Девушки судьбы и ярости - Нган Наташа

– Почему вы не дали ему убить меня? – шепчет она.

Я отстраняюсь, её слова звучат как пощёчина.

Она делает ещё один прерывистый вдох:

– Так… было бы лучше, чем сейчас.

Волны презрения исходят от Блю, такие же мощные, как магия Майны:

– Ты и сейчас продолжаешь любить этого ублюдка?

– Блю! – предупреждаю я.

Она игнорирует меня:

– Ему было всё равно, жива ты или мертва, Аоки! Ты ничего для него не значила, как и все мы. Как думаешь, почему он вообще оставил нас в живых после Лунного Бала, вместо того чтобы казнить, как всех остальных, связанных с Девятой? Он выпытал у тебя сведения о ней, а затем оставил нас в качестве приманки. Он знал, что только из-за нас Девятая не нападёт на него снова. А когда мы перестали ему быть нужными, он приказал нас казнить...

– Блю! Хватит! – кричу я.

Пока рыдания Аоки сотрясают воздух, Блю поднимается на ноги.

– В кои-то веки, Девятая, я согласна с тобой, – ледяным тоном произносит она.

Она смотрит на Аоки сверху вниз, и странное, но знакомое выражение искажает ей лицо: смесь жалости, негодования и глубокого разочарования. Точно такой же взгляд был у её отца, когда дочь прибыла на собственную казнь.

– Поэтому перестань плакать, – приказывает Блю Аоки. – Королю на тебя наплевать. И всегда было плевать. Чем скорее ты это поймёшь, тем лучше. Не трать свои слёзы на такого, как он.

Затем она отодвигает занавеску и исчезает.

– Не слушай её, – говорю я. – Она... ей многое пришлось пережить. И ты тут совсем не при чём. Ты же это понимаешь, так? – когда Аоки не отвечает, я осторожно продолжаю: – Сможешь ещё немного поспать? Тебе нужно отдохнуть.

Аоки наблюдает за мной, её глаза сияют. Хотя её голос срывается, она с трудом произносит:

– Ты правда собираешься вернуться туда, чтобы попытаться убить его?

Я киваю, хотя мне больно:

– Послезавтра мы штурмуем дворец. На этом война должна закончиться – так или иначе.

– Конец, – Аоки делает небольшой вдох.

Конец тому, что мы были Бумажными Девушками.

Конец её отношений с Королём.

Конец той Ихары, какой мы её знаем.

Что бы ни случилось завтра, это будет конец – хотя это означает, что будет и началом будущего, каким бы другим оно ни было.

– Это будет не просто конец, Аоки, – поправляю я, протягивая руку за чем-нибудь успокаивающим, чтобы дать ей. – У тебя впереди ещё целая жизнь. Король был в центре твоего мира, но скоро всё изменится. Тебя ждёт настоящее будущее без него.

– Так бы ты говорила, если бы сейчас беседовала с Майной? – язвит она в ответ. – Ты не единственная, кто умеет любить, Леи, как бы тебе ни казалось наоборот.

Однажды был момент, когда я подумала, что потеряла Аоки навсегда – когда я впервые поняла, что она действительно влюбилась в Короля, или, по крайней мере, так считала. Действительно – какая разница? Подобно вере или надежде, любовь – это не то, что можно взять в руки, протянуть кому-то и сказать: "Смотри, я же говорила тебе, что она настоящая". Любовь существует исключительно в наших сердцах. Во всяком случае, от этого мы становимся только сильнее. Если бы мы могли измерить её линейкой, взвесить на весах, насколько проще было бы жить.

Жаль, у меня не получится поделиться с Аоки своей любовью. Она бы едва поместилась у меня в руках; её яркость была бы ослепительной. И она увидит, что по сравнению с этим Король – лишь твёрдая и пустая оболочка.

Я ошибалась, когда считала, что потеряла Аоки в тот раз – даже когда после своего возвращения во дворец я не сомневалась в её ненависти к себе. Вот окончательный разрыв наших уз. Её слова – как лезвие ножа, уверенное и острое.

– Оставь меня в покое! – кричит она, и я делаю, как она говорит – отшатываюсь, чтобы она не слышала рыдания, вырывающиеся из моего горла.

Найдя тихий уголок, я падаю на колени и рыдаю.

Не знаю, долго ли плачу. Должно быть, я хорошо спряталась, потому что меня никто не беспокоит. Мои рыдания превратились в тихий ручей, шея и воротник топа промокли насквозь. Только при нарастающем топоте копыт я поднимаюсь с корточек.

Стук копыт быстро приближается. Он гораздо громче, чем я слышала раньше. Этот звук вселяет ужас. В одно мгновение мне снова 10 лет, я зову маму, а её руки выскальзывают из моих в толпе перепуганных жителей деревни.

“Ты больше не ребёнок, – говорю я себе, снимая кинжал с пояса. – Ты сражалась с Королём и его демонами. Ты больше не будешь прятаться”.

Со всех сторон раздаются отчаянные шаги и крики, лагерь приходит в движение. Я присоединяюсь к другим, прохожу мимо Кензо, который пятится, увидев меня. Он возвышается над толпой, состоящей в основном из людей Касты Бумаги. Его серый мех поблескивает в свете фонаря, а оружие уже наготове.

– Леи! – кричит он. – Ты видела Майну?

– Нет...?

– Я думал, вы вместе.

– А сам ты её видел? – сердце вздрагивает. – Её здесь нет?

– Ловы тоже нет, – он мотает головой.

На одно абсурдное мгновение я представляю, что они вдвоём ушли жить вместе. В этом нет никакого смысла, и я знаю, что это всего лишь жестокая вспышка ревности с моей стороны, но образ горит в сознании: Майна и Лова, красивые молодые вожди кланов, пришпоривают лошадей, их лица запрокинуты от смеха.

И тут я вспоминаю – топот копыт. Майна и Лова действительно уехали раньше – но не для того, чтобы бросить нас. Майна никогда бы так не поступила. Она проделала весь этот путь ради меня, потому что любит меня.

А чем я отплатила ей в ответ? Гневом и презрением. Я даже не удосужилась извиниться за то, что наговорила ей тем ужасным вечером на корабле Амалов. Не сказала ей, как сожалела об этих словах каждый день, желала, молилась и умоляла богов, чтобы можно было каким-то образом забрать их обратно. О том, что хотя они были искренними, мои слова были несправедливы и никогда не могли умалить того, как сильно я тоже люблю её, и что если бы был какой-то выход, я бы прошла всю Ихару только для того, чтобы сказать ей, как сильно я сожалею, что эти слова вообще сорвались с моего языка.

Теперь я, возможно, упустила свой шанс.

– Они забрали лошадей, – говорю я.

– Где? – его бронзовые глаза вспыхивают. – Зачем?

– Не знаю...

Он разворачивается и пробирается сквозь толпу. Я спешу за ним. Члены клана проносятся мимо, некоторые останавливаются, чтобы что-то спросить у Кензо или передать информацию, и пульс учащается, когда я улавливаю обрывки их разговоров:

– …в сто раз больше…

– …лошади и медведи…

– …народ Бумаги…

– …демоны…

Но только когда мы достигаем границы лагеря, ужас по-настоящему охватывает нас.

Перед нами до самого горизонта расстилается скалистая местность. Грубая земля серебрится в свете звёзд, который отражается от какой-то массы прямо впереди, несущейся к нам через равнины.

Это, без сомнения, армия.

Здесь есть солдаты всех типов – демоны, но среди них есть и Каста Бумаги, её можно различить среди их более крупных соседей. Большинство верхом. Некоторые сидят или стоят на задних сиденьях повозок с открытым верхом. Флаги развеваются на закреплённых шестах. При свете фонаря у меня за спиной трудно разобрать, что на них изображено, но я различаю достаточно разных цветов и рисунков, чтобы понять, что это не королевские солдаты. Это воины из кланов со всей Ихары.

– Союзники Короля Демонов, – выдыхаю я, произнося это больше для себя, чем для Кензо, хотя он слушает рядом со мной и глядит вперёд. – Майна, должно быть, видела их и выехала с Ловой им навстречу прежде, чем они смогли добраться до нас.

Мне хочется закричать – как она могла? Как она посмела снова взваливать всё на свои плечи, решая, могу я ей чем-то помочь или нет? Убийственное желание найти шамана, ответственного за её кулон с благословлением рождения и содержащееся там ядовитое слово, опаляет меня. Жертва. У Майны вся жизнь вертится вокруг этого слова. И если она действительно отправилась на перехват королевского подкрепления, и теперь они идут прямо на нас, это означает...