Тайная помощница для ректора-орка (СИ) - Демидова Татьяна

И отчётливо понимаю, что именно придётся сделать, к чему ректор сейчас ведёт разговор. Ужас-то какой… Не может быть, чтобы это была правда…

— Остаётся только один выход, — его слова падают в гулкую тишину мастерской, как тяжёлые, отполированные камни, — единственный способ сбросить это напряжение и дать телу то, чего оно требует. Настоящие гормоны, которые в данный момент мы ничем не сможем заменить. Аналог которых попросту нет времени синтезировать.

Я опускаю голову, чувствуя, как по щекам разливается огненная краска. Жар пышет от кожи, а внутри всё сжимается в тугой, болезненно-сладкий комок.

Знаю я, всё ведь знаю, что он прав. Другого пути нет.

Знания, выстраданные за годы учёбы, безжалостно подтверждает его слова. Подобные побочки экспериментов с эмориумом — далеко не новость. Я-то думала, что я в безопасности, потому что десятки раз всё просчитала.

Я молча киваю, не в силах вымолвить ни слова.

Стыд и отчаяние сдавливают горло, но под ними — тлеющая, готовая вспыхнуть искра облегчения.

Ведь я всё ещё жива. И… как бы это не было страшно и стыдно признавать — он знает, что делать. Я не одна…

Ректор медленно приближает пальцы к моему лицу.

Его движение плавное, почти гипнотическое.

Он не хватает меня, не принуждает. Мягко, но без возможности отказа, поднимает мой подбородок, заставляя посмотреть на него. Его пальцы кажутся обжигающе горячими на моей коже.

— Не бойся, — говорит он, и в его низком, всегда таком твёрдом голосе вдруг слышатся новые, незнакомые нотки. — Я буду нежен с тобой.

Эти слова обрушиваются на меня.

Они звучат как приказ, от которого невозможно ослушаться, и как обещание, от которого перехватывает дыхание.

По моей коже бегут мурашки, а низ живота сжимается судорожно и влажно. Весь мир сужается до его золотистых глаз, до его лица, до густых теней, лежащих на его суровых чертах.

Он не ждёт моего ответа. Возможно, он видит его в моих широких зрачках, в предательской дрожи, что пробегает по моим рукам.

Его руки медленно, почти плавно обнимают меня. Одна ложится на спину, чуть ниже лопаток, вторая — на поясницу. Его ладонь — огромная, тяжёлая и невероятно горячая. Он властно, но без грубости прижимает меня к себе.

Я чувствую всю разницу в наших размерах. Его высокое, могучее тело полностью подчиняет моё.

Твёрдые, рельефные мышцы груди и живота упираются в меня, а тот самый жёсткий, огромный бугор врезается в низ моего живота, заставляя меня непроизвольно выдохнуть и прижаться к нему сильнее.

Он пахнет озоном, дорогим мылом и чистой, животной мужской силой. От этого запаха кружится голова.

Его лицо приближается. Я инстинктивно зажмуриваюсь, ожидая… чего? Грубости? Нетерпения?

Поцелуй оказывается неожиданно медленным. Властным, но изучающим.

Его губы, тёплые и чуть шершавые, прикасаются к моим, и всё моё естество сжимается от внезапной, ослепительной вспышки желания.

Ректор не спешит, словно пробуя меня на вкус, исследуя каждую секунду этого первого соприкосновения. Потом кончик его языка касается линии моих губ, требуя подчинения, и я безропотно, с тихим стоном открываюсь ему, позволяя ему углубить поцелуй.

Мир пропадает. Остаётся только влажный жар его рта, твёрдость его рук, вжимающих меня в него, и оглушительный гул крови в ушах.

Когда он наконец отрывается, у меня перехватывает дыхание. Губы горят, распухшие от его поцелуя.

— Вы… — я с трудом выговариваю, удивляясь как хрипло звучит мой голос, — вы накажете меня? Отчислите?

Его золотистые глаза смотрят на меня безжалостно и прямо. В них нет ни капли снисхождения.

— Да, — отвечает он просто, и это слово бьёт точнее любого удара. — Ты нарушила прямой запрет на пользование этой мастерской. Ты подвергла опасности не только себя, но и всю академию. Не отчисление. Я не отчисляю. Но наказание будет.

