Я не умею прощать (СИ) - Стова Нийа

Шаардрилл звонко и весело рассмеялась.

— У тебя нет и не будет ни одной возможности её одолеть! Мы никогда, НИКОГДА не сражаемся честно! — она смахнула выступившие в уголках глаз слезинки. — Иди, девочка, и будь осторожна. Да, — илхарэсс резко посерьёзнела, — укороти поводок своему наложнику. Иначе он его лишится вместе с головой.

Глава 20

Мрай меня встретил настороженным взглядом. Обеспокоенно уставился в глаза, будто старался угадать мысли или эмоции. Нит протяжно выдохнул, словно с его плеч свалилась неподъёмная тяжесть.

Так волновались о своей участи или переживали за меня? В этом мире я совершенно разучилась читать людей. Вернее, вряд ли когда-то смогу верно трактовать реакции нелюдей…

— Ты должна была отдать меня.

Стоило добраться до своей территории, Нит растворился где-то в недрах многочисленных комнат. Мрай, улучив момент, плотно прикрыл двери гардеробной, куда я заглянула, чтобы переодеться. Он, очевидно, решил, что сейчас самый благоприятный момент для выяснения отношений. Подошёл слишком близко, без разрешения нарушая дозволенные границы личного пространства.

— Тебе нужно было отдать меня. Я совершил серьёзное преступление и готов за него ответить.

— Так торопишься на алтарь? — чувствовала себя совершенно разбитой. Сил не было даже на то, чтобы в который раз указать строптивцу его место. Строить из себя жёсткую госпожу обрыдло. — Если хочешь свести счёты с жизнью, делай это без моего участия.

Быстро расправилась с мелкими застёжками, удерживающими тугой воротник закрытого платья. Тонко выделанная кожа сползла вниз, оголяя шею, ключицы и плечи.

— Айтликх’ар дорожат собственной жизнью, какой бы тяжёлой она ни была, — Мрай приблизился со спины. Вспомнил о своих обязанностях? Накрыл мои руки и, перехватив инициативу, продолжил избавлять меня от одежды. — Я не исключение. Но сознавать, что ты подвергаешься опасности, невыносимо.

Альтруист. Я хмыкнула и расслабилась, принимая его заботу. Привыкла к чужой помощи в обыденных бытовых мелочах. Рабовладелица…

Нагретая солнцем древесная кора, горькая полынь и тонкая нотка мускуса. Аромат сильного мужского тела окутал густым облаком, впитался в кожу, проник в подкорку. Тьма довольно заворочалась внутри. Потянулась всем своим существом к источнику манящего запаха, к теплу, к чужой соблазнительной силе, стараясь поглотить, насытиться, слиться с ней в единое целое, новое, мощное, несокрушимое.

Вопреки всем разумным доводам, меня неодолимо влекло сделать то, о чём я тут же пожалею: коснуться горячей твёрдой груди, растечься по ней, ища защиты и утешения, забраться под гладкую графитовую кожу, стать родной, неотъемлемой частью большого сильного мужчины, который не бросит и не даст в обиду.

И я не знала наверняка, моя ли магия тому виной или первобытное желание одинокой, хлебнувшей невзгод женщины стать кому-то нужной, пусть и ценой собственной зависимости. Где-то внутри свербела уверенность, что он не тот, и я ему совсем не доверяю…

Я бы устояла, удержалась на самом краю, но крупные мужские пальцы касались так ласково и осторожно, так бережно освобождали от одежды. Сантиметр за сантиметром. Иногда задерживаясь на одном месте дольше, чем необходимо. И каждое их невесомое движение прошивало током насквозь, отдавалось томлением в мышцах, скапливалось тяжестью в низу живота. Меня никогда так остро не волновала чужая близость.

Я открыла глаза, сталкиваясь со своим отражением в зеркале: пьяный взгляд, порозовевшие скулы, прикушенные пунцовые губы.

— Не противься этому, прошу, — хриплый шёпот ожёг шею, ледяной крошкой присыпал вспыхнувшую кожу. — Уверен, ты тоже это чувствуешь.

С тихим шорохом платье упало на пол.

Большие ладони мягко легли на плечи, нежно прижали к широкой груди. Помутневший от желания взгляд на мгновение выхватил удивительную пару за тонкой гранью прозрачного стекла: красивую обнажённую девушку и склонившего к ней беловолосую голову высокого мужчину.

