Хозяин теней 6 (СИ) - Демина Карина

Почти.

И потому пряники я одобрил.

— То есть, выходить он никуда не выходит. Звонить не звонит. И в целом не показывает, что с кем-то знаком ближе, чем с прочими? — уточнил Карп Евстратович.

— Да, — я сел на стопку чёрных солидного вида томов, перевязанную простой бечёвкой. — Но времени прошло маловато. Поначалу он точно проявлял бы осторожность, если вообще знает того второго.

— Согласен. Могут и не быть знакомы. В последнее время они сделались весьма осторожны, — Карп Евстратович сидел прямо на подоконнике, поверх которого кинули шерстяное одеяло. А вот Метельке достался табурет, правда, трёхногий, но если приткнуться и опереть на книги, то вполне себе устойчиво.

— Удалось что-нибудь узнать?

— Нет. К сожалению. Напротив, сейчас как-то и попритихло всё, но…

— Вы не верите?

— Люди гибнут, — Карп Евстратович налил ещё чаю. — В Петербурге трое из тех, кто на нас работал. В Москве ещё двое. В Новгороде. В Твери… в Саратове вот. Но там хотя бы понятно. Там явно казнили. А вот с прочими…

— Не понятно?

Карп Евстратович глянул искоса и кивнул.

— Смерти странные такие. Шёл человек, упал и умер. Вроде как сердце отказало. Или вот мозговой удар приключился. Ещё кто-то под машину угодил. Дело-то житейское, если так…

— Ваши люди?

— Мои, — не стал отнекиваться Карп Евстратович и поморщился. — Из тех, которые давно… сотрудничают.

— Думаете, не случайность?

Я бы вот тоже подумал. Когда много всяких случайностей случается, то прямо само собой напрашивается, что оно всё, глобально, не случайность.

— Да какая тут случайность… последний вон позвонил. Домой. Мне. Прямо о встрече попросил, что совсем уж выходит. На неё собирался, да не дошёл. В подворотне на лихих людишек наткнулся. Голову кистенём пробили.

— Интересно…

— А то…

— Думаете, их кто-то сдал?

— Почти уверен. И этот человек… — Карп Евстратович поднял ближайшую книгу, покрутил и на место вернул. — Он многое выяснил, только не понятно, почему сейчас их убирать стали. Если про них знали, что они на нас работают, было проще держать где-нибудь так, в отдалении. Прошли времена, когда казнили всех и без разбору, что у нас, что у них.

Метелька жевал пряник, отламывая по кусочку. Пряники, к слову, были хороши. Мягкие. Ароматные. Сладкие до приторности, но если с чаем, то самое оно.

— Теперь поняли, что проще уйти. Сменить квартиру там или место для встреч, или и вовсе использовать ненадёжного человека, но втёмную, скидывая всякую-разную мелочь.

— Как это делаете вы?

Он снова поморщился, но кивнул.

— Я эти игрища не люблю, но наверху отчего-то считают, что полезных людей там надо поддерживать.

Это Карп Евстратович почти выплюнул.

— Вот и получается, что порой не понятно, кто и на кого работает. Они на нас, или мы на них…[2] Но это всё не то… Алексей Михайлович создал новое управление, куда набирает и новых людей. И вот он аккурат против подобных игр. Ревизию планирует провести.[3]

— Что это были за люди?

— Так… аптекарь. Ещё вдова одного поэта. Весьма своеобразная дама, к слову. И с нами работала довольно плотно. Не подумайте дурного, она не раз и не два прилюдно заявляла о неприятии террора, потому скорее делилась слухами. Кто приезжает в город, кто отъезжает, где и что происходит. Эти ж партии то появляются, то исчезают, то переименовываются. Помогала держать в курсе. Опять же на её вечерах и сочувствующим место находилось, что тоже весьма полезно в нашей работе. Впрочем, мы в свою очередь порой подсобляли… с документами там, с разрешениями на выезд. Не важно. Главное, что ничего этакого, действительно важного она знать не могла.

— Может, и вправду сердце?

Случайности никто не отменял.

— Яд. Крысиный. Выпила вроде бы сама, разочаровавшись в жизни, но… — Карп Евстратович головой мотнул. — Это вот только-только сообщили. Скорее всего, на самоубийство спишут.

— Но вы не верите?

— Виделись мы не так давно. Не походила она на самоубийцу. Скорее уж напротив, была весела, бодра… я бы даже сказал, расцвела, как женщина… не суть.

Я понял.

Как женщина, которая влюбилась. Любовь их и вправду меняет.

— Главное, что остальные тоже… зачем их убивать? Что они такого могли знать? Или узнать, потому как аптекарь десять лет уж с нами сотрудничал.

— Крысу ищите[4], — посоветовал я.

— Ищем… есть у меня кое-какие мысли, но проверка требует времени. Всё требует времени. А потому, Савелий, будьте аккуратны. Не спешите. И если вдруг что, то не лезьте сами. Я знаю, что вы способны себя защитить, однако, как знать, на что способны они? А против любой силы своя найдётся.

И тут я с ним всецело согласен.

— Что же касается мальчиков, то… да, пожалуй… с Елизаром вряд ли возникнут сложности. С батюшкой его я знаком. Прислушается. А вот другой ваш приятель.

— Алексей Михайлович будет против? — предположил я.

— Не знаю. Сложно. Порой я его совершенно не понимаю, хотя… да… Пажеский корпус — заведение весьма… — Карп Евстратович чуть поморщился. — Своеобразное. Пусть и пребывание в нём полезно для карьеры, однако далеко не все молодые люди имеют склонности к военному пути. Или придворной жизни. А там и одно, и другое. И в этом случае учёба станет мучением. А это плохо… думаю, Алексей Михайлович понимает. Потому и не стал хлопотать о пасынке, хотя многие и сочли это проявлением нелюбви.

Он снова замолчал, подбирая слова.

— Это ведь неплохой вариант вывести Серегу из-под удара, так? — озвучил я мысль. — Зачем его вообще в этой гимназии оставили? Вы ведь знали, что Сергей меня узнает. Более того, даже не сочли возможным предупредить его… и в целом… но свою роль он уже отыграл. И не говорите, что я не прав и всё не так понял.

— Прав. Безусловно. И да… но… снова же, всё несколько… сложнее.

И глядит этак, презадумчиво. Вздохнул и продолжил.

— То, что случилось с Алексеем Михайловичем, чудесное его выздоровление и прочие… перемены не остались без внимания. С одной стороны, это усилило его позиции при дворе, с другой создало немало сложностей.

— Крылья спать мешают?

— Не уточнял, но могу поинтересоваться, — не остался в долгу Карп Евстратович. — Слухи имеют обыкновение расходиться. И чем дальше, тем они… причудливей. С самого начала к Алексею Михайловичу потянулись болящие, надеясь, что он каким-то чудесным способом исцелит и их. Сперва это были отдельные люди, потом… потом их становилось больше. Порой у дома настоящие толпы собирались.

— Не знал, — я поглядел на Метельку. А тот пожал плечами.

— Да… баили, что если прикоснуться, то враз от золотухи исцелишься. Или от падучей. Не помню точно.

— Это они с британскими королями попутали[5], — Карп Евстратович дёрнул головой. — Но да, слухи таковы. И даже будто бы появились действительно исцелившиеся. Или объявившие себя таковыми. И ладно бы только толпы, в Зимний им сложно пробраться. Но и там не обходится без происшествий. Сколько уж раз нижнее бельё Алексея Михайловича пропадало в прачечных. Вороют, ироды. И пытаются продать, как и простыни, и тарелки, а позавчера близ дома его принялись выламывать камни из мостовой. На рынке, сказывают, появился чудодейственный порошок из тёртых булыжников. Это в дополнение к щепкам из его кровати или якобы ангельским перьям прямо из крыльев. Кстати, используют обычно лебяжьи, реже — гусиные.

Ну да, сам Алексей Михайлович вряд ли с пониманием отнесётся к попыткам отковырнуть одно-другое пёрышко.

— Сочувствую. Но при чём тут Серега?

— При том, что Синоду происходящее категорически не нравится. Им видится некое покушение на их власть. И дабы разрешить конфликт, Алексею Михайловичу требуется принять постриг и удалиться в какой-нибудь монастырь.

— Куда и потянутся толпы страждущих. А пускать их будут за малую плату. Так? Заодно станут торговать иконками, цепочками и в целом наладят производство святых вещей святого угодника?

— Цинично.