Он делает крошечную паузу, и его взгляд становится ещё тяжелее, ещё неумолимее.

— Но сначала мы должны замедлить влияние эмориума. На нас обоих. В мои планы не входит валяться где-нибудь на больничной койке без мозгов. Надеюсь, в твои тоже. Не входит же? — он вопросительно приподнимает бровь.

— Нет, конечно… — выдыхаю я, умирая от желания снова ощутить его властные губы на своих губах.

— Отлично, — хрипло выдыхает он и опускает на мои губы тёмный взгляд.

Моё тело сходит с ума. Нестерпимо хочется обвить его мощную шею руками, потянуться за новым поцелуем.

Ректор прижимает меня к себе чуть крепче, рассматривая мои губы. После чего резко вскидывает глаза и обводит пристальным взглядом мастерскую.

Тёмное помещение залито холодным синим светом приборов, заставлено хрупким и опасным оборудованием.

Его взгляд скользит по заклиненным рычагам, дымящимся трубам, разлитому эмориуму.

— Не здесь, — хрипло говорит он.

.

Глава 6. Полет

Не выпуская моей руки, ректор разворачивается и решительно ведёт меня к выходу.

Его хватка на моём запястье не оставляет ни единой возможности для споров или побега.

Я почти бегу за его широкой спиной, спотыкаясь о собственные ноги, оглушённая гулкой тишиной — нарушаемой лишь мерным гулом механизмов в стенах и отголосками музыки с ещё не закончившегося бала.

Моё сердце колотится, и не только от страха.

С каждым его шагом, широким и уверенным, жар в низу живота разгорается всё сильнее, начинает навязчиво, требовательно пульсировать в такт нашему движению.

Я боюсь. Боюсь его, этого большого орка, его нечеловеческих размеров, его неумолимой воли, которая сейчас ведёт меня в неизвестность.

Боюсь того, что скоро произойдёт. Ведь я ещё девственница, а он… он такой огромный. Успела разглядеть внушительный бугор в паху.

Мысль о том, что весь этот размер ворвётся в меня, заставляет сжиматься от леденящего страха и… предвкушать! Желать этого!

Проклятое неконтролируемое возбуждение неумолимо вытесняет и стыд, и страх.

Мы выходим в ночной воздух, и становится чуть легче.

Академия в темноте производит величественное и пугающее впечатление. Башни из чёрного камня впиваются в небо. Клубы пара из медных труб, подсвеченные алым снизу, заставляют ёжиться.

Огромные, неподвижные шестерни декоративных механизмов отбрасывают чудовищные, искажённые тени. Окна дальних лабораторий светятся тревожными, ядовитыми цветами — зелёным, синим.

В небе плывут дирижабли. Воздух щекочет ноздри озоном, маслом и густой, старой магией.

Я чувствую его руку на своей коже, стальную хватку ректора-орка, и это ощущение прожигает меня насквозь, становится единственной точкой отсчёта в этом слишком реальном кошмаре.

Только вот это не сон. Всё на самом деле.

Ректор Дорхар Ирд собственной персоной ведёт меня через внутренний двор академии по затемнённым каменным дорожкам.

Механические големы-стражи поворачивают к нам свои безликие, полированные головы. Их оптические сенсоры холодно блестят в темноте, сканируя нас.

И в этот момент я чувствую, как по его руке, держащей меня, пробегает лёгкая, почти незаметная дрожь.

Крошечный сбой в его абсолютном самообладании.

Но я её улавливаю. Я чувствую её кожей своего запястья.

Он тоже возбуждён. Он тоже хочет меня. И его желание, как и моё, продолжает усиливаться.

Эта мысль заставляет меня сглотнуть пересохшим горлом.

Не только я горю желанием. Он тоже.

В тени у высокой каменной арки ждёт «Аврора» — летающий аппарат новейшей серии, из последних, лучших разработок.

Я замираю, поражённая видом красивой хищной машины.

Матово-чёрный, обтекаемый корпус. Отполированная до зеркального блеска сталь. Тончайшие серебряные руны, светящиеся тусклым внутренним светом.

Мой отец, Арнис, с благоговением рассказывал о таких машинах. О том, как он настраивал их «голос» — гармонизировал магические потоки. Восхищался, а я под его рассказы мечтала, что тоже когда-нибудь буду работать с таким совершенством.