На фоне мощного силуэта женская фигура казалась по-кукольному хрупкой и изящной. Выбритые, как полагалось воину, виски и обруч уникального доспеха на шее совсем не делали её свирепой или агрессивной. Крупные мужские ладони несмело, словно боясь случайно навредить, накрывали тонкие руки в защитном жесте. Спутник темноволосой стоял за ней, нависая так, будто старался отгородить от всего мира своими крепкими плечами, вжать её в себя и спрятать. Он поднял такие же шальные, как у неё, от желания глаза и, нежно потеревшись щекой о тёмные распущенные волосы, чуть слышно выдохнул:

— Моя карамельная Со… не отталкивай меня, моя сладкая девочка…

И это сорвало последние предохранители.

Мной руководил сильнейший эмоциональный откат после пережитых напастей. Иначе, как объяснить то, что я выбросила все правильные, рациональные мысли из головы и, как марионетка, повинуясь руке невидимого кукловода, повернулась к Мраю и повисла у него на шее. Запутавшись пальцами в платиновых волосах, притянула к себе его голову и впилась диким, сумасшедшим поцелуем в приоткрывшиеся губы.

Поначалу дроу опешил от такого напора, а потом ответил с не меньшим жаром. Терзая и прикусывая мой рот, подхватил на руки и, упав на широкий пуф, заставил оседлать его колени.

Путаясь в застёжках и руках друг друга, мы вместе сдирали его одежду, рыча и постанывая от нетерпения. Я гладила, выцеловывала, пробуя на вкус, каждый открывшийся кусочек горячей кожи. Дурела всё больше от надсадного, рваного дыхания, вырывающегося из мужской груди, от заполнившего до отказа мои лёгкие запаха полыни и мускуса.

Ладони Мрая мелко дрожали. Он лихорадочно оглаживал моё извивающееся тело, всё, до чего мог дотянуться. Забываясь, впивался пальцами до боли в бёдра и ягодицы. Пожирал совершенно безумным взглядом моё лицо и грудь. Покорно подставлял открытую шею под жалящие поцелуи, когда я, не сдерживаясь, таскала его за волосы, чтобы добраться до бешено бьющейся под пряной на вкус кожей венки, с силой прикусить её, пуская судорогу по натянутому струной, сильному телу, и услышать сладкий полузадушенный стон.

— Со… моя карамельная Со, — как в бреду шептали его сухие, припухшие губы и вновь начинали рисовать на мне огненные узоры, дразня и лаская.

Отдать? Я должна была отдать его? Добровольно лишиться своего собственного рая, где за долгое время впервые почувствовала себя желанной и необходимой, как воздух? Отказаться от горячих объятий, крепких, безопасных и уютных?

Никогда. Я никогда его не отдам. Даже если всё, чем меня наполнили эти мгновения, исчезнет сразу, как только схлынет наше общее сумасшествие. Я имею право на крохотный кусочек счастья, чтобы кутаться в него, согреваясь, как в старый плед, когда иллюзия нашей настоящей близости лёгким дымком истает под гнётом неумолимой реальности.

— Со, я прошу, — Мрай с трудом отодрал от себя мои жадные руки, чуть отодвинул, удерживая на расстоянии, — позволь. Или останови меня. Прямо сейчас.

В ответ я прогнулась в пояснице и бесстыже потёрлась мокрыми складками о внушительный бугор под тканью брюк, которые каким-то чудом до сих пор оставались целыми. Дроу зарычал, и мы остервенело вцепились в несчастный предмет одежды.

— Прости, я не смогу быть нежным. Не сейчас.

Он вошёл полностью, до отказа. Растянув меня и заполнив до отчётливой боли, густо смешанной с удовольствием. Остановился, с шипением выпуская воздух сквозь сжатые зубы. Длинно, неразборчиво выругался. Мучительно скривился и запрокинул голову, давая несколько секунд к себе привыкнуть. Я уцепилась за его плечи, теряясь в ощущениях, чувствуя, как меня мягко толкнуло в солнечное сплетение что-то огромное и мощное, растеклось и медленно побежало по венам, наполняя пьяной эйфорией.

Первое осторожное движение прошило чистейшим кайфом от макушки до пят, меня выгнуло до хруста в позвоночнике. Пересохшие губы открылись в безмолвном крике, и я забыла, как дышать.