Часовой: Курсант (СИ) - Шторм Максим

Через некоторое время мы начали снижаться, а я готовиться к выходу. Думаю, прошмыгнуть обратно из корабля будет намного проще, чем попасть сюда изначально. Пристроюсь кому-нибудь в хвост. Сойду по трапу, поймаю извозчика посговорчивее, да и отправлюсь в родную Академию. А там… а там придётся приложить максимум усилий и красноречия, чтобы рассказать правдивую историю, в которую поверят все, при этом не рассказывая абсолютно всего и опуская некоторые подробности моего героического вояжа, начатого с момента падения из «Циклопа».

Сборы не заняли много времени. Шучу. Что мне собирать то было? Вся моя одежда была на мне. Пенал с картами засунут за пазуху. Мешочек с деньгами и заветная монетка-талисман надёжно упрятаны в карман. Подумав, я вытащил подаренный Франком екатерининский рубль и крепко сжал его в левом кулаке. Теперь мои пальцы можно было только монтировкой разжать. Не хотелось бы нарваться в порту на шустрого карманника, который обчистит меня так, что я и моргнуть не успею. Фиг с ними, с деньгами, но этой серебряной монетой я теперь сильно дорожил.

Больше у меня не было ничего. Только мой Родовой Знак между лопатками, скрытый от посторонних глаз тканью мятой рубахи. Я присел по традиции на дорожку. И внезапно поймал себя на том, что привык к этой каюте и что не горю прямо-таки сильным желанием выходить в мир. Конечно, я волновался. С одной стороны хотел двигаться дальше, а с другой… Ничего ни делать, а сидеть на жопе ровно иногда так удобно и соблазнительно, согласитесь. Я был совсем юн, мне было всего двадцать лет. И пусть здесь я выглядел старше своего возраста, внутри ещё во многом оставался обычным мальчишкой из иного мира.

Ожил рупор под потолком и голос капитана сообщил, что мы идём на посадку. Благодарил за понимание и за то, что мы оказались сами лучшими пассажирами из всех возможных. Я усмехнулся. Как только причалим, один ну очень здоровенный детина по имени Франк навестит капитанский мостик и сообщит о трупе иного существа и его страшном багаже. Вот переполоху то будет, представляю. И я бы ещё хотел посмотреть, как, возможно, Франка попытаются задержать для выяснения более подробных обстоятельств! Проще остановить несущийся на тебя грузовик.

Повинуясь умелому управлению, дирижабль стал опускаться. Я вновь прильнул к окошку. Мы садились на гигантском взлётном поле, которое было покрыто десятками разноцветных сигар-оболочек. Каких только воздушных судов тут не было! Я понял только одно, что они все были пассажирскими. Наверняка в Столице для сугубо транспортных судов и военных кораблей существовали отдельные Гавани. От вновь накатившего волнения у меня вспотели ладони, я еще крепче зажал в кулаке серебряную монетку, ощущая ее магическое тепло.

Мы остановились, выжидая, когда подбежит швартовочная команда и привяжет «Гавриила» к земле страховочными тросами. Еще через минут десять снова заговорил капитан, давая разрешение покинуть каюты. Пора! Отворив двери, я выскользнул наружу и, не глядя на других появляющихся в коридоре пассажиров, быстро двинулся к лестнице. Опустился на вторую палубу, где народу было уже больше, смешался с устремившейся вниз, на нижнюю палубу толпой, и так же вместе со всеми остановился перед выходом, ожидая, когда огромный трап ляжет нам под ноги, открывая путь в город.

Наконец с жужжанием приводных механизмов, так напомнившим мне уже почти ставшими родными звуки приводов доспехов Часовых, трап опустился, уткнувшись в землю летного поля и мы, неспеша, начали спускаться вниз. Я шёл примерно в середине людского потока. На меня, конечно, косились, но никто не лез с никому не нужными вопросами. Франка среди прочих я не увидел. Как не заметил и госпожу Троекурову с сопровождением. Возможно, прекрасная гадалка решила избежать лишней сутолоки и дожидалась, пока все остальные покинут корабль…

Я ступил на твёрдую землю, зажмуриваясь от клонящегося к закату, бьющего в глаза солнышка. Торопливо отошёл в сторону, вдыхая свежий теплый воздух. Осмотрелся. Народу вокруг была тьма, сонмище одетых в спецовки сотрудников порта, обслуги, механиков и прочих, входящих и выходящих из воздушных судов пассажиров. Я ошарашенно вертел головой, наверно, выглядя в глазах тех, кто в тот момент смотрел на меня, деревня деревней. Поле было размером с несколько футбольных, краев не было видно из-за остовов громадных воздушных кораблей и гигантских, закрывающих небо сигар. К моему удивлению, лишь парочка из мельком примеченных мною судов были меньше кромлехского. Остальные ничем не уступали в размерах, а иные исполины на порядок превосходили. Удивительный мир!..

От греха подальше, и чтобы не путаться под ногами, я быстро зашагал за своими соседями по кораблю. Надеюсь, они шли к выходу. Вокруг царили шум и гам, говор сотен голосов и жужжание мотогондол, скрип оснастки и легкие завывания мечущегося между воздушными исполинами ветерка.

Перед нами вырос огромный купол, покрывая землю на самом краю поля. Собранный из стали, стекла и черепицы. Каким образом это невероятное сооружение держалось, не обрушиваясь под своим весом, я понятия не имел. Но в очередной раз поразился мастерству имперских инженеров-умельцев и магов. Наверняка это был главный вокзал Воздушной гавани Столицы. И выход в город проходил через него.

Нырнув вместе с остальными в широко распахнутые огромные ворота, я оказался внутри. Стараясь поменьше таращиться и спотыкаться, я зашагал прямо по центру, никуда не сворачивая. Здесь царили запахи одежды, духов, кожи, чего-то жареного, машинного масла. Под гигантский купол улетала несмолкаемая многоголосица. Воздушный порт жил своей жизнью, беспокойной и суматошной, и я показался себе лишь маленькой незначительной игрушкой, временно завалявшейся в его огромной песочнице.

Среди множества пассажиров и работников Гавани то тут то там мелькали дюжие усатые ребята в синих мундирах военного покроя. На их поясах красовались сабли и пистоли. Они прохаживались по территории вокзала по двое по трое и иногда подходили к некоторым пассажирам на выбор. Охрана Гавани! Как бы ко мне ни прицепились, забеспокоился я. Не хотелось бы угодить в очередную кутузку. Проще уж сразу выйти на свободное место и громко заорать, что я бедный несчастный курсант Ордена Часовых и больше всего на свете хочу, чтобы меня под белы рученьки препроводили в Академию!

Но пронесло. Я вышел через вторые ворота и оказался на большой транспортной площадке, где в избытке стояли кареты, повозки и дилижансы. Ржание лошадей, громкие голоса, ругань, залихватские выкрики возниц. Я немедля повернулся на звук ближайшего голоса, надрывающегося во всю глотку и расхваливающего быстроту своих лошадок.

— Самые быстрые кони, самая надёжная карета во всем Южном округе! Кому куда, подходи узнавай! Домчим быстрее ветра!..

Сжимая кулак с монетой, я подбежал к восседающему на козлах небольшой обшарпанной каретки бородатому мужику в сюртуке и фуражке. Сначала пара гнедых лошадок, а затем он, покосились на меня изучающими взглядами. Зазывала насмешливо бросил:

— А деньга имеется, парниша?

— А то! — я вытащил из кармана мешочек и вызывающе потряс им.

Рябое лицо бородача расплылось в довольной ухмылке. Он указал на дверцу кареты, спрашивая:

— Куда, родимый?

Я запрыгнул на подножку и громко произнёс, бросив прощальный взгляд на огромный вокзальный купол:

— В Академию Часовых!

Глава 28

По летному полю, неумолчному, хаотичному, полному множества людей, запахов и звуков, неспеша брела огромная, гигантская фигура, несмотря на теплый летний вечер с головы до пят сокрытая черным тяжёлым плащом с капюшоном. Казалось, под уверенной поступью этого великана проминается даже земля. Шириной плеч он мог посоперничать с центральными воротами главного вокзала, а росту был такого, что возвышался над всеми, кто бы только не находился рядом с ним. Он шёл, рассекая человеческий поток, как нос корабля тающий по весне хрупкий лед. Да никто особо и не горел желанием загораживать проход этому огромному человеку. Даже портовые стражники и те, бормоча в усы восхищённые проклятия, находили себе другие занятия, провожая размеренно шагающего гиганта уважительными взглядами.