элегантную вышивку по вороту-стойке, и гладко выбритый подбородок… Наконец, их с Маркусом глаза встретились. Его черные, непроницаемые, и её серые, широко распахнутые от понимания обреченности.

Воздух застрял в груди тугим комом. Лера замерла, не в силах ни шелохнуться, ни произнести хотя бы слово. Окружающее отдалилось, исчезли звуки и запахи. Исчезло всё. Остались лишь эти черные глаза напротив.

Но вот они сощурились, и Маркус отвернулся, равнодушно бросив:

— Забавная у тебя компания, Шон. Из вас троих, пожалуй, один лишь рыжий на своем месте.

Дилан исподлобья глянул на Маркуса:

— Кого только нет на этом месте… — Потом, видимо, вспомнив, с кем говорит, склонил голову и сказал: — Простите, лэр Маркус, я не хотел грубить. И это… спасибо за помощь… тогда на озере…

— Довольно, — прервал его Маркус и обратился к Шоннери: — Вижу, здешние студенты не заслужили вкусной еды. Как насчет прогулки до города? Посидим в комфортной обстановке, без лишних глаз и ушей.

— Да, конечно. — Шоннери нерешительно посмотрел на Леру и Дилана: — Мы с Маркусом давно не виделись…

Лера отмерла:

— Да-да, идите! Друзья — это святое. — Она почувствовала, что от облегчения начнёт сейчас нести бред, но остановиться не смогла: — С друзьями надо того… этого… Видеться чаще! Где друзья, там и богатство. И это… человек человеку — друг. Да… — Выдав все пришедшие на ум поговорки про друзей, и сникнув под тремя парами недоумевающих глаз, Лера в довершение пробормотала: — В «Сыто-пьяно» вкусно кормят… и недорого.

Маркус презрительно хмыкнул и встал.

Лера в смятении закусила губу. Если она не объяснится, то при всякой, даже мимолетной, встрече будет чувствовать себя преступницей, пойманной с поличным. И с каждым разом будет хуже и хуже. Надо сейчас, не откладывая! Главное, не пороть чушь. Она же умеет говорить правильно… Можно казенно, только не околесицу, как до этого.

Лера вскочила. Не замечая установившуюся тишину и десятки взглядов, впивающихся со всех сторон, она твердо посмотрела в глаза Маркуса, обернувшегося на её движение. Глубоко вздохнув, взяла себя в руки и сдержанно произнесла:

— Извините за мою не слишком адекватную реакцию тогда. Вы были правы, указывая мне, что следует делать, однако я пребывала в таком шоковом состоянии, что повела себя недопустимым образом. Мне очень стыдно. Простите.

Маркус откинулся на спинку кресла и с сытой ленцой оглядел обеденный зал небольшой, но дорогой гостиницы — одной из немногих в Альтии, где патриций мог остановиться, не навредив своей репутации. Столики в альковах, множество зелени и неяркий теплый свет магических светляков — всё для безмятежного отдыха.

А эта Вэлэри, действительно, ненормальная, если посоветовала идти в какую-то бедняцкую забегаловку. И кстати, что за странное преображение? Только вела себя, как сущая безумица, и вдруг такие рассудительные фразы, больше подходящие дипломату, нежели простолюдинке. «Не слишком адекватная реакция» — надо же!

Впрочем, Шон всегда был чудаком, вот и приятелей себе выбрал соответствующих.

— Разве отец не предлагал тебе обучаться в школе? — Маркус скользнул оценивающим взглядом по плечам Шона. Костяк хороший, и на этом достоинства заканчиваются. Однако, если заниматься интенсивно, как на полугодичных школьных сборах, то мышцы нарастить вполне реально, потенциал хороший.

— Предлагал, — кивнул Шон, после чего понюхал ароматный травяной отвар в кружке, отпил и, причмокнув от удовольствия, добавил: — Но не настаивал.

— А ты и счастлив в свои книги зарыться! О будущем стоило позаботится заранее.

