Практикантка (СИ) - Абдуллова Екатерина

Авила замерла на миг, потом вскинула голову и впилась в Алерайо жадным, полным надежды взглядом:

— Правда?

— Конечно! Я еще осмотрюсь, а ты отправляйся домой, может, нагонишь их.

Он даже не закончил фразу, как рот Авилы вдруг скривился и из глаз снова брызнули слезы.

— Пат на выходе… Он сказал бы…

Алерайо оцепенел, прижимая к себе трясущееся холодное тело жены. Вязкая слюна забила горло, не давая дышать. Значит, ему не почудилось. Когда въезжал в маленькую долину Капли, показалось, будто мелькнуло знакомое лицо и кто-то окликнул. Если это был Пат, их возница, он не упустил бы девочек… Они здесь.

— Я найду их, слышишь? Все будет хорошо…

Шуршало разворошенное зерно, потихоньку съезжая вниз. Две женщины вполголоса переговаривались, кто-то постанывал, дети смолкли.

Алли ушла к сестре. Теперь они сидели бок о бок, но, судя по насупленному виду младшей, внимание Росы было по-прежнему приковано к «жениху».

Лера исподтишка глянула на Дилана и Шона. Уже в норме. Нет, ну надо же было Алли такое спросить! «Кто из этих троих ваш жених?»… Но, признаться, приятно, что хотя бы малышка считает, будто у нее может быть жених, да еще и на выбор… Эх, и почему она промямлила: «Никто»? Надо было сказать: «Все трое». Шон так здорово выглядел с отвисшей челюстью… Впрочем, Дилан слишком уж закашлялся, вдруг бы такой ответ его добил. Да и сама она… Сгорела бы от смущения. И ведь всего-то невинное девчоночье воображение, а сколько эмоций!

Один только Маркус спокоен остался. Патри-иций… Скорее бы уж в сознание пришел.

То и дело, проверяя его пульс и дыхание, щупая лоб, Лера сталкивалась со смятенным взглядом Шона. На долю секунды оба замирали, будто надеясь, что второй скажет что-то ободряющее, но потом отводили глаза. Сказать было нечего.

Наконец, не выдержав, Лера предложила выбираться. Шон и Дилан поддержали ее, но женщины воспротивились — боялись, что снаружи поджидает смерч.

— Приоткроем чуть-чуть и проверим, — Лера вопросительно посмотрела на служителя.

Того упрашивать не пришлось. Обрадованный, что посторонние наконец-то покинут вверенное ему хранилище, он без промедления принялся «стрелять» силой по узлам запирающего плетения.

Все напряженно замолчали. Слышались только шорох зерна да покряхтывание грудничка.

В тишине прошло минуты две. Лере показалось, что служитель слишком уж долго «колдует». Видимо, так подумала не она одна: Шон с Диланом переглянулись и дружно подорвались к воротам. Следом подошла «гренадерша», и, когда служитель что-то сказал, ее громкий басовитый голос разнесся по всему зернохранилищу:

— Как это, не открывается? Вы, что, нас заперли⁈

В висках ныло, боль в ступне не утихала. Лера попыталась представить, будто она проглотила обезболивающее и чернота, терзающая ногу, светлеет. Не помогло. И когда уже придут и выпустят их? Служитель обещал, что скоро кто-нибудь пойдет проверить, все ли в порядке в хранилище, и уберет то, что придавило ворота.

— Вот ненормальная, — проворчал Дилан.

Судя по направлению его взгляда, ненормальной была худенькая. Она и правда опять чудила: зачем-то лезла на гору зерна, а то, ясное дело, обваливалось. Она уже нагребла под собой порядочную кучу, но продвинулась лишь на метр.

Лера оглядела остальных.

Спокойны. Никто не нервничает, не рвется наружу. Служитель у входа горестно взирает то на лужу, которую нахлестало, пока ворота были открыты, то на плиту, которая стала намертво; «гренадерша» таращится на собственную растопыренную ладонь. Вот напряженно свела брови, затем растерянно моргнула и уронила руку. Похоже, пальцев насчитала не пять. А девочка-подросток качает малыша и тихо напевает.

Приглушенные звуки, доносящиеся словно через наушники, слились в монотонный шум и вскоре совсем исчезли. Лера не знала, сколько просидела так, в прострации, не пытаясь понять и уловить даже отголоски своих блуждающих мыслей, обрывочных и бесплодных, и наверное она, как и большинство находящихся в зернохранилище, легла бы и уснула, однако боль в раненой ноге и некий подспудный страх, неясная, необъяснимая тревога, раздражали, теребили тело и сознание.

