Тень Империи: Забытая Академия (СИ) - Лим Дмитрий

Я огляделся, пытаясь осознать произошедшее. Где я? Что это за место? Незнакомые запахи цветов и трав щекотали ноздри, пение птиц услаждало слух