Хладная рать (СИ) - Командор Анастасия

Мера видела во тьме, как нежить рвет на куски живых, и те кричат беззвучно, но крики их все ещё были слышны в голове. Теперь, когда разум ее не затмевали ярость и свежая кровь, совершённое вызывало лишь отвращение к самой себе. С дрожью в голосе она прошептала:

— Да, но то были враги. А мои люди…

— Скоро ты поймёшь, что они ничем не отличаются друг от друга.

Глава 33. Тревоги

Ночной разговор с богом и собственные навязчивые страхи, которые уже стали неотъемлемой частью жизни, не давали Мере покоя. Утром после пробуждения она долго собиралась, бродила по комнате, то прислушивалась к звукам за дверью, то стояла у окна, глядя сквозь слоистую слюду во двор. Пыталась услышать что-то, что докажет ее страхи либо опровергнет их. Но в хоромах и снаружи было на редкость тихо и пусто, будто бы все ещё спали. Или ушли, пока спала она.

Все эти мысли, все тревоги и нерешительность казались Мере глупыми, но она ничего не могла с собой поделать. Вот только что ей было все равно, что подумают остальные, но угроза миновала, и страх перед чужим осуждением вновь вернулся к ней.

Выходить на улицу она не собиралась, поэтому надела поверх рубахи темный узорчатый летник, а в косу вплела такую же темную тесьму с накосником. Замерла вновь перед дверью, никак не решаясь открыть ее. Но потом всё-таки взяла себя в руки и медленно спустилась вниз, в трапезную.

В хоромах и правда было тише обычного. Ни занятых домашними делами холопов, ни бояр или других просящих, что обыкновенно с раннего утра ломились в двери. Это настораживало. Но, возможно, все просто засиделись допоздна и теперь отсыпались.

Когда Мера вошла в трапезную, обдало резким запахом жженого чертополоха — им окуривают жилища, чтобы отвадить нечистую силу. Тихо поскрипывали затертые половицы под ногами, за окнами слышался свист ветра, а в печи редко трещали прогоревшие угли. И больше ничего. Тогда княгиня направилась в кухню, чтобы поискать себе что-нибудь съестное. Оттуда доносился неизменный аромат свежего хлеба и какая-то возня.

Мера толкнула дверь — та скрипнула, — и на звук обернулись холопки, оторвавшись от работы. Ясна и две женщины постарше воззрились на нее. Медленно на лицах всех троих начал расползаться страх. Руки Ясны задрожали, она выронила глиняную плошку, та со звоном грохнулась о дерево и разлетелась вдребезги. Звук, слишком громкий в напряженной тишине, словно стал сигналом. Женщины склонились низко перед Мерой и не поднимали взгляда, а Ясна побледнела, сжала в трясущихся кулаках запону и тоже склонила голову.

— Не взыщи, хозяйка, все отработаю, все верну, что испортила! — затараторила она высоким от волнения голосом. — Прости, растяпу такую…

— Это всего лишь глина, — пустым голосом, строже, чем хотела, бросила Мера. — Подайте трапезу.

Она сама едва держалась, чтобы не смять рукава в кулаках. Чтобы не показывать, что и тоже дрожит от напряжения и оттого, что самые худшие предположения оказались правдой.

— Что желает хозяйка? — не поднимая головы уточнила одна из женщин.

— Что угодно.

Мера развернулась и вышла. За спиной вновь скрипнула дверь, закрываясь, и зазвучали привычные звуки кухни. А княгиня на негнущихся ногах добралась до отцовского стула и без сил рухнула в него.

Значит, холопы уже знают. Значит, знают и остальные. Сумеют ли они привыкнуть? Смогут ли понять, что не на каждого направлена злая колдовская сила, или начнут теперь обвинять ее во всех несчастьях? Видеть в своих бедах порчу и проклятия?

Мера горько вздохнула, пока никто не видит, и положила голову на сложенные перед собой руки. Она не знала, как быть, как вести себя теперь. Стоит ли доказывать людям, что не желает никому зла, или сделать вид, что ничего не происходит?

“Чернобог прав, хозяйка, — возник в голове голос Любавы. — Они должны бояться. Покажи им, что с тобой шутки плохи. Установи, наконец, свои правила. Это ведь такой хороший шанс для тебя переделать тут все по-своему!”

