Часовой: Курсант (СИ) - Шторм Максим

Великана звали Франк. Он шёл размеренной походкой, сжимая в правой руке увесистый саквояж, зная, что никто не рискнет его остановить или помешать его мыслям. Справившись с последними делами на борту «Архангела Гавриила», здоровяк теперь мог с чистой совестью сойти на землю и заняться другими, не менее важными задачами. Вопреки угрожающему внешнему виду и огромным габаритам, всегда ошибались те, кто принимал его за недалёкую машину, просто за огромного неповоротливого человека, не способного родить ни одной толковой мысли. Все ошибались в нем. Для некоторых эта ошибка становилась фатальной, последней в жизни.

Франк думал. Всегда и много. Тщательно взвешивал, анализировал и приходил к единственно правильным выводам. Его устраивало, каким он выглядит зачастую в глазах большинства. Удобная ширма. Все всегда смотрят на фасад, не стремясь заглядывать внутрь. Сейчас голова Франка была занята мыслями о бледном, небритом, похожем на отощавшего беглеца-каторжника, пареньке, которого едва не заманил в свои сети клятый обёртыш. Совсем еще молодой парень. Только с глазами старика. Франку он понравился. Что было само по себе явлением из ряда вон. Как бы удивились те, кто его знал! Франку редко кто нравился из людей.

Но в этом юнце, курсанте, что-то было. Будущий Часовой явно побывал во многих переделках, и нежданная встреча с обёртышем была лишь одной из них. Но не сбила и не заставила свернуть. Франк бы не удивился, если бы вместо этого дворянина в чемодане от гитары в итоге оказался сам обёртыш. Такие люди очень редки в природе. Но Франк умел в людях разбираться. И он понял, что юнец совсем не промах. Да, по нему видно, что многое скрывает, тянет на собой целый хвост весьма серьёзных неприятностей. Словно одного того, что его судьба быть Часовым, не хватает! Но парень оставался человеком. Не какой-нибудь гнилью и двуличным подонком, а человеком. И это Франку тоже понравилось.

Он ничуть не жалел, что дал ему одну из своих Связующих монеток. Конечно, гордость этому Алексею вряд ли позволит взывать о помощи при первых же признаках опасности. Не исключено, что он никогда и не воспользуется ею. Но если все же припечет… Что ж, Франк свое слово держит. «А не рассказать ли об этом юном дворянине-курсанте Доктору?» внезапно подумалось ему. Франк нахмурил под низко опущенным капюшоном густые брови. Почему бы и нет? Доктор наверняка заинтересуется этим необычным парнем. Жаль только, что он уже связал свою жизнь с Орденом. Из него вышел бы весьма неплохой Джагер. Егерь, как звучало бы на языке Великорусской Империи, мысленно поправил себя Франк. Или не стоит? Парнишка все равно для них потерян. Те, кто поступают на службу в Орден Часовых, не выходят на пенсию. Они умирают на своем посту. Такова судьба ждёт и этого Алексея. А жаль!

Когда Франк выбрался-таки с территории Воздушной гавани и прошел огромным зданием вокзала на подъездную площадку, его уже ждали. Большущий черный дилижанс из дорогих пород дерева, усиленный железом и магическими рунами. На узких окошках крепкие ставни, закрывающиеся изнутри, в упряжи четверка резвых и сильных коней. На козлах угрюмый возница в плотной кожаной одежде и широкополой, затеняющей лицо шляпе. Внимательный глаз рассмотрел бы, что помимо длинного арапника, к поясу возницы пристегнут кинжал, а за спиной, в специальном углублении торцевой стены дилижанса висит заряженный арбалет.

Без слов и лишних взглядов, великан открыл дверцу кареты, забросил саквояж, и взобрался на подножку, отчего рессоры жалобно взвизгнули и ощутимо просели. Возница щёлкнул бичом и экипаж медленно тронулся. Спрятавшись внутри салона, Франк скинул с головы капюшон и встретился взглядом с сидящим напротив человеком.

— С возвращением, мой друг, — негромко сказал тот, прячась в сумраке кареты. — Помимо того, что ты снова выполнил свою работу выше всяких похвал, есть что ещё рассказать?

В голосе говорившего прозвучала легкая ирония. Франк вздохнул, в этом весь Доктор! Он завозился, отчего пружины сидения протестующе заскрипели, решаясь, говорить о молодом дворянине или нет. Да к бесам все, наконец определился Франк и в тон Доктору ответил:

— Есть. По возвращении сюда, на борту корабля я встретил одного очень интересного и перспективного молодого человека… Голову даю на отрез, если он не заинтригует вас!

Названный Доктором человек чуть наклонился вперед и с недоверчивой полуулыбкой на лице сказал, вглядываясь в глубоко посаженные глаза Франка:

— Ты уже заинтриговал меня.

— Альберт, все ушли?

— Госпожа, капитан лично меня заверил, что на борту корабля из пассажиров остались только мы трое, — ответствовал затянутый в черную кожу и плащ, как всегда серьезный и надёжный Альберт. Бывший военный, вышедший в отставку капитан, начальник личной гвардии князя Холста, Альберт Суровикин теперь служил простым телохранителем. Оберегая одну особую и удивительную женщину. И это его вполне устраивало.

Альбина Троекурова поправила убранные в сложную причёску волосы, скреплённые в нужных местах гребешками, надела шляпку и опустила скрывшую лицо вуаль. Требовательно посмотрела на замершую в ожидании рядом дородную женщину:

— Няня, не смотри на меня так. Я знаю, что ты не одобрила моего поступка. Но ты не можешь всегда оказываться правой. И я знаю, что ты хочешь сказать. У каждой из нас есть свой дар.

Одетая в дорожное платье женщина тяжело вздохнула, словно навьюченная невидимой ношей, и развела полными руками:

— Моя девочка, ты же знаешь, что у меня в роду по женской линии все были Зрячими. Я просто вижу то, что вижу. Ничего не выдумывая. И то, что этот молодой субчик похож на беглого каторжанина и бездельника, совершенно ни причём и не относится к тому…

Альбина негодующе фыркнула, сморщив скрытый вуалью носик, а Альберт молча усмехнулся в усы. Анне свойственно сгущать краски. Но в этом была вся она. Самому же Суровикину этот прикормленный молодой барышней парнишка понравился. Были в нем и выправка неплохая и стержень мужской. Сразу видно, что из военных. Хотя своего расположения, в общении с ним, Альберт, конечно, не показывал.

— И что же ты узрела, няня! — с некоторым сарказмом воскликнула Альбина, подходя к зеркалу и оправляя на себе строгое, приталенное платье. Она помнила, что задает этот вопрос не в первые, каждый раз надеясь на новый ответ.

— Я зрю, что он не тот, за кого себя выдает, — упрямо повторила Анна, поджав тонкие губы. — Не могу точно сказать, но он не таков, каким его видят все.

— Ты меня совсем запутала! — возмутилась молодая предсказательница. — Я не почувствовал в нем зла! Да, не смогла прочитать его линии Судьбы, но такое бывает. Особенно когда замешана древняя кровь и Великие Рода. Но он именно тот, кем представился, я это точно знаю. И совершенно не понимаю, что ты пытаешься сказать, выставляя его каким-то оборотнем, дьяволом!..

Анна, няня, домоправительница и служанка госпожи Троекуровой, с бесконечным терпением смотрела на свою подопечную.

— Ещё моя бабка говаривала, царствие ей небесное, что, зря в душу человека, не мы оголяем ее, а Бог открывает ее нам. Я говорю то, что вижу. И снова могу повторить, девонька. Этот Бестужев не так прост, как кажется. Ты же сама понимаешь, что с ним что-то не то. А я вижу, что он кто-то иной! По-другому я не могу объяснить, ужо не обессудь, да и не серчай на старую дуру.

Альбина решительно посмотрела через запертую дверь куда-то вдаль и, чуть склонив голову, тихо сказала:

— Няня, я устала. Как ты думаешь, я смогу когда-нибудь отдохнуть, жить как все? Иногда я так завидую другим…

В глазах Анны появилось глубокое сострадание. Она едва удержалась, чтобы не подойти и не обнять девушку. Но гордая гадалка позволяла это только когда рядом не было ни одной живой души. Даже при верном Альберте она не разрешала себе таких проявлений чувств.

— Обязательно, слада моя, обязательно отдохнёшь. Придёт время, сама знаешь.

Решительно выпрямившись, Троекурова громко произнесла: