— Не за помощью пришёл, а донести, — заявил вдруг Баш, и я встрепенулся. — Один из твоих дружинников служит Чернаве. Гонец князя тайком передал ему записку от неё. Я почуял метку рубина.
— Кто?
— Борис.
Мдя. Очередной Борис, и тот предатель. Взял на заметку, похвалил домового, наколдовав ему мандаринов. Очень он их любит.
Что с дружинником делать? Наверное, ничего. Снабжать дезинформацией по необходимости, если только.
С Башем в комнате спокойнее спать стало. Он как кошка, духов злых отгоняет. Главное в это поверить! И спокойно уснуть. Его посапывание меня хорошо убаюкивает.
На следующий день после полудня по моему распоряжению пригнали обоих старост с новых деревень. Сразу принял их за большим столом в присутствии моего старосты Иллариона, десятников с дружины, Ефима, Дарьи и Гайянэ. Это чтоб новые управленцы понимали от кого распоряжения мои можно получать в дальнейшем.
С большой деревни Новосёлки крупный и упитанный мужик лет сорока пяти с собранными к носу серыми глазёнками со светлыми длинными лохмами, как у девки, по имени Петруха показался мне скользким и слишком уж пресмыкающимся. Зато с ним вопросы решились на ура. Доложил, сколько крестьян и в каком качестве проживает в деревне (почти сошлось с данными князя), какие хозяйства, какая торговля и с кем. У них даже дружина есть в пятьдесят пять полностью экипированных человек и конный дворик в двадцать голов. Это с учётом вернувшихся с войны.
И всё это в моём распоряжении теперь!
Поговорив с одним старостой, перешёл к другому.
Глава мелкой деревеньки Елькино выглядит очень странно. Хмурый и задумчивый дед по имени Богдан. Одежда старая и грязная. Сам худощавый, долговязый и сгорбленный, смахивает на упыря. А ещё на чернавку посматривает, будто с вызовом. А на остальных как–то безразлично. Те в ответ изучающе, словно раньше в глаза вообще его не видели.
— А ты мне что расскажешь, Богдан? — Акцентирую на нём внимание.
— А что рассказать, барин? — Кривится дед, продолжая жевать за обе щёки, будто не ел месяц. — Шесть семей у нас, старики да дети. Последние трое дружинников с похода на половца так и не вернулись. Ничего не сеем, скота своего нет. Дикие леса рядом, по окраине ходим. А кто не ходит осторожно, тот уже сгинул там. Так и живём. Оброк дровами отдаём, шкурами да травой редкой. Чем богаты, Ярослав, уж прости.
Иронию улавливаю в его голосе. Чую, не простой это дед, как бы не бывший витязь.
— По свитку на ваших землях замок числится или ошиблись? — Спрашиваю, затаив дыхание.
Покривился Богдан, даже жевать перестал. Но ответил спокойно:
— Не ошибся, барин. Это Проклятый замок, стоящий на древнем захоронении. Он заброшен, сколько себя помню.
— И никто там не бывал? — Уточняю.
Вижу, как затаились мои люди за столом. Как напрягся и Петруха.
— Может и бывал, — усмехнулся староста. — Кто с деревни заикался там сокровища поискать, по сему дню не вернулись.
— А далеко до него от вашей деревни?
— Метров пятьсот по дебрям злым, слазить хочешь? — Подковырнул дед.
— А ты чего так с барином заговорил, а? — Сразу наехал на него Илларион. — Кнута давно не отвешивали?
— Молод барин, да любопытен, — ответил Богдан спокойно. — Но и не прост, как погляжу.
— Конечно, не прост, — ухмыльнулась Гайянэ. — Помериться силой хочешь? Сперва, со мной попробуй.
— Стар я уже для драк, но пару уроков преподать и тебе, изгойка с Эльбруса, смогу, — парировал Богдан, не испугавшись.
— Выйдем? — Бросает моя подружка, готовая, похоже, уже вскочить. Что–то чересчур задиристая в последнее время.
— Так, всё, — возмущаюсь я. — Мы и так с половцами в крови искупались. Ещё между собой грызни не хватало. Богдан, скажи, какие у вас проблемы? С едой что?
— Да всё хорошо, барин. Если вор какой не заберётся в светлицу, до весны доживём.
— Понятно, — вздохнул. — Илларион?
— Да, ваше благородие! — Встрепенулся мой администратор.
— Снаряди повозку из наших запасов. И оброк до весны отмени.
Богдан снова жевать перестал. Посмотрел на меня ошалело.
— Какие ещё проблемы, говори? — Наседаю.
Опустил взгляд староста, задумался. А затем выпалил:
— За детей, барин, страшно, вот у нас какие проблемы. Волки повадились и днём уже нападать.
— Волки, не оборотни? — Уточняю.
— Обычные волки, стая большая пришла ещё той зимой, понравилось им бесноваться, когда отпору нет.
Мдя. Озадачился я не на шутку.
— Дарья? — Обращаюсь к нашей главной защитнице местных обездоленных. — Что с этим можно сделать?
— Ну… это… охотников нужно… — поплыла сразу подружка.
— Надо вожака убить и голову на кол повесить на земле стаи, — вмешалась Гайянэ. — Дай мне двух людей, и я разберусь.
— От неё помощи не приму, — встал вдруг в позу Богдан.
— Отчего же? — Удивился Илларион.
А Петруха ухмыльнулся себе под нос, будто что–то знает о втором старосте.
— А я тебя и не спрашиваю, — огрызнулась чернявка. — Это Земли Ярослава теперь, и стая на его земле. И ему решать, что с ней делать.
— Верно говоришь, изгойка, — прошипел Богдан, опуская голову. — Пусть Ярослав и решает.
Вручил обоим по заранее заготовленному полотну с нашим знаменем. И велел повесить повыше в деревнях. Чтоб каждый видел. И свой, и чужой. А последний хорошенько подумал прежде, чем лезть. Теперь это будет символом моей власти. Старосты и не спорили, приняв полотна с видимым почтением и даже интересом.
Порешав все вопросы, разошлись ещё до заката. Зная, Гайю, не стал её отговаривать от охоты, дал в распоряжение пятерых дружинников толковых. И пригрозил им, чтоб не выделывались, а слушали её. А то что–то долго притираются к ней местные.
Завтра утром они отправятся в Елькино, заодно телегу доставят с продуктами.
Хотелось ещё наедине с Богданом поговорить, но он слишком быстро ретировался, в отличие от коллеги из Новосёлок, не оставшись ночевать, двинулся обратно в свою деревню, на ночь глядя.
Смотрю и Дарья собралась на улицу. Окликнул и попросил на разговор в гостиную, где уже всё убрали и разошлись.
— Если спешишь, так и скажи, — сказал ей, наблюдая, что озирается суетливо.
— Мой отец знавал Богдана, хотела его расспросить, — ответила и послушно уселась на диван перед камином.
— Есть какие–то опасения? — Насторожился.
— Есть, — ответила односложно и задумалась, уставившись на огонь. И вид такой, словно со мной разговаривать совсем не хочет.
И жаль это признавать, но Дарья переменилась в последнее время сильно, будто потускнела. Надломилось в ней что–то. Когда я вернулся с похода и сообщил о гибели Крезо, она отреагировала спокойно, а потом мне Баш доложил, что три ночи подряд она рыдала в комнате своей и причитала.
Раньше они соперничали, а оказалось, что она его любила. Вот так бывает.
Неужели и я теперь потускнел? Переменился? Как бы это исправить? Вернуться на путь светлого и доброго. Прикоснуться к прекрасному, чтобы оно, а точнее она… не увидела этой нечистой рожи. Рожи тёмного.
— Завтра хочу поехать к княжне, — заявляю решительно. — Ты со мной?
— Василиса больше тебя не ждёт, — говорит Дарья с грустью. — Завтра они отправляются.
— Я знаю…
Вскоре магичка всё же ушла из особняка домой к своему отцу. И я остался в гостиной один с мыслями о Василисе. Оказывается, княжна со своей бабкой Истиславой в замке живут круглый год по большей части из–за слепоты Василисы, сделавшей её нелюдимой. А вот князь Вячеслав только на лето приезжает из Орла. То охотиться, то просто родню навестить. А этим летом заодно принять гостей дорогих из Тулы.
Тех самых, которые протянули время и не соединились с нашим войском, когда это было необходимо. Быть может, иначе князь оставил бы обороняться не две, а шесть тысяч на нашем рубеже. Тогда бы и уцелело по геометрической прогрессии больше. Возможно, и Крезо был бы жив. А может, половцы вообще бы передумали драться против такого числа.
