Злодейка в быту (СИ) - Черная Мстислава

Только вот папа, кажется, совсем не рад переменам. Его явно тревожит резкая смена моего настроения. То противилась браку с небожителем, то вдруг раз — и стала супругой брата несостоявшегося жениха…

Подавшись к папе ближе, я шепотом поясняю:

— Мы познакомились еще до того, как я узнала о твоем ранении и попросила помочь мне вернуться в столицу. Кстати, — я чуть повышаю голос, — как твоя рука?

— Гораздо лучше. Хотел бы я сказать, что не осталось ни следа, но нет, розовая полоса еще держится.

Папе становится заметно спокойнее. Уверена, он сам додумал, что настоящей причиной моего недавнего упрямства и был Шаоян, а разубеждать я не буду. Немного… грустно, что время, когда я была готова говорить с папой о чем угодно и не хранила от него секретов, осталось в прошлом.

Может, рассказать о своем перерождении? А зачем? Я больше не маленькая девочка, чтобы ждать одобрения и похвалы.

Постепенно напряжение уходит, атмосфера становится более расслабленной. Петляют дорожки, завязывается ничего не значащий разговор. Шаоян восхищается цветами и изяществом беседок, в которых наверняка приятно сыграть партию вейци. Папа хвалит музыкальные таланты Дэшена и спрашивает, какие искусства освоил Шаоян, и Шаоян, как этого требует этикет, отговаривается, что способности и навыки у него совсем скромные…

— Кажется павильон «Тихой луны» вам особенно понравился, дорогой зять?

— Мастерство зодчего поразительно, — соглашается Шаоян, хотя в беседке, окруженной разросшимися кустами роз, нет ничего особенного.

— Тогда почему бы нам не пообедать здесь? — Папа вроде бы проявляет заботу, но за гостеприимством чувствуется желание держать Шаояна подальше от жилого двора.

— С радостью! — Шаоян и бровью не ведет.

Мы устраиваемся за каменным столом, ничего не значащая болтовня продолжается. Вскоре слуги подают обед. Одна из девушек — пару лет назад она безуспешно пыталась привлечь папино внимание и стать его наложницей — шагает папе за спину с явным намерением прислуживать, но папа всех отсылает. Я успеваю заметить ее слегка обиженный взгляд.

Не удержавшись, я замечаю:

— Надо признать, мои новые служанки гораздо лучше знают правила.

— Спасибо за похвалу, дорогая супруга. — Шаоян накладывает в мою пиалу самые лучшие кусочки мяса, себе же берет самые мелкие.

Наблюдая за нами, папа вдруг улыбается:

— Кажется, вы идеально подходите друг другу. Что же, зять, пока моя дочь счастлива, мое сердце спокойно.

— Не беспокойтесь, тесть. Юйлин — жемчужина в моей ладони, я не позволю своей супруге терпеть никаких обид.

Шаоян прям лапочка, а не демон.

— Поскольку моя дочь вас выбрала, я доверюсь вам, — кивает папа, однако я успеваю заметить пробежавшую по его лицу тень.

Воцаряется молчание. Если Шаоян, словно не замечая перемены настроения, с самым беззаботным видом продолжает подкладывать мне лучшие кусочки, то папа уходит в себя. Разговор больше никто не поддерживает, а вскоре папа и вовсе откладывает палочки, что означает завершение обеда.

Убрав со стола, слуги подают чай и бесшумно отступают.

Слышно, как слабый ветерок колышет розовые кусты, где-то далеко чирикает певчая пичуга. Над столом пролетает тяжелый шмель.

В воздухе снова напряжение. Не торопясь сделать первый глоток, папа крутит в пальцах пиалу. Он будто пытается высмотреть на стенках мучающий его вопрос.

— Дорогой тесть, что-то не так? — первым тишину нарушает Шаоян и одновременно успокаивающе проводит пальцем по тыльной стороне моей ладони.

— Зять, насколько ты талантлив в самосовершенствовании? Например, ты смог бы поднять ветер или… создать полог тишины?

Кроме присланной императором красавицы, в поместье есть и другие соглядатаи?

Предосторожность, с которой папа готов продолжать серьезный разговор, меня… пугает.

— Конечно. — Шаоян щелкает пальцами, замысловато выкручивает кисть, и от его рук расходится напоминающая песчаный вихрь волна золотого сияния.

