Соломенное сердце (СИ) - Алатова Тата

— А?

— Сколько пальцев я показываю?

— Моя прекрасная хозяйка, — с усталым профессиональным мурлыканьем начал он, — я вижу достаточно хорошо, чтобы заметить вашу доброту, а еще шайна и тодиса, стоящих за вашими плечами.

— Правда? — удивилась Поля.

Даня повернул к ней голову — и порадовался тому, что не ослеп. Грустно было бы коротать свой век, не любуясь этой круглой мордашкой.

— Да, — сказала кудрявая женщина, — за одним моим плечом смерть, за другим — здоровье. Это монастырь ушедшего бога Лорна, место, где удача и поражение могут настигнуть тебя безо всякого предупреждения. Я его настоятельница, Ольга.

— Ого, — уважительно сказал Даня. Не каждый сможет преспокойно жить с шайном за спиной.

— А я почему не могу рассмотреть никаких духов? — нетерпеливо спросила Поля. — Твоих шайнов я прекрасно видела.

— Это потому, что я твой муж. Мои шайны — твои шайны. А чужих обычные люди не замечают.

— Жаль, — сморщила носик Поля, — духи смерти красивые.

— Многие очаровываются, — согласился Даня.

— Что же, — настоятельница Ольга поднялась, — наш монастырь отличается от других. Здесь нет монахов и послушников, люди вольны приходить и уходить, когда им вздумается. Мы даем кров всем нуждающимся, но не задерживайтесь у нас слишком долго. Забирайте своего батюшку Леонида и проваливайте, как только станет полегче.

— Нашего батюшку Леонида? — переспросила Поля. — Разве он не ваш, священнослужительский?

— Не думаю, что вы хотите вникать в богословские дискуссии, — хмыкнула настоятельница. — Дара дарит жизнь, Мира заботится об умерших, и только Лорн, бог перемен, проходит с нами весь путь от колыбели до могилы. Глупо не понимать очевидного, а ваш батюшка Леонид… — она осеклась, явно разгорячившись. Кажется, богословские дискуссии в этих стенах проходили весьма бурно.

— А шрамы? — спросила Поля. — Шрамы от ожогов останутся?

— Или да, или нет, — пожала плечами настоятельница. — Мы тут не любим давать прогнозы.

И она ушла, тихо притворив за собой дверь.

Даня тут же снова смежил веки, изрядно утомленный такой длинной беседой. Сон уже почти окутал его, как новая тревога кольнула в груди.

— Если шрамы останутся, я буду меньше тебе нравиться? — спросил он с опаской.

— Конечно, — без колебаний ответила Поля. — Ты красивый, на тебя приятно смотреть. А если будут шрамы, то может стать не так приятно.

Эта ее беспощадная честность. Даня и сам пожалел, что спросил.

Кровь постепенно успокаивалась, ожоги затягивались, а кошмары отступали. Как-то Даня попросил зеркало и угрюмо обозрел свою физиономию. Кожа зарастала неравномерно, и от губ разбегались тонкие ниточки-молнии — на память о проклятии, видимо.

— Похоже на мрамор, — заметила Поля, увидев его расстройство.

Она валялась рядом на кровати с книжкой заповедей бога Лорна. Поля так мало знала об этом мире, что каждую минуту старалась узнать побольше, с помощью книг или разговоров.

— На симпатичный мрамор или мрамор — обычный булыжник? — уточнил Даня.

Поля подняла глаза от книги.

— Это важно? — спросила она. — Твоя внешность?

— Очень, — серьезно ответил Даня. — Проклятие снято, Полюшка. Теперь мы можем целоваться сколько влезет, ну и все остальное тоже. Наконец-то станем обычной семейной парой, как полагается.

— Ладно, — легко согласилась она и перелистнула страницу. Ни волнения, ни смущения.

Разочарованный всем на свете, Даня выбрался из кровати и, чуть пошатываясь, поплелся на поиски батюшки Леньки. Ему срочно нужно было выпить и закусить богословскими дискуссиями.

— Ну а что настоятельница, — батюшка ловко подцепил соленый огурчик, — сурова и несправедлива. Толку молиться одному-единственному Лорну, если божья сила в триединстве?

— Угум, — поддакнул Даня. — Зачем ты вообще сюда приперся?

