Индульгенция 5. Без права на ненависть (СИ) - Машуков Тимур

Нарушители не вняли и кинулись в рассыпную. Но они-то мне были не интересны, в отличии от светловолосой дамочки, которая старательно пыталась притвориться деревом — как цветом лица, так и дрожанием веток.

Вот она заметила, что я ее заметил. Метнулась из-за колонн библиотечного корпуса, призраком скользнула вдоль стены, окутанная дешевым чарами невидимости. Смешно. Передо мной такие фокусы — как детский рисунок на песке перед приливом.

Я шагнул наперерез. Просто оказался перед ней. Из ниоткуда. Как тень, отбрасываемая внезапно зажегшимся фонарем.

Она испуганно вскрикнула, отпрянув. Слабенькие чары невидимости лопнули, как мыльный пузырь. Ее синие глаза, такие надменные еще совсем недавно, расширились от паники. Настоящей, животной.

— Видар… — она попятилась, ее спина уперлась в холодный камень стены. — Я… я просто шла…

— Домой? — мой голос прозвучал тише шелеста листьев, но она вздрогнула от его звука, будто от удара. — Кажется, ты заблудилась. Пойдем со мной.

Я не спрашивал. Не предлагал. Взял ее за запястье. Холодное, тонкое, дрожащее. Сопротивление ее было слабым, беспомощным. Она пыталась вырваться, но моя хватка была как стальные тиски.

— Отпусти! Ты не смеешь! Я…

— Смею, — перебил я, таща ее за собой по знакомой тропинке. К моему коттеджу. Нашему коттеджу. Тому самому, где когда-то ее изгнанная, преданная всеми светлая душа нашла приют под моей защитой. Где она, дрожа и плача, принесла Магическую Клятву. Клятву Верности. Клятву, что сделала ее моей… собственностью. В обмен на жизнь.

Дверь коттеджа отворилась сама под моим взглядом. Запах пыли, старого дерева и… воспоминаний. Здесь когда-то пахло ее духами, книгами, страхом и надеждой. Теперь — только пыль и холод.

Я втолкнул ее внутрь. Она споткнулась, упала на колени посреди гостиной, где когда-то она стояла и смотрела на меня с немым вопросом. Теперь тоже стояла, но уже не как друг или возможная невеста. Как рабыня, встречающая своего хозяина.

— Встань.

Она поднялась, отряхивая платье. Дрожь сковывала ее. Но в глазах, помимо страха, читалась старая ненависть. И… вызов.

— За что? — прошипела она. — Я ничего…

— Стабилизатор Поломатова! — мой голос грохнул, как удар грома в маленькой комнате. Пыль взметнулась с полок. — Трое сгорели. Но они делали то, что ты им приказала, Света. Твоя воля. Твоя подлость. Ты хотела, чтобы он рванул у меня в руках.

Она побледнела еще больше, но не опустила глаз.

— Не… не рванул бы! Я… я рассчитала! Ты бы только…

— Только что? — я шагнул к ней. Она отпрянула к стене. — Только искалечился? Остался без рук? Ног? Глаз? Превратился в овощ, за которым надо ухаживать? Вот твой план? Обойти Клятву?

Ее молчание было красноречивее слов. Губы плотно сжаты, но в глазах читалось — да. Признание. Она знала, что Клятва убьет ее, если умру я. Поэтому — не смерть. Инвалидность. Вегетативное существование. Чтобы я жил, но перестал быть угрозой. Перестал быть собой.

Холодная ярость, которую я сдерживал с момента техномагической лекции, взорвалась во мне. Не вспышкой. Ледяным вулканом. Пустошь заурчала, ликуя, требуя возмездия.

— Умно, — прошипел я. — Очень. И цинично. Подло. Ты думала, я с этим смирюсь? Что моя доброта к тебе, к бывшей пленнице, даст тебе карт-бланш?

Я вспомнил. Первые дни после Клятвы. Ее дрожь. Ее ночные кошмары. Как я не заставлял ее прислуживать. Не унижал. Разрешил учиться. Даже защищал от перешептываний за спиной. Я был… снисходителен. По меркам темных — мягок.

Ошибка.

— Раньше… — я снова шагнул к ней, и теперь она вжалась в стену, как мышь перед удавом, — … я был твоим щитом. Теперь же…

Моя рука метнулась, схватила ее за подбородок, рывком заставив поднять голову. Она вскрикнула от боли.

— … я стану твоей Клеткой. И твоим Палачом.

— Нет! — она попыталась вырваться, ее ногти царапнули мою руку. — Видар, прости! Я просто испугалась! Ты… ты же монстр! Ты всех убиваешь! Я…

— Боялась за себя! — я встряхнул ее, она до крови прикусила язык, и ее протестующие слова оборвались. — И решила превентивно покалечить хозяина. Нарушив Дух Клятвы, если не ее Букву.

Я с презрением отшвырнул ее. Она упала на цветной ковер, запрокинув голову. Страх в ее глазах сменился ужасом. Она увидела то, чего не видела ранее никогда. Истинный гнев Серого мага Пустоши. Не холодную жестокость, а яростное, леденящее бешенство.

— Наказание, Света. Неотвратимое. И ты сама выбрала его уровень своей подлостью.

Я не стал использовать сложные заклинания. Не стал звать Тени Нави. Я подошел, встал над ней.

— Клятва запрещает тебе вредить мне смертельно, — произнес я, и моя рука сжалась в кулак, обернутый инеем Пустоты. — Но боль… унижение… немощь… — я увидел, как она поняла, и ее глаза округлились до предела, — … это не запрещено.

Первый удар. В плечо. С глухим хрустом. Не такой, чтобы сломать кость. Чтобы вывихнуть сустав с нечеловеческой болью. Потом сама вправит, если захочет.

— А-А-АРГХ! —

Ее крик разорвал тишину коттеджа. Она скрючилась, хватая другой рукой поврежденное плечо, слезы хлынули градом.

— Это за попытку, — сказал я спокойно.

Второй удар. Коленом. В живот. Точный, контролируемый. Чтобы вышибить воздух, вызвать спазм, оставить на час в немой агонии, неспособной кричать.

Она согнулась пополам, беззвучно ловя ртом воздух, лицо побагровело от усилия сделать вдох и боли. Слюна стекала на ковер.

— Это за ложь.

Я дал ей отдышаться. Минуту. Пока она лежала, всхлипывая, слюнявя ковер, держась за вывихнутое плечо. Потом взял ее за волосы, заставил подняться на колени. Ее лицо было искажено болью и страхом.

— И главное… — я наклонился, чтобы наши глаза были на одном уровне. В ее синих безднах отражалось мое лицо — холодное, безжалостное, чуждое. — … за то, что предала единственного, кто дал тебе шанс. За то, что решила, что моя доброта — слабость.

Я не ударил. Я коснулся. Кончиками пальцев — ее лба.

Забвение Силы.

Не заклинание в привычном смысле. Приказ Пустоши. Волна абсолютного холода, не физического, а магического, хлынула через контакт. Не убивая ее. Не калеча тело. Сжигая каналы магии.

Она взвыла. Долгим, душераздирающим воем, в котором смешалась невыносимая боль и осознание потери. Ее собственная светлая магия, ее дар, ее гордость, ее суть — воспламенились изнутри и погасли, застыв в вечном льде Нави. Она не умерла. Она стала… пустой. Никчемной. Беспомощной. Магическим инвалидом.

Я отпустил ее. Она рухнула на бок, скуля, как побитая собака, трясясь, обхватив голову руками. Боль от вывиха была ничто по сравнению с этой внутренней пустотой, с ощущением потери себя.

— Теперь ты будешь помнить, — произнес я, глядя сверху на это жалкое зрелище. — Помнить цену подлости и предательства. Живи с этим. Ты больше не ученица академии. Ты — никто. И останешься здесь. В этой клетке. Пока я не решу иначе. Теперь научись относиться ко мне как к человеку, уважать и ценить меня. И тогда, быть может, я верну тебе твою магию. Докажи свою полезность. А пока будешь исполнять роль служанки для всего. Готовить, убирать, стирать, ублажать меня в постели, если я того захочу. Твоя магия разрушена, но клятва прописывается в душу и все еще действует. А значит, можешь быть уверена, что ее можно вернуть. Вот только сделать это могу лишь я, по собственной воле.

Я развернулся и вышел, хлопнув дверью. Ее сдавленные рыдания остались за спиной. Пустошь внутри урчала, насыщенная справедливым возмездием.

Раньше я был добр. Раньше я давал шанс.

Но Света Рюрикович научила меня — в мире, где-то и дело бьют в спину, единственный достойный ответ — быть беспощаднее льда и тверже стали. И если уж держать змею у сердца, то только с вырванным жалом и переломанным хребтом.

Ее урок был усвоен. Дорогой ценой. Но усвоен ею навсегда. Как, собственно, и мной — свобода, подаренная безвозмездно, никогда не будет оценена. Так пусть теперь поборется за нее.