Я буду твоими глазами (СИ) - Неярова Александра

Сердце всполошилось, забилось в отчаянии. Зачем ОН здесь?

Меж тем всадник стремительно взобрался по холму к первым елям, миг – и поравнялся с застывшей истуканом ведуньей.

– Тпр-у-у! – дёрнул поводья. Чёрный конь, послушный воле хозяина, остановился. Тот самый, что ему Ягиня даровала, и уздечка та же.

Они встретились взглядами, казалось, воздух между ними полыхнул искрами….

…Златояр оцепенел. Несомненно, это была она, его светлокосая древлянка.

Князь скользнул взглядом по девичьему стану с ног до головы. Одета нарядно, в расшитое платье, подол выглядывал из распахнутой, просторной для неё шубейки.

А на голове плат накинут, но коса одна и не спрятана, как у мужних баб.

Шея длинная белая, овальное лицо с хрупкими чертами. Губы вишнёвые, немного пухлые, чуть раскрылись в немой растерянности. Тонкий и правильный, словно выточенный из кости, носик с узкими крыльями придавал девице немало твёрдости во всём её облике.

Светлые брови вразлёт подчёркивали большие голубые глаза, которые в полумраке казались до холодной дрожи глубокими. Как он сам однажды сказал: «Глаза голубые, как бездонный колодец неба».

Взаправду ведь!

Смотрела ими на него с испугом и затаённостью. А в следующее мгновение взор веды уже жёг, как огненные птицы, которые пляшут в купальском костре. Можно и сгореть заживо.

Так он был не прочь! Заслужил немилость голубки своей, даже остолбенел на миг от их проницательности.

Хотелось дышать её запахом, касаться гладкой, как шёлк, кожи, целовать горячие сладкие губы, ласкать страстно податливый стан… Поводья сжал в кулаки, злясь на себя страшно, что не хозяин своим мыслям и желаниям.

– Верея… – прохрипел, не удержался.

А светлокосая, опомнившись, рванула в сторону меж разлапистых елей, собираясь скрыться от него прочь.

Ну нет, больше ей не уйти! Спрыгнув с коня, Златояр в два шага оказался рядом, поймал за локоть, к себе дёрнул.

Верея, охнув, ударилась спиной о его грудь твёрдую, князь в кольцо тяжёлых рук её взял, не вывернуться.

– Что же ты бежишь прочь от меня, как от прокаженного? – прохрипел.

Сам до последнего не верил, что вот его светлокосая беда – в его руках птахой испуганной трепыхается, сопит недовольно, сердито.

Но в ответ получил тяжёлое молчание.

Верея застыла, казалось, что одёжа на ней в пепел осыпаться начнёт, истлев вся от его пристального взгляда, как следил за ней зорко!

Нашёл её! Как?

Она голову опустила, от прикосновения горячих пальцев к щеке по телу хлынула волна тепла. Закружила голову, перехватила дыхание.

Ноги совсем силы лишились.

– Пусти меня! Обознался ты, государь! – И всё же стала вырываться, от страха за нерождённое дитя сердце в пятки ушло.

Заберёт потом, коли поймет, что от него носит!

Князь руками под полы шубы забрался и талию обхватил – да так и обомлел… совсем не узкая, как прежде, немного округлившаяся. Шальная мысль поразила в самое сердце.

Неужели в тяжести?

Оба замерли.

– Сохранила… Мой же? – хрипло выдавил из себя. Руки задрожали, и хватку он сразу ослабил, опасаясь навредить. – Мо-ой.

– Нет… от мужа моего.

– Это какого такого мужа, Верея?! – оскалился в ревности. – В остроге люди сказывали, ты ходишь в старых девах, всех женихов отвадила. Мой это ребёнок, не лги мне!

Верея вывернулась из нежеланных объятий – и, напротив, таких противоречиво желанных. Отскочила подальше на тропу, рассматривая и не узнавая его.

Да, изменился её Златояр. Посуровел, возмужал. Власть ему к лицу оказалась. А нет – более не её!

Князь хмурился, разглядывая девицу в ответ. А потом не выдержал и сократил между ними расстояние, схватил её, обнял и впился в губы жадным присваивающим поцелуем…

– Прокляну, – шикнула, когда выпустил из плена губы. Кулаками по груди била, силясь оттолкнуть, но куда птахе против могучего ветра.

А Златояр лишь хищно улыбнулся. Какая! Норова только прибавилось за долгие дни разлуки.

– Собирайся, в Кагояр со мной едешь.

