Аргумент весомей пули (СИ) - Корнев Павел Николаевич

— Не торгуйся, ты ж боярин, а не купчишка! Да и деньги там по твоему жалованию смешные выйдут. Ну и я на одно только твоё слово полагаться буду.

— На доверии всё, ага… — ухмыльнулся Край.

Я подумал немного, затем кивнул.

— Идёт!

Мы обменялись с Хомутом рукопожатием, и он сказал:

— Нужен тебе Неряха Озар, найдёшь его в «Жирном угре», что на Закатной стороне. А вторую часть занесёшь Молчану Семёрику. Где его искать, тебе Неряха подскажет. Деньги отдавать будешь, скажешь, мол, от Обуха должок. Он поймёт.

Прозвучала команда к отправлению, Хомут с подручным поспешили к новобранцам, а мы с Огничем зашли в товарный вагон, где меж штабелей ящиков остался небольшой пятачок свободного пространства. За нами тотчас захлопнули раздвижную дверь, следом прозвучал короткий паровозный гудок. Дёрнулись, тронулись, начали набирать ход.

— Ты лучше к Кожичу обратись, — посоветовал фургонщик. — Дешевле выйдет.

— Решу, — кивнул я, избавился от кирасы и уселся на пол, подложил под спину ранец, откинулся на ящики. Устроился поудобней, зажал в пальцах костяную горошину и обратился к спутнику: — Огнич, ты сосредоточия уже использовал?

— Из чуда-юда болотного? — уточнил фургонщик и кивнул. — Ага! Их, считай, на всю оправу хватило. Алхимию только для прожига исходящего меридиана докупать пришлось.

— И как? Без осложнений обошлось?

— Ну да. Вообще не ломало, как тебя в тот раз.

Заявление сослуживца придало решимости, я расстегнул рубаху и приложил костяной шарик к ямочке под грудиной, но ничего не произошло. Тогда попытался втянуть жемчужину в себя и вновь не ощутил ни малейшего отклика.

Едва ли за столь малый срок магическая штуковина могла успеть протухнуть, так что я набрал в себя энергию, попробовал переправить её в горошину и — сработало! Не пришлось даже особо напрягаться, костяная жемчужина принялась тянуть в себя небесную силу сама. Некоторое время спустя она начала мало-помалу утрачивать материальность, обращаться сгустком белого, едва ли не бесцветного свечения. Миг спустя призрачный шарик выскользнул из моих пальцев и погрузился в тело, соединился в неделимое целое с изливом, сделался неотъемлемой частью духа.

Накатило удивительное чувство наполненности: вся та энергия, которую я успел переправить в небесную жемчужину никуда не делась — она стала моей, при этом не рвалась и не рассеивалась. У меня будто полноценное ядро появилось!

Увы — ненадолго.

Вскоре призрачный сгусток начал растворяться, сила потеряла стабильность, и поскольку попытка удержать эдакую прорву энергии ничем хорошим закончиться не могла, я принялся сцеживать её в первый узел. Но дальше к исходящим меридианам не погнал, вместо этого взялся формировать новый — уходящий изгибом в обход ядра непосредственно к правой ключице.

Точнее — изгибов было два, и это всё предельно усложняло. Схема из приютского подвала лишь давала представление о направлениях и пересечениях, прожиге того или иного фрагмента абриса и циркуляции по нему энергии, но никак не наделяла полным пониманием всей внутренней геометрии. Без использования алхимического семени риск случайных ошибок был чрезвычайно высок, и сейчас мне оставалось лишь гадать, сколько отклонений от идеала я уже допустил, да корить себя за то, что вообще взялся действовать наобум.

Только нет ничего бесполезней запоздалых сожалений — в этом я был с Беляной всецело согласен! — и потому начал продавливать через себя небесную силу, формируя покуда ещё не сам меридиан, но его ложе. Вырываться наружу я ей не позволял и скручивал в зачаток узла до тех самых пор, пока не заломило ключицу и не начала дёргаться рука. Мог бы упереться и довести прожиг до конца, но с каждым мгновением силовой поток становился всё непослушней, вот и решил не рисковать, отпустил изменения и позволил им развеяться.

