Стратиг метакосмоса (СИ) - Плотников Сергей Александрович

— Мне для ребенка, — сказал я. — Маленького. Правописание не нужно. Пусть сам учится.

— О, у нас есть такой камень, который показывает виды Цветка Равновесия! — оживился торговец. — Ожившие картинки! Ходят люди, играет музыка! Большая диковина.

— Это подойдет, — кивнул я. — И вот что. Артефакт, который показывает, сколько сахара на тарелке?

— Сахара? — удивился торговец.

— Да, сахара, — кивнул я. — Чтобы поднести к тарелке и видеть: во всей еде очень много сахара. Или мало сахара. Растительный сахар тоже.

Я понятия не имел, как сказать «фруктоза» на древнеоросском! Но Ксюша и Лёвка, обе помешанные на здоровье, очень переживали, что в готовой еде и детском питании слишком много сахара. Да, магией легко лечатся последствия перебора этого продукта, но сахар среди прочего обладает и наркотическим действием. В смысле, формирует привыкание.

— Даже удивительно, впервые слышу, чтобы кому-то мог понадобиться амулет, определяющий такое! — удивился продавец. Ну да, сахар ведь был редким и дорогим продуктом до начала его промышленного производства. — К сожалению, у меня ничего подобного не найдется. Но… Если уважаемый господин захочет, он может приходить завтра, и я сделаю такой амулет! За работу этого уровня возьму три серебряных динара.

Артефакт низового уровня с одним камнем стоил примерно две серебрушки, так что я кивнул. Всего серебрушка за зарядку нестандарта — справедливая цена.

— Осмелюсь спросить, господин, а что делает ваша достойная спутница? — спросил торговец, показывая глазами на Платову.

Наша нейромаг спокойно стояла в углу магазина, не разглядывая товар, катала между ладонями сияющий «слепок» с разума торговца. Кончилось тем, что я пошел по магазинам только с ней, без Ксантиппы: у той внезапно возникло какое-то озарение научного толка, связанное с этим «размазыванием магических каналов», и она сказала, что ей нужно срочно его проверить. Когда я предложил остаться и страховать ее, она только отмахнулась: «Димка подстрахует!»

— Рисует магией, — не моргнув глазом, выдал я заранее подготовленную версию. — Творит искусство. Ваш магазин ее вдохновил. Не сбивайте! Художница. Очень важная.

— Помилуйте, я бы не осмелился! — тут же вскинул руки продавец. — Разумеется, пусть творит в моей лавке сколько угодно!

— Я уже закончила, — покачала головой Платова, держа шарик одной рукой. — Пойдемте, Кирилл.

Платова обычно ко всем обращается по имени-отчеству, но для меня по моей просьбе делает исключение. Ну не люблю я это «Кирилл Пантелеймонович», терплю только в сверхофициальной обстановке! А нейромагесса достаточно старше меня календарно, чтобы обращение по имени это звучало естественно.

Выйдя из лавки, мы с Платовой завернули в ближайшее кафе. Я заказал нам кувшин лимонада и, ожидая его, наблюдал, как Платова раскатывает шарик на тонкий лист, который она достала из сумочки.

М-да.

— Поразительно, — пробормотала она. — Он тоже!

— У них у всех гиасов примерно столько же, как у детей-волшебников? — уточнил я.

— Да, плюс-минус… А у случайной выборки прохожих — у кого как! Из пяти человек трое оказались совсем без гиасов, у одного гиасов столько же, сколько у торговцев, и еще у одного — всего один нестрогий гиас на что-то…

Шустрый официант принес нам лимонад, с поклоном разлил его по стаканам, получил четверть динара в качестве платы (здесь деньги брали сразу) и был таков. Дорого, конечно, но мы оплачивали не напиток, а, скорее, сам факт посиделок. Лимонад был негазированный: просто вода с лимонным соком и сахаром. Интересно, можно ли тут выгодно продать секрет газировки?

(Подумав так, я ухмыльнулся: надо же, с опозданием почти на двадцать пять лет рискую реализовать часть «обязательной программы» попаданца: начать торговать очевидными бизнес-идеями из другого мира!).

— И какой вывод вы из этого делаете? — спросил я Платову.

— Я делаю вывод, что это не сословное общество, как нам показалось поначалу, — очень сухим тоном проговорила психиатр. — Это рабовладельческое общество!