— По теологическим причинам… Ну и еще поизносился я, Даня. Люди совсем безбожниками стали, не подают на молитвы.

— На утробу твою не скидываются, — Даня ухмыльнулся. — А вот скажи мне, отец, есть ли молитва от соломенного сердца?

— Ты мирские дела к божьим не приплетай, — осудил его батюшка.

— В смысле — не приплетай? — возмутился Даня. — А кто все это затеял? Первая жрица. Она, считай, вообще всех намолила — и богов, и духов. А мне теперь мучайся от неразделенной любви, да еще и духовное лицо отказывает в помощи. А к кому идти простым смертным?

— Кто же замыслы первой жрицы перешибет, — проворчал батюшка, но задумался.

Даня ему не мешал, сидел себе тихонечко и на звездное небо любовался.

— Человек! — вдруг провозгласил батюшка, да так громогласно, что Даня вздрогнул. — Вот кто был в начале времен и кто останется после! Боги приходят и уходят, а люди живут себе как ни в чем не бывало.

— И что это значит?

— Что ты сам кузнец своего счастья, — захохотал батюшка, совершенно гордый собой: вон как вывернулся.

— Пусть тебе мунны на молитвы подают, — рассердился Даня.

— А ты чего хотел? С наскоку завоевать девушку, просто так, пальца о палец не ударив?

— Не девушку, а жену.

— Тем более.

Вот ведь. Поговорили, называется.

Поля уже спала, когда Даня вернулся.

Присев на краешек кровати, он шепнул монастырскому горту, и мягкие золотистые искорки вспорхнули рядом с ее головой.

Растрепанная косичка, рот чуть приоткрыт, ладошка под щекой.

Она ведь не откажет ему, отзовется спокойно и просто, а если и не будет дрожать в его руках, как тогда, в пещерах, то что с того? Вассы тоже не пылали огнем, а он даже получал удовольствие от их мокрых ласк.

Почему же теперь Дане казалось, что если он овладеет Полей сегодня, то возненавидит и себя, и ее?

Застонав от бессилия, он брякнулся на самый край кровати, закутавшись в отдельное покрывало. Нет, так дальше жить нельзя. Напрасно ему казалось, что он сможет примириться с Полиным безразличием, — какая в самом деле разница, любит тебя женщина или нет, хочет или нет? — но нет, примириться не сможет, а разница велика и неподъемна.

Глава 29

Утро началось с поцелуя — в макушку и щеку.

Еще до конца не проснувшись, Поля ощутила, как ее сграбастали в объятия и Даня жарко задышал в шею.

— Кажется, разговоры с батюшкой Леонидом пошли на пользу твоему здоровью, — зевнула она.

— Я тут подумал, — необычайно бодро сказал Даня, — что мы будем приучать тебя ко мне постепенно. Пять поцелуев утром, десять в обед, пятнадцать вечером.

— Под учет и подпись? — удивилась она такому точному планированию.

— И ты должна все время обнимать меня.

— Прям все время? Руль ты будешь держать?

— Да что с тобой такое! Ты же понимаешь, что я имею в виду.

— Не очень, — призналась Поля.

— Как ты собираешься в меня влюбляться, совсем не стараясь?

Она повернулась и уткнулась в его нос носом. Темные глаза, такие близкие, были все еще немного расфокусированными, а зрачки слишком крупными, но в целом ее муж явно шел на поправку.

— Как же мне в тебя влюбиться? — шепотом спросила Поля. Ей действительно хотелось сделать что-то хорошее для Дани, такое, чтобы он снова стал веселым и довольным, потому что в последнее время его настроение было нестабильно несчастным.

Потом вспомнила: ему нравится целоваться, он даже после визита шайнов просил поцеловать его, хотя был едва жив.

Ладно. Это она может.

Осторожно обхватив щеки Дани ладонями, Поля старательно прижалась к его губам губами, стараясь не давить слишком чувствительно, чтобы не причинить боли. Однако он-то целовался вполне серьезно, безо всяких скидок на ожоги, и Поля закрыла глаза, пытаясь поймать те неуловимые переливы чувств, которые испытывала в пещере. Но ей было приятно — и только: без холодного покалывания в кончиках пальцев, без горячей маслянистости в животе, без головокружительной легкости и пульсирующей тяжести.