А цаца в процессе даже глаз ни разу не подняла. Только в конце взглянула на него. И император затрясся. Шепнул что–то мамке, они начали спорить. Он психанул и умотал.
Стали подсчитывать очки по трём экзаменам. Девушки затаились. Примерно треть кандидаток могла на что–то надеяться. Полчаса ожидания, как вечность. Я весь испереживался, одна только цаца стоит невозмутимо, улыбается себе под нос.
И вот, объявляют результаты отбора.
— Как глава императорского гарема и всего Запретного города, — начинает Гао Цин с недовольной рожей. — По результатам экзаменов…
Называет Цзышан. Народ в замешательстве. Змеюка радуется. Казалось бы, всё, мы проиграли. Но Гао продолжает:
— По воле моего сына второй наложницей назначается дочь наместника Сучжоу благородная барышня Мейлин Цяо из знатного рода Цяо.
Выдавила еле–еле. Встала и ушла.
Вот и всё. По регламенту, назначенным девушкам дали время до завтрашнего утра проститься с родственниками, чтобы переехать в Запретный город, где они проведут остаток своих дней.
За воротами школы Мейлин снова захромала, уже не сдерживаясь. Старая карга нас не провожала. Зато министр Цяо прискакал поздравлять свою племянницу. А заодно пообещал мне утром принести карту и дать проводника.
Обратно я ехал с чувством глубочайшей тревоги. Ни на секунду не теряя концентрации. Потому что ожидал от Гао чего угодно. Похоже, её переиграли, сын влюбился в Мейлин. Тогда как мамаша хотела выставить её в жалком свете. Но всё обернулось против неё.
Думал отправиться к сестрицам, чтоб напоследок искупаться и выпустить пар. Давно я такого напряжения не испытывал и переживания. Хотя победа для меня обернулась поражением. Я потерял Мейлин.
Планы мои изменила сама цаца, предложив провести с ней время в саду за чаем. Отказать я не смог. Мы ведь прощаемся навсегда.
Собрались в беседке, нависшей над небольшим прудиком на арочном мостике. Шан обслуживает, и больше нет никого. Будто Мейлин попросила нас не тревожить. Хотя я видел ещё по пути сюда, как целая толпа слуг несёт еду в большой зал, где собирается вся семья для провод цацы. А она тут со мной такая спокойная.
— Вы позволите присесть за один с вами стол? — Решил подколоть.
— Пожалуйста, господин Ярослав, — ответила и улыбнулась застенчиво, пряча от меня взгляд.
Шан хлопочет, вид у неё взмыленный. Но сейчас не до неё.
— Что это было, Мейлин? — Спросил почти сразу с претензией. — Обязательно было получать от Гао?
— Необходимая мера, — выпалила цаца, вздыхая.
— Поясни.
— Если бы Гао Цин продолжала видеть во мне угрозу, то подкупила бы экзаменаторов и организаторов. Мне бы подсунули плохие чернила, дрянные нитки, сломанный гуцынь. Но она расслабилась, а потом в спешке свершила только больше ошибок.
— Ого, — изумился я. Впервые так много слов я слышу от цацы.
— Теперь я в гареме. И Гао Цин больше не властна надо мной.
— Почему же? Она же глава?
— Расследование, — напомнила Мейлин. — Скоро вскроется много фактов, ей будет не до меня.
— Понятно, ты её переиграла, молодец.
— Мы её переиграли, — улыбнулась Мейлин хищно. И посмотрела на меня впервые так открыто, что я перестал дышать.
— За Мейлин! За нашу Мейлин! — Стали доноситься тосты уже с главного двора.
И я всё понял. Твою ж мать!
— Ты не Мейлин, — осенило меня.
Кумихо лишь пожала плечами, уводя взгляд в сторону. Повадки почти, как у цацы. Ничего себе прогресс. Да она переняла все её повадки!
— Но как ты так искусно притворилась, как всё… Подожди, палками били тебя? А Мейлин сдавала экзамены? Но зачем притворяться и дома? Опасалась шпионов?
Кумихо молчит, глядя в сторону празднования своего оригинала.
— Ты научилась говорить, как она. Не отличишь, — продолжаю делиться впечатлениями.
— Учиться быть, учить быть, — напоминает свою фразу Кумихо.
Теперь всё встаёт на свои места. Шан отнесла статуэтку ко двору, чтобы за два–три дня Дух научился манерам и речам, наблюдая за ученицами. Шан с ней и возилась, пока мы её искали.
— И что будешь делать дальше? — Спрашиваю, затаив дыхание.
— Забавляться, — пожимает плечами Кумихо, но уже не улыбается по–лисьи, как раньше. Переняла улыбку настоящей Мейлин.
И её застенчивость, манеры, прямую спину. Как же быстро всему научилась.
— Береги Мейлин, — прошу искренне.
— Как ты берёг? — Спрашивает Кумихо, на меня не глядя.
— Да.
— Ты приказал ей жить, и она будет.
— Да… — замялся. — И пусть выбросит тот рисунок, я вышел там отвратительным.
— Вот как? Мы вместе старались, — посмеивается Кумихо.
Слишком уж счастливо. Будто облегчение какое–то получила.
— Ясно, — пью чай. Мысли в кучу собрать не могу. Мне просто тоскливо, когда осознаю, что больше не увидимся с цацей.
— Думала, что умею всё, — слышу от девятихвостой. — Оказывается, не умею летать.
— Хочешь, чтоб прокатил тебя? — Посмеиваюсь.
Кивает. Вижу, как затаилась.
— Ну пошли.
— Что, прямо сейчас? — Ахнула Кумихо. И эта эмоция уж слишком натуральная.
Выхожу на свободное пространство. Шан в беседке смотрит на меня ревностно.
— Тебя ещё покатать успею, — отвечаю на молчаливый вопрос. И расправляю крылья.
Шан валится на пол и бьёт челом, приклоняясь предо мной. А вот Кумихо меня уже не боится. Идёт в мои объятия смело.
Обхватываю её, разворачивая, чтоб ей больше было видно. Пока кабину не строю, пусть прочувствует и ветер, и скорость. Два взмаха, и понеслись ввысь! Кумихо ахает, как девушка. Всё её тело напряжено. Но вскоре опасения сменяются восторгом, когда мы несёмся над огнями ночного города.
— Выше! Хочу выше! — Требует девятихвостая.
Да не вопрос. Набираю высоту, и вскоре мы вообще теряем из виду крохотный город.
Чтобы сильно не трепало пассажирку, выставляю заслонку над головой. Потоки воздуха начинают обтекать её, так от полёта ещё больше удовольствия.
Часа два мы кружим. Чувствую, как бьётся её сердце. И в какой–то момент ко мне приходит осознание, что меня вновь обвели вокруг пальца. Тело девушки всё ещё напряжено от остаточной боли после наказания. Но разве Кумихо оставила бы всё так? Конечно, нет.
В моих объятиях Мейлин!
Снижаемся, ищем поместье. И не сразу находим. Зато вызываем массу тревоги среди населения, судя по перемещающимся огням и крикам, которые доносятся, когда уже летим низко.
В сад спускаемся, где погуще, чтоб не распугать народ. Выпускаю Мейлин из объятий.
Пошатнулась, пришлось придержать. В глаза её смотрю огромные и бесстыжие. Она в ответ с такой преданностью, что даже не верится.
— Надурила меня, да? — Корю, обхватывая личико ладонями. — А там за тебя отдувается Кумихо?
Кивнула, продолжая пожирать меня взглядом, будто не насмотрелась за всё это время. Изголодалась, а то и взбунтовалась против собственных норм приличия.
— То есть всё наоборот? — Уточняю с укором. — Ты получила те удары, а экзамены сдавала она?
— Да, я приняла наказание. Кумихо пока не научилась изображать людскую боль. Но в искусстве она мастер.
И ведь не пикнула даже. Злюсь на неё.
— И зачем устроила это самобичевание? Точно ли из–за экзаменов? Или решила что–то доказать этим циничным и избалованным господам? Зачем рисковала своим здоровьем? Зачем пошла на принцип?
Мейлин вздохнула.
— Нет никакого принципа, — заговорила тихо, опустив глаза. — Не им я показала, что могу стерпеть боль, что не такая слабая, какой меня видят. Что стерплю всё… на пути с тобой, Белый дракон. Чтобы ты больше не разочаровывался во мне.
— Подожди… ты со мной хочешь отправиться? — Опешил.
— Да. Я не желаю прожить всю жизнь в Запретном городе, где умру, не познав свободы. И тот мерзкий император мне совсем не по нраву. Забери меня с собой. Именно с тобой я увидела этот мир и поняла, что хочу познать больше.
— Но что мне с тобой делать?
— Ты правитель на севере, если возжелаешь, буду твоей наложницей, — заявляет.