— Я бы даже сказал, это магический олигархат, — поправил я ее, — скорее всего, с диктатурой мощных магических родов.

— Из меня так себе политолог, — пожилая дама отпила немного лимонада, — я не этому училась всю жизнь. Так что доверяю вашей оценке. И что нам следует по этому поводу предпринять?

— Смотать удочки, — сказал я. — Учиться чему-либо у здешних Мастеров — чревато. Зазеваешься, и тебя самого превратят в раба!

— Знаете, я сомневаюсь, что это правда так опасно, как вы говорите, — покачала головой Платова. — Иначе это место не могло бы процветать. Видимо, есть какие-то сдерживающие факторы. В конце концов, мы тут уже три недели, и пока ничего страшного ни с кем не случилось!

— Возможны разные обстоятельства, — возразил я. — Например, местные опасаются так уж сразу хватать и продавать в рабство гостей, потому что у тех могут быть могущественные заступники на своих планетах, которые прилетят разбираться. Или они платят кому-то за крышу уже здесь, на Цветке. Но мы тут никто и звать никак. Никого не знаем. Вполне возможно, что сдерживающие факторы, которые работают в отношении других студентов, не будут работать в нашем отношении. В общем, нам с вами нужно изложить все эти соображения и результаты нашего эксперимента архистратигу. Решать в любом случае ему.

В данном случае я почти не сомневался, какое решение примет Аркадий. Он ненавидел рабство и ментальное подчинение настолько, что когда-то вырвал собственное сердце, лишь бы от них избавиться! Он однозначно решит эвакуировать экспедицию немедленно — особенно если будет возможность это сделать относительно мирно.

* * *

Когда мы с Платовой изложили архистратигу результаты нашей небольшой послеобеденной прогулки, его лицо приняло то самое абсолютно непроницаемое выражение, которое безошибочно свидетельствовало: внутри Аркадий бушевал, рвал, метал и вулканически извергался. Надо думать, в начале карьеры Смеющегося Жнеца попавшиеся ему в этом состоянии преступники оканчивали свой путь в несколько большем количестве мешков, чем удобно судмедэкспертам!

— Это, безусловно, объясняет многие местные странности, — сказал наш командир мягким дружелюбным тоном, окончательно подтвердившим мою догадку о его душевном состоянии. — И, кстати говоря, отлично ложится на наши с Вальтреном споры о том, как может существовать и даже относительно процветать здешнее общество при таком явном дефиците ресурсов…

Я кивнул, потому что тоже слышал этот спор — и получил от него удовольствие, как от любой хорошо аргументированной дискуссии — но сам влезать не стал. У меня-то никакого конкретного мнения на этот счет не было.

— Что странно, — продолжал Аркадий, — почему тогда к нам никто не обращался с предложением продать часть наших соратников для оплаты обучения?

— Ну у вас и мысли! — воскликнула Платова.

— Да, это было бы логично, — кивнул я. — Я слышал краем уха, что за обучение часто платят магически одаренными рабами. Но не думал, что рабство здесь носит такой массовый характер. То есть вы, архистратиг, таких предложений не получали?

Он мотнул головой.

— Впрочем, я пока ни с кем не разговаривал из официальных лиц, — медленно произнес он. — Вот, кстати. Встречу с Мастером Равновесия нужно назначить как можно быстрее. Плевать на верительные грамоты, плевать на переговоры. Испросить разрешения на вылет — и все. Нужно уводить группу отсюда как можно быстрее. Связываться со здешними магами можно тогда и только тогда, когда научимся адекватной защите от наложения гиасов.

— Или вообще не связываться, — хмуро сказал я, — пусть себе загнивают здесь, как знают!

— Увы, — качнул головой Аркадий, — магическая диктатура при наличии средств контроля за мозгом, видимо, может быть удивительно стабильной! Как мы видели на примере Проклятья, которое просуществовало явно дольше срока, на который было рассчитано. И как мы видим на примере здешнего социума. А оставлять у нас относительно под боком такой… Рассадник… Стратегически нецелесообразно, — он соединил кончики пальцев обеих рук жестом, которого я у него не видел с тех пор, как он сидел в инвалидном кресле. — Что ж. Значит, мы сюда еще вернемся. Но позже.