Похоже, ночница улыбалась. Мера так и чувствовала, как нечисть забавляют тревоги хозяйки, как она смеётся над ее упрямым нежеланием подчиняться законам своей новой сути.

“Мне больше нравилось, когда ты молчала”.

“Ох, я молчала бы и дальше, если бы ты могла справиться с проблемами без моего мудрого совета! Но нет, ты будто специально ищешь самый сложный путь! Я вообще не понимаю, почему тебя до сих пор заботит чье-то мнение. Нечего тут думать-гадать. Просто делай, что тебе хочется. Ты ведь главная!”

“Что ж вы оба заладили! Смолкни, пока не разозлила меня”.

“Зря ты так, — обиделась Любава. — Я тебе плохого не желаю. И не предам тебя, как живые. Я сейчас твой самый верный друг. Но ты продолжаешь слушать тех, кому до тебя нет дела!”

Мера ощутила негодование нечисти и даже гнев, будто та действительно хотела как лучше. Но нечисть жила в своем мире и не могла понять Меру. Никто не мог.

За спиной раздались робкие торопливые шаги. Ясна внесла на подносе горячую кашу с молоком, свежий хлеб и сыр, печёные яйца, масло, мед и даже сбитень. Расставила все это перед княгиней, пряча глаза. Холопка будто бы нарочно не подходила близко, тянулась дрожащими руками, только бы не затронуть колдунью. Мере казалось, что за столько лет одиночества и отрешённости, когда каждый второй выказывал страх перед ней, она давно к этому привыкла, но досада возникла в сердце вновь.

Ясна быстро удалилась, а Мера вдруг поняла, что есть совершенно не хочется. Проглотила пару ложек каши, кусочек хлеба, а потом отодвинула от себя все это и стала ждать. Так непривычно безлюдно было. Никто не стучался к ней с прошением, не требовал рассудить спор, не спрашивал приказов. Не докучала старшая дружина вечными непрошенными советами. Все это прежде утомляло Меру, но теперь она хотела только, чтобы все стало как раньше.

Время проходило в молчании и одиночестве, и чем дольше длилось оно, тем мрачнее становились мысли. Что делать, если бояре так и не появятся? Что делать, если она выйдет во двор и обнаружит, что нет никого больше? Она не знала. И не хотела выходить. Хотела оказаться вновь на кровавом поле. Только там у нее была реальная власть. Над живыми, мертвыми и над своими страхами.

Но вдруг в этой вязкой, навязчивой тишине скрипнула входная дверь. Мера в ожидании вскинула голову, а внутри все сжалось, ведь она не понимала, чего ожидать, но подсознательно ожидала самого худшего. Однако в дверях трапезной показался лишь Акке. Его длинные светлые волосы были растрепаны, а на щеке красовалась вмятина от долгого лежания на чем-то неудобном. Ормарр, заметив ее, остановился напротив, склонил голову, как это делали остальные воины.

— Приветствую, княгиня.

Лицо его совершенно ничего не выражало, но Мера тихонько выдохнула с облегчением. Уж он-то не станет от нее шарахаться и избегать.

Мера вдруг ощутила почти болезненную необходимость поговорить с кем-то, но в мыслях все ещё была путаница. Рассеянно она протянула:

— Акке. Ты откуда?

— Да я вчера заснул в том общем доме.

— В гриднице?

— Ага.

Он подошёл чуть ближе, задержал взгляд на почти нетронутых блюдах перед Мерой. Княгиня подвинула в его сторону тарелку, и Акке без лишних слов опустился рядом.

— А остальные где? — осторожно поинтересовалась Мера, имея в виду своих людей, но Акке понял вопрос иначе:

— Ну, Ингвар был где-то здесь, он веселье не любит. А Кельда, наверно, развлекается с кем-то.

— С раненым бедром?

— Она такая, — пожал плечами ормарр и с аппетитом принялся за хлеб и сыр.

Глядя на него, Мера немного успокоилась. Хоть кто-то ведёт себя как обычно, не боится есть из одной посуды с колдуньей и не избегает глядеть ей в глаза.

— Все нормально вчера было?

— Пир как пир, — вновь дернул плечом Акке. — Жаль, тебя не было. Победу важно праздновать вместе. Показать остальным, что ты одна из них.

— Но я не одна из них, — хмуро возразила Мера. — Все это знают.