Хозяин теней. 3 (СИ) - Демина Карина

Из выписки о правилах внутреннего распорядка Московского металлического завода имени Юлия Петровича Гужона [1]

Покойников пришлось тащить самому. Благо, недалече. Даже не столько они беспокоили, сколько вонь жжёного волоса и паленой плоти, что далеко разнеслась по промороженному лесу. А мороз ударил хороший, намекая, что зима-то не за горами.

Стволы посеребрило. И под ногами похрустывали листочки. След за покойником оставался широкий, явный, что тоже добавляло нервов. Если наткнётся кто, то пройти по такому следу труда не составит.

Ладно.

Как-нибудь.

Я притащил покойника к норе и запихал, а потом, присевши на корточки, потянулся к тёрну. Так-то он больше с той стороны, но и тут вон есть отростки корней. И они откликнулись на мой призыв, зашевелились белыми червями, потянулись к мертвецу. Тело погружалось в землю куда медленней, чем там. А я, задравши голову, поглядел на небо. Ну… зима близко, ночи длинные, так что пару часов в запасе есть.

Я толкнул Призрака, чтоб к Метельке прогулялся и передал, что всё в порядке. Потом подумал, что стоило бы записку написать. Потом подумал уже, что не на чем и нечем. Так что как-нибудь так. А потом думать надоело, и я отправился за вторым покойником.

Еремей, закутавшись в честно отобранную шинель, сидел, чуть покачиваясь и старался не слишком громко скрипеть зубами. Вид у него был… ну в общем, полевая хирургия — занятие очень на любителя. Нет, я старался, чтоб побыстрее, но всё одно хватило и боли, и вони, и грязи. Главное, чтоб помогло. А там, в убежище, и зелье вроде какое-то имелось, которым Таньке руки мазали.

— Дойдёшь? — тихо спросил я, подхватывая покойника за ноги.

А сверху вдруг сыпануло снегом. Белым-белым.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Хотя… если сыпать будет до утра, то широкие следы точно укроет. А у нас в норе тепло. И в целом-то неплохо.

Правда, уходить всё одно надо.

— Дойду, — Еремей поднялся, скособочившись. — Я ещё не помер… я ещё… Савка, что делать будем?

Самому хотелось бы знать.

— Думать, — ответил я честно. — Нас там четверо, если с Метелькою. Глядишь, на четверых и сообразим чего.

Второго покойника тёрн принял с ещё большим энтузиазмом. Земля прям просела, а потом стала жидкою, и в чёрную жижу мертвец ушёл во мгновенье ока. Только булькнуло сверху. А ведь удобно, честное слово. Круче, чем в бетон закатывать. Чуется, тут ни одна экспертиза концов не найдёт.

А вот в проход я сунулся первым. И уже там, внутри, попытался объяснить тёрну, что нам бы пошире надо. Получилось не сразу, но земля захрустела, заскрежетала и чуть раздалась. Нет, дорогу тут не проложишь, но в целом проползти получится.

Ещё бы пару покойников…

Прям даже задумался, где взять. Так, на пару мгновений.

А вот внутри было прямо жарко.

Я и не понял, насколько замёрз. Чтоб… прям как в бане. Только одеты все и грязные.

— Живой, — Метелька обрадовался, правда, не понять, кому — мне или Еремею. А вот Михаил глядел настороженно, явно не ждал ничего хорошего.

— Знакомьтесь, — сказал я, прижимаясь спиной к тёплой стеночке. Всё-таки живой бункер — это круто. — Еремей. Наш наставник. А это Мишка. По имени Воротынцев, но есть шанс, что из Громовых.

— Доброго дня, — Михаил первым протянул руку.

И Еремей принял.

Пожал.

Хотя вот взгляд у него был недобрый. И главное, то ли бок болит, то ли жизнь не удалась, то ли просто Мишке не верит. И тот тоже на Еремея смотрит с подозрением немалым. Как-то даже понятно, что оставлять этих двоих наедине не след.

Правда Михаил вдруг подался вперёд и ноздри его раздулись.

— Рана, — сказал он. — Гниёт?

— Начала, — Еремей не попятился. — Почистили. Прижгли. Глядишь, сладится.

— Тут ещё мазь осталась, — ввернулся Метелька. — От Таньки.

— Перебьюсь, — Еремею хватило взгляда понять, насколько всё дерьмово. — Ей нужнее.

— Рану я заговорить могу, — предложил Михаил. — Только сейчас, пока почищена. Чем дальше, тем оно сложнее. А если гной внутрь пойдёт, то тут и целитель не поможет.

Целитель.

Где этого целителя вообще взять?

А он нужен будет, потому что Таньку в отключке вечность держать нельзя. Ожоги опять же. Заживут сами, не заживут? Даже если вдруг чудом каким затянутся, то всё одно глубокие. Я в целительских делах невеликий специалист, но по тому миру знаю, что со свежими рубцами разбираться легче.

А тут и кожа.

И мышцы.

И… думать не хочется.

Еремей молча задрал рубаху.

Честно, я так и не понял, что Мишка сделал. Видел тень на его пальцах, и то, как эта тень удлинялась, уходила вглубь раны, которая здесь, при зеленоватом свете, гляделась на диво поганою. Ну да, такую не вычистишь, хотя там, наверху, казалось, что отработал я хорошо.

Где там.

Кожа уже отливала воспалённой краснотой, а сквозь плотную корку ожога проступали гнойные пятнышки. Тень же Мишкина ввинчивалась вглубь, и Еремей морщился, кривился, терпел.

А потом как-то вот выдохнул.

— Извини, — сказал Мишка на это. — Обезболить не могу. Тогда на остальное не хватит.

— Потерплю. Охотник, стало быть?

— Только по названию и дару. А так… я и на той стороне пару раз всего был.

— А это откуда?

— Матушка научила. Она говорила, что сила — это как нож. Им и ложку выстрогать можно…

— И горло перерезать, — завершил Еремей.

— И оленью тушу разделать. Тень не исцелит. Но может убить то, что причиняет болезнь.

Микробы? Тут о них вообще знают? Или рассказать?

Продвинуть науку?

Хотя что я там продвину. Я только и знаю, что микробы есть.

— Это, конечно, кажется глупостью… когда я сказал целителю, то меня высмеяли. Целительская энергия антагонистична силе тени, — Мишка провёл пальцами по коже, которая потемнела и иссохла. — Но я пару раз пробовал на ранах. Именно на таких, где чуется воспаление.

— И как?

— Помогало. Иногда.

Оптимистичненько.

— Целителю всё-таки показаться стоит. Только…

Его ещё найти надо.

И добраться.

Даже так, сперва выбраться отсюда, добраться до города, а там найти целителя, который достаточно умел, чтобы помочь, а заодно не слишком любопытен.

Чтоб вас…

— Ещё день-два и хорошо приморозит, — Еремей сосредоточенно жевал хлеб. Он сидел, устроившись у стены, прижавшись к ней, тёплой, спиною. И видно было, что несмотря на наши с Мишкой потуги, его крепко так потрясывает. — К Городне идти нельзя. Там, как понял, заслон. Дороги перекрыли и это только начало. Ждут кого-то… то ли из Синода, то ли даже из дворцовых. Ну, это из того, что я услышал. Сколько правды — не знаю. Но к дорогам точно лезть не след. А вот если по реке спуститься, то дальше начинаются болота. А они уже тянутся, почитай, от Городни до Вильно. Железную дорогу там протянули. Есть пара-тройка деревень. Заимки, опять же охотничьи.

— И не только охотничьи? — уточнил Михаил.

— Не только. Земля такая… войска тут не поставишь, городам кормиться не с чего. Вот и хватает само-разного люду. Я тут одно время жил… пару годочков.

Еремей хлеб держал в одной руке, а второй отщипывал мякоть, из которой скатывал шарики. И уж их в рот отправлял.

— Не скажу, что остались друзья-приятели. Скорее уж наоборот. Вольница — она вольница и есть. Народец лихой, горячий. Пробивается охотой на тварей.

Браконьеры.

Контрабандисты. И все, кто с ними рядом. Дикий запад, как понимаю, среднерусской полосы.

— Живут мало, но весело. Сам бы я туда и пошёл, а может и дальше. Граница с княжеством Польским тут больше на бумаге, чем и вправду, но…

— Но?

— Меня там знают. И если появлюсь, скоренько донесут одним-другим. А там…

Где контрабанда, там и иные незаконные дела, и люди, которые ими занимаются. А средь тех людей есть знакомец, с которым я бы не отказался побеседовать, но не сейчас.