Шон покаянно склонил голову:

— Стоило. А я вот с чего-то решил, что в великих делах достаточно и одного желания, но то ли дело мое не настолько велико, то ли желание.

— Ладно, что теперь… — Маркус закинул в рот виноградину и, прожевав, честно признался: — Можешь считать меня эгоистом, но все-таки я рад, что ты в этом… «отстойнике». Приятно встретить старого друга.

Шон покраснел. Со стуком неловко поставил кружку и пробормотал:

— Теперь я чувствую себя ещё большим мерзавцем… Не верил, когда узнал, что тебя переводят в Альтию, но так… надеялся.

— Брось, Шон, никто не несет наказания за мысли, к тому же твоё желание свойственно человеку и вполне понятно. — Маркус зло ухмыльнулся: — Знал бы ты, сколько удовлетворения множеству людей принёс мой перевод! Я даже не подозревал, что у рода ван Саторов столько недоброжелателей, но после казни отца и моего отчисления, будто нарыв вскрылся — повылазили завидущие, гнилые душонки.

Шон промолчал, но Маркус заметил, что ему некомфортно, и пожалел о собственной откровенности. Порой ему хотелось обсудить с кем-нибудь смерть отца, выговориться и, наверное, услышать слова утешения, но все, даже мать, твердили только одно — Луций виноват и понес заслуженное наказание. Возможно ли, что Шон и его родители считают так же?

Маркус потёр внезапно потяжелевшие веки и спросил:

— Как старшие ван Тероны? Не оставили исследования?

Шон благодарно улыбнулся и принялся с жаром рассказывать об изысканиях родителей в Лоридане — заброшенном городе, который уже давно захватила пустыня.

Маркус слушал молча, с щемящей тоской припоминая те времена, когда он с отцом ездил к ван Теронам в их небольшой, но уютный и теплый домишко. Там они, бывало, жили по целому месяцу. Взрослые изучали пустыню, а точнее искали способ остановить ее продвижение, а Маркус с Шоном, тогда еще совсем дети, днями напролет лазали по окрестностям, строили укрытия и громили воображаемых врагов. Хорошее было время. Самое лучшее.

В библиотеке было тихо и спокойно: ни девиц, взбешенных общением Леры с их кумиром, ни самого кумира, рядом с которым начинало вдруг заполошно колотиться сердце, а мозги, наоборот, отказывали. До чего ужасное ощущение! Ужасное и непривычное.

— Всё потому, что я была виновата перед ним, — пробормотала Лера.

Вот уже полчаса она сидела в библиотеке, положив на столик перед собой учебник по магическому праву, но не прочитала ещё ни строчки. Перед мысленным взором стояла последняя сцена в обеденном зале.

— … Мне очень стыдно. Простите.

В тревожном ожидании она глядит на Маркуса, но тот не торопится отвечать. Лицо бесстрастно, и только вздернутая бровь показывает, что он чем-то недоволен. Лера хмурится, припоминая сказанное. Интонация почтительная, все слова из местного языка. В чём же дело?

Позади, от столика, где сидят старшекурсницы, доносятся тихие, сочащиеся презрением голоса:

— Вот грубиянка.

— Невежа!

И словно кипятком ошпаривает понимание — следует поклониться! Её извинения без поклона — пустой звук! Но спина деревенеет, и Лера стоит, вскинув голову и глядя Маркусу прямо в глаза.

В столовой висит неестественная тишина. Маркус ждёт… Все ждут…

На самом деле, проходит не больше нескольких секунд, но они растягиваются в вечность. Наконец Лера опускает взгляд и с трудом, словно преодолевая невидимый барьер, склоняет голову. Только голову. В позвоночник будто свинцовый стержень залит, и спина не гнётся.

Маркус, не говоря ни слова, разворачивается и уходит. Лера смотрит ему вслед и краем уха слышит нарастающий гул голосов.

Ух, как на нее смотрели! Хорошо, что мысли и взгляды не настолько материальны, чтобы испепелить на месте, но, покинув столовую, Лера на всякий случай трижды переплюнула через левое плечо. Чтоб не сглазили!