Верея вздрогнула, его слова как кончик хлыста ударили, щёлкнув больно, отрезвили.

– Нет! Пусти! С Милоликой своей там милуйся! – гневно сузила глаза, ощетинившись, точно кошка. – А меня, нас, забудь!

– Ах вон в чём дело, – разумел Златояр, довольно усмехаясь. – Нет никакой у меня Милолики.

Захватил пальцами девичий подбородок, мягко, не причиняя боли, заставив в глаза свои её смотреть, чтобы слушала и слышала.

– Замуж она пошла за заморского вождя. И ей, и князю Всемиру откупные я заплатил, за этим послы вяженские после ярмарки приезжали в Кагояр. Заодно поведал князю о том, что случилось на его земле с родичами десять зим назад.

Верея не могла поверить тому, что слышала, стояла, оглушённая известием. Хорошо, князь держал крепко, не то упала бы в сугроб.

– Я тебя всё это время по всему Вяженскому княжеству искал, как иглу в стоге сена! Как собака, по следам твоим рыскал, в каждое село заглядывал. Хорошо же ты спряталась, – обвинительно прорычал.

А Верея о другом задумалась. Так, выходит, не подействовали чары на него, не забывал еë Златояр. Или Ягиня опять постаралась?

И не убеги она тогда на ярмарке от Буревого, отец его всё бы прояснил насчёт Вяженской княжны, и не было бы столь долгих дней разлуки с тоскою?

– Вереюшка моя, милая... лю́бая... – нашептывал князь, как безумный, а она молчала. Лицо её растерянное ладонями мягко обхватил, смотрел с лаской, тоской. – Почему не веришь мне?

Хотелось ей поверить, но боязно вновь обжечься.

Златояр ощущал телом, как дрожит она в его руках. Осыпал поцелуями щеки, лоб, нос, а потом вновь тискал, как тряпичную куколку.

– Я правду тебе говорю! Чем хочешь поклянусь, Боги мне в свидетели! – И рухнул гордый князь перед ведой на колени. Гладил со всех боков под шубой, щекой к животу прижался. – Прости за боль, не хотел я причинять тебе муки.

Верея молчала, не в силах вымолвить ни слова. Зато у князя скопилось их с лихвой.

– Краса моя ненаглядная, ведунья лесная, – застонал от бессилия. – Не гони прочь, я не уйду. Не оставлю тебя более никогда.

Верила ему Верея, знала. Так что же она, глупая, всё стоит? И опустилась на колени перед ним, Златояр всполошился и прижал светлую головушку к своей груди.

– Пусть не знатной крови ты, а всё лучше любой самой родовитой красавицы. Моя ты душой.

Она слабо трепыхнулась, но уже не рвалась прочь. Позволила обнять себя и, затихнув, слушала, как тяжко ворочается его сердце.

– Нашëл... – не верил до сей поры. – Без тебя как без сердца жил, а теперь оно вновь полно.

Сладко слушать его признания. Ведовская сила подсказывала, что не обманывал. Любит. Постояли так в уютной тишине, пока не унялась тревога в душе Вереи, и светлокосая тихо ответила:

– Как и моё, Златояр.

Губы тронула робкая улыбка. Неужели это и есть долгожданное счастье?

Опомнился тогда князь, голубка сизокрылая его на стылой земле сидит! Вскочил и на руки подхватил, глазами ясными, небесными залюбовался.

– Поедешь со мной в Кагояр? – Коснулся легонько холодных губ, согревая своим дыханием. – Княгиней моей будешь?

– Буду… – улыбнулась робко, обнимая лю́бого за могучую шею. – Ежели позволишь, я с радостью разделю часть твоих забот.

Жесткий излом губ князя кагоярского тронула улыбка. И взгляд такой лукавый… ух!

– Придётся уж делить, любая. У хорошей княгини забот с избытком. Терем в порядке держать, за прислужницами глядеть…

– Уж за прислужницами особливо глядеть стану, – сузила ревниво глаза. – И ты мне смотри, не заглядывайся, не то упорхну, не сыщешь более.

А Златояр громко захохотал и закружился с ней на руках. Обронил:

– Глупости! Ты мне одна нужна!

Его заразительный смех подхватило лесное эхо и разнесло по округе. И Верея невольно улыбнулась, грея ладони об шею князя.

– Замёрзла, лебедушка моя? – спросил, не спуская с рук драгоценную ношу, любуясь то ли раскрасневшимися от мороза щеками, то ли от девичьего смущения.