Искрящиеся блестки окутывают беседку непроницаемой пеленой, а над столом взвесь золотых пылинок хоть и остается, но едва заметная.

Выглядит эффектно и… незнакомо. Я знаю, что существуют самые разные вариации скрывающих чар, но описание подобного варианта мне ни разу не попадалось. Что-то демоническое? Ци ощущается чистой, не искаженной.

Папа оглядывается, по выражению его лица видно, что он под впечатлением.

— Выглядит надежно. — Так и не пригубив, папа отставляет пиалу и задумчиво барабанит ногтями по столешнице.

— Не беспокойтесь, тесть. Даже бессмертные не преодолеют эту защиту незамеченными.

— Шаоян, вероятно, вы знаете о том, что демоны сумели вернуть корону Срединного предела?

— Да, разумеется.

— А знаете ли вы, что корону хранила наша семья? Хотел бы я унести эту горькую тайну в могилу, но… ради Юйлин я обязан рассказать правду. — Папа устало трет переносицу. — Я только надеюсь, что вы сможете защитить мою дочь, когда новый владыка придет мстить.

Хм?

Приятно увидеть, что мы с Шаояном нахмурились одинаково.

— Пока что я не услышал ничего нового. — Шаоян пожимает плечами. — Я был у тайника, где хранилась корона, и знаком с подробностями.

Вроде бы сказана чистая правда, а впечатление у папы наверняка сложится ложное. Такой игре словами и смыслами мне еще учиться и учиться.

— Хорошо…

— Господин Тан, почему вы считаете, что наследник станет мстить девушке, которая еще даже не родилась, когда домен был уничтожен⁈ — Нотки возмущения все же прорываются в интонациях Шаояна. Да, мне бы тоже было обидно узнать, что новый родственник обо мне незаслуженно плохого мнения.

Папа то ли не придает значения, то ли принимает возмущение за негодование.

— Заклинательница, доверившая нашей семье корону, была… сторонницей демонов.

— Что⁈ — пораженно охаю я.

Неожиданно, но в папиных словах есть смысл: это объясняет, как Чаоци сумел выдать себя за светлого заклинателя. Вероятно, долгое время он оставался учеником небожителя, знавшего его секрет и помогавшего ему скрывать демоническую сущность.

Кстати, а где взрослел Шаоян? Возможно, тоже в одной из светлых сект…

— Да, Юйлин. Когда ты родилась, она обернула твою душу чарами, и для потомков правящей династии Срединного домена ты как фонарь в ночи. Чем выше ты продвинешься по пути самосовершенствования, чем сильнее станешь, тем ярче будешь для них сиять.

Ха…

Это объясняет, почему Шаоян откликнулся на мой призыв, почему я для него была особенной, почему он не стал с ходу сворачивать мне шею за грандиозную дерзость. Но его забота, его нежность, его чувства — абсолютно уверена — не имеют к чарам моей матери никакого отношения.

Как и мои ответные чувства.

Надо полагать, ярким сиянием я вспыхнула, когда вернулась из-за грани? Шаоян успел меня заметить и воспользовался так удачно подвернувшимся призывом.

Чаоци ведь тоже упоминал, что видит мою душу по-особенному.

Все-таки сказать правду?

— Папа, не волнуйся. Шаоян никому не позволит причинить мне вред.

— Не будь столь легкомысленна, дочь. Корона дает силу обратить горы в пыль и испарить океаны.

— Вы преувеличиваете, — фыркает Шаоян.

— Отнюдь.

— Преувеличиваете, — твердо повторяет Шаоян.

— Да какая разница? Пап, я не улавливаю. А на чьей стороне ты?

Я размечталась, как торговля решит проблему продовольствия. Похоже, я погорячилась.

— Я на твоей стороне, Юйлин.

— Папа.

— Господин Тан, о какой мести вы говорите, если вы не скрывали корону от наследника, а, наоборот, хранили ее для него?

— С чего бы демону разбираться? Насколько я знаю, заклинательница пошла против своего учителя, который как раз причастен к падению домена. — Папа замолкает на полуслове, вскидывает голову. — Дорогой зять, ты слишком равнодушно меня слушаешь. Где твой праведный гнев?

— Разве сдержанность не добродетель? — ухмыляется Шаоян.

Иллюзия не исчезает полностью, сквозь образ заурядного небожителя начинает просвечивать настоящая внешность моего демона: антрацитовая кожа, горящие янтарным огнем глаза.