Окончательно опустеть к этому времени излив ещё не успел, так что я стал перегонять энергию к верхнему узлу оправы, а уже оттуда направлять её к левой ключице. Здесь тоже имелось два изгиба, только эти были куда более крутыми и глубокими, ибо служили не для обхода ядра, а для компенсации меньшей длины меридиана.

И вновь я не сумел довести прожиг до конца — да и не слишком-то упирался, честно говоря, из страха напортачить. И вроде как не напортачил.

На конечной станции пластунов к разгрузке вагона не привлекли — вместо этого новобранцев сразу построили в колонну по трое, Хомут и Край выдвинулись в головной дозор, а нас с Огничем младший урядник поставил замыкающими. И никаких повозок, в лагерь выдвинулись пешком.

Что интересно — одними только простецами нынешнее пополнение Мёртвой пехоты не ограничилось, с нами на паровозе прикатила ещё и четвёрка учеников школы Извечного полдня. Парни выглядели не слишком-то довольными новым назначением, и мы с Огничем с расспросами к ним приставать повременили. Ну а как тронулись в путь, так и вовсе не до разговоров стало.

Жара, духота, липкая из-за пота одежда, тяжеленная кираса, неподъёмные карабин и ранец, неудобный пробковый шлем. Солнце лишь изредка скрывалось за куцыми облачками и жарило практически безостановочно, да и когда свернули с насыпи и зашагали по проложенной напрямик через джунгли дороге, нас хоть и прикрыла от палящих лучей листва, но облегчения это отнюдь не принесло. Горячий влажный воздух напитался зловонием болотины, под ногами зачавкала грязь. Мы — идём.

Час — другой, мы идём по джунглям. Час — другой, всё по тем же джунглям…

Достало!

Но шагать по насыпи на солнцепёке или увязать в глубоченных лужах на лесной дороге — это не так уж и плохо в сравнении с ночными вылазками в джунгли, барахтаньем в болотах и патрулированием границ омута. Следующие две седмицы спуску нам не давали, отправляя на задания в любое время суток и вне зависимости от погоды. Хорошо хоть с окончанием лета почти сошли на нет затяжные дожди, а то бы точно начали гнить заживо.

Впрочем, жаловаться было грех. Столкновения с наёмниками банкирского дома Златогорье день ото дня становились всё ожесточённей, но Мёртвую пехоту пока что придерживали в резерве, пока что за всех отдувались наши лекари и мастера мёртвых дел. Первым с передовой привозили латать раненых, вторым доставляли убитых, своих и чужих — без разницы.

Тем удивительней оказалось однажды столкнуться на ночной вылазке в джунгли с Дарьяном.

— Ты здесь какими судьбами? — шепнул я, вставая рядом.

— Чего-то мутят, — хмуро отозвался книжник, который до того из сарая мастеров мёртвых дел и носу не казал — чуть ли не ночевал там даже.

И тут же послышался окрик:

— Разговорчики!

В итоге пообщаться получилось уже только после завтрака. Если новобранцев, из которых к этому времени отсеялся каждый третий, сразу погнали на стрельбище, то тайнознатцам традиционно выделили время на самоподготовку. Сквозняк и парочка деревенских обалдуев завалились спать, Огнич устроился медитировать на вытащенном из барака тюфяке, а мы с Дарьяном филонить не стали и двинулись на тренировочную площадку.

— Так ты теперь не белый, а красный? — спросил Дарьян.

Я покачал головой.

— Не! Склонность к белому аспекту никуда не делась, просто ещё порчу до конца не вычистил. А что оба глаза одинаковые — это Беляна помогла абрис сбалансировать.

— Видел её? — заинтересовался книжник. — И как она?

— Цветёт и пахнет! — усмехнулся я. — Из главной усадьбы куда-то в Тегос перевод получила, но пока не знаю, куда именно.

— Ясно.

— Да ты как сам-то? — поинтересовался я. — Вас вообще из сарая не выпускали, что ли?

— Вроде того, — кивнул книжник и провёл пальцем поперёк горла. — Работы было — во! Мне с учётом боевых за это время почти пять сотен набежало!

— Ого! — впечатлился я. — Да ты такими темпами до конца года с долгами рассчитаешься и в Поднебесье уплывёшь!

— Рассчитаться — реально, — на полном серьёзе подтвердил Дарьян. — Уплыть — едва ли.