Когда послышались шаркающие шаги, Лера подняла голову. Потерев глаза, сфокусировала взгляд — девочка с малышом, покачиваясь и забирая в сторону, брела к перекрытому выходу.

Было тихо. Почти все лежали, даже худенькая наконец угомонилась: сидела, сгорбившись и обхватив голову руками.

Девочка дошла до плиты, постояла, упершись в нее бессмысленным взглядом и опустилась на пол. Прямо в лужу. Скрестив ноги, уложила на них спящего ребенка. Она как будто не чувствовала ни холода, ни сырости. Дело, конечно, ее — пусть хоть целиком окунется, — но все же… Сама застудится, ребенка застудит.

— Дилан… — Лера нехотя обернулась.

Сердце, и без того частившее, заколотилось вовсе безудержно. Дилан сидел, опираясь кулаками о зерно, прямой и бледный, в испарине, и, часто дыша, смотрел в одну точку.

— Что это с ним? — Голос внезапно охрип. — Шон… Эй, Шон…

Она осеклась. Шон на ее оклик не среагировал. Кажется, он снова проверял пульс у Маркуса, но почему-то прижал пальцы не к запястью, а ближе к локтю.

Страх пронзил тело электрическим разрядом. Замкнутое пространство, странные ощущения, странное поведение… Избыток углекислого газа?

От частого дыхания рябило в глазах, но как бы глубоко Лера ни вдыхала, в груди было пусто. Будто кислорода не хватало.

Точно, кислород… Причина может быть и в нем.

Ставя ногу на пятку, она дохромала до служителя, сидевшего неподалеку.

Тот заметил ее, лишь когда она остановилась напротив, всего в паре шагов. Он был похож на вытащенную из воды рыбину: так же дышал раскрытым ртом и таращил глаза, а на вопрос, есть ли тут вентиляция, с усилием заморгал и задвигал губами, словно повторяя услышанное.

— Конечно, — ответил наконец.

— Но она работает?

— Работает. Слышите, гудит? — служитель запрокинул голову, всматриваясь в теряющийся во тьме свод. — Вытягивает… Артефакты сильнее тянут, когда влажность повышается… Говорил же, зерно попортите.

— Вытягивает… — Лера пристроила слово в путающиеся мысли. — То есть наружу… А сюда?

— Сюда по нижним воздуховодам нагнетает. — Служитель замолчал, потом рассеянно добавил: — Должно нагнетать.

— Проверьте! Ну же!

Служитель посидел еще, косясь то по сторонам, то снизу вверх на Леру, будто надеялся, что она оставит его в покое, но, поняв наконец, что надежда его не сбудется, поднялся и с ворчанием, мол, воздуховоды устраивали знающие люди и никогда еще не случалось сбоев, поплелся к стене.

Потревоженные пальцы на ноге разболелись так, словно их отрывают, но Лера не садилась и не отводила взгляд от служителя. Тот шатался, как пьяный. Подошел к длинной, матово поблескивающей решетке, которая выступала из стены от пола до уровня колен, наклонился и, поднеся руку, замер… К следующей решетке он шел почти ровно и быстрее, к третьей едва не бежал.

Стало вдруг больно дышать. Лера потерла грудь. Не может быть… Ведь «знающие люди» и «сбоев не случалось»…

После третьего воздуховода все было завалено зерном, и служитель двинулся обратно. Снова останавливался, прикладывал ладонь, но теперь движения его замедлились, словно он не хотел проверять. Или боялся того, что почувствует.

Руки затряслись, мелко и противно. От этого и внутри все затряслось столь же мелко и противно. Лера сжала кулаки. Не может быть… Не может… Он же сказал, что сбоев не случалось…

Казалось, служитель не услышал ее приближения. Оцепенел, склонившись к решетке.

— Ну? Что там?

Служитель медленно выпрямился. Подбородок его прыгал, как на пружинах.

— Не идет… — выдавил невнятно.

Лера замерла, вглядываясь в его перекошенное лицо, потом спросила:

— Что не идет? Что там может не идти⁈ Это же просто дыра в стене!

Последние слова она прокричала, но служитель даже не моргнул, только весь съежился, и когда она умолкла, тихо сказал: