Аргумент весомей пули (СИ) - Корнев Павел Николаевич

Ладно! Ладно! Не продали, а временно перевели, только хрен редьки не слаще.

Бреду неведомо куда в компании отборных головорезов, ещё и знаю из трёх десятков пластунов только Хомута и Края, коих приставили няньками, а кругом джунгли, впереди — полная неопределённость.

Ситуация — закачаешься!

Глава 20

12–18

Всё шло своим чередом, пока в расположение не заявились наш усатый поручик и командир второй полуроты. Седмень гостям определённо не обрадовался, разговор в бараке сразу пошёл на повышенных тонах, затем урядник кликнул Хомута, а после вызвал уже и меня.

Щеголеватый командир другой полуроты глянул, усмехнулся и спросил:

— Он вроде не безногий и не безрукий, на кой чёрт ему няньки сдались?

Стройный и плечистый урядник был опоясан оружейным ремнём с двумя револьверами, его пальцы унизывали золотые перстни, в ухе покачивалась серьга с крупным синим самоцветом. На лице — вроде бы ни одного шрама, но это только если не приглядываться, а на деле загорелую кожу тут и там расчерчивали тоненькие ниточки сведённых рубцов. Седмень смотрелся на его фоне стариком, но командиры полурот запросто могли оказаться ровесниками.

Я никак на провокационное высказывание не отреагировал, а Седмень вздохнул и пояснил:

— Что он отстанет и заплутает, я не боюсь. Боюсь я, что ты своими побасенками его с панталыку собьёшь и к себе переманишь.

— Окстись! — взвился молодчик. — Никогда такого не было!

— А кто Куклу сманил?

— Да она сама пришла после того, как ты ей под юбку полез!

Седмень аж побагровел от бешенства.

— Бред! — брызнул он слюной. — Она ж страшней смертного греха!

— Пить меньше надо! — бросил в ответ щёголь.

— Франт, угомонись! — потребовал поручик. — Седмень в своём праве. За молодым присмотрит Хомут.

— Хомут и Край, — проворчал наш урядник.

Франт набычился и предупредил:

— Это мой куш! Дам каждому по доле, не больше!

— Твой куш, вот моих людей и не трожь! — немедленно вызверился Седмень.

И вновь в перепалку вмешался ротный.

— Угомонитесь! Одно дело делаем! Хомут — младший урядник, ему две доли полагаются. Молодой… — Поручик глянул на меня. — Если с порчей разбираться не придётся, то и доли за глаза хватит. Иначе плати как своим тайнознатцам.

— Он — адепт, а они у меня аколиты!

— Зато никто из них ничего в порче не смыслит! — отрезал Седмень. — А он лекарь первого класса!

Франт набычился, но тут же расслабился и хлопнул ладонями по столу.

— Резонно! Как своему заплачу! Никто не может сказать, будто я хоть раз наградные зажилил!

— Начинается! — горестно протянул Седмень и обратился ко мне: — Молодой, ты его не слушай! Другого такого вруна и хвастуна ещё поискать!

— Уж чья бы корова мычала, старый козёл!

Но разгореться перебранке помешал ротный.

— Умолкли оба! — потребовал он и объявил: — Боярин, ты всё слышал. Сходишь в рейд с людьми Франта.

— Что за рейд? — спросил я, но ответа на свой вопрос не получил.

И — джунгли, джунгли, джунгли. День, ночь — джунгли. Ночь, день — снова они.

Я понятия не имел, сколько мы отмахали за двое суток, а спросить было не у кого. Пусть меня и сопровождали Хомут и Край, они определённо чувствовали себя не в своей тарелке и потому всё больше помалкивали, а пластуны из полуроты Франта общаться с чужаками желанием отнюдь не горели.

Тайнознатцы? Тайнознатцы делали вид, будто меня попросту не существует.

Колдунов в этой полуроте набралось пятеро. Двое парней предрасположенности к тому или иному аспекту не имели, они явно приплыли из Поднебесья самое раннее год назад, но строили из себя невесть что. Какие именно школы отправили их отрабатывать долги за море, понять не удалось, а вот длинный и худой аколит лет на пять постарше перешил на форму эмблему с лазурной молнией. Глаза у него тоже были самые обычные, но я не раз замечал, как в тех вспыхивают и медленно гаснут искры.

Ещё два колдуна имели склонность к белому аспекту. Точнее — были это колдун и ведьма. Клюв и Кукла. Оба — духоловы средних лет, но этим их сходство и ограничивалось.

Клюв был сутулым и морщинистым пропитого вида мужичком, на одном его плече сидел дохлый филин, на другом — мёртвый попугай, а за перекрещенные ремни портупеи цеплялись лапками висевшие вниз головой летучие мыши. Тоже — неживые. И только лишь жутковатыми украшениями они определённо не были: птицы время от времени взлетали и проверяли дорогу, а вот на что годились нетопыри, пока оставалось только гадать.

Куклой звали высокую и худую словно жердь чернокожую колдунью с некрасивым морщинистым лицом. Она вела за собой стаю мёртвых мартышек — эти твари охраняли места наших стоянок и сновали в чащобе по ходу движения отряда.

Ещё в рейд невесть с какой стати взяли священника. Круглолицый и с заметным животиком отец Истый оказался воистину двужильным, пластунам он выносливостью нисколько не уступал, а мне так и вовсе мог дать сто очков вперёд. Было видно, что это далеко не первый его выход в джунгли, но в чём заключается интерес церкви, я покуда понять так и не сумел. Священник оказался разговорчивей некуда, не отмалчивался и отвечал решительно на все вопросы, но общение с ним неизменно сводилось исключительно к беседам о свободе воли и еретической сути любых рассуждений о предопределённости судьбы. Да оно и понятно. Неспроста же на бляхе красовался заключённый в пентакль кулак с разорванной цепью кандалов, а вершины пятиконечной звезды отмечали буквы «С», «П», «В» и ещё «Ц» и «Н».

«Свобода превыше всего» и «Царь небесный», насколько мне удалось понять.

И сам бородатый дядька, и его рассуждения о свободе воли пришлись мне по душе, но держался я с ним столь же настороженно, как и с остальными.

Впрочем, прощупать меня попытались только раз — когда на третий день мы срубили плоты и начали сплавляться вниз по течению тихой речушки с заболоченными берегами, подвалил Франт.

— Много долгов наделать успел? — поинтересовался он, присаживаясь рядом.

— Да уж немало, — признал я, гадая, к чему затеян этот разговор.

— А положили тебе сотню в месяц? — продолжил допытываться урядник, который в рейд отправился без своих золотых побрякушек и сейчас мало чем отличался от рядового пластуна.

— Верно.

Франт покрутил шеей.

— Но ты же полевой лекарь первого класса и по тарифной сетке тебе вдвое больше положено?

— И что с того?

— Да просто в толк взять не могу, какой тебе смысл у Седменя на голом окладе лямку тянуть, если у меня можешь на две сотни железно рассчитывать. А то и все три выходить станут.

— Как так?

— А буду тебе боевые выходы закрывать.

Хомут и Край сидели тут же, но упорно смотрели куда-то в сторону, и в разговор не вмешивались. Я вздохнул и сказал:

— Не пойдёт.

— А что так?

— Мне чужого не надо.

— Вот так, да?

— И никак иначе.

Франт хмыкнул и поднялся на ноги, легко перемахнул на другой плот. Я вопросительно поглядел на Хомута, тот пояснил:

— Приценивается! — И протянул мне шест. — Работай, молодой!

Я надел перчатки и взялся толкать плот, упирая шест в илистое дно и наваливаясь на его свободный конец. Та ещё работёнка, но лучше уж так, чем под обстрелом людей от порчи избавлять или самому под пули лезть.

А что без резни не обойдётся, лично я нисколько не сомневался. Хоть Франт всех карт и не раскрывал, но одно было ясно совершенно точно: по итогам нашей вылазки кому-то придётся умереть. Надеюсь лишь, что не нам.

Мало-помалу берега речушки начали раздаваться в стороны, наметилось течение, и пусть было оно крайне слабым, но даже так пропала необходимость рвать жилы, орудуя шестом. Местность осталась всё такой же заболоченной, увитые лианами деревья высились непроницаемыми стенами, и мёртвый попугай духолова беспрестанно уносился вперёд и возвращался обратно, проверяя окрестности. Для филина сейчас было слишком светло, эта дохлятина замерла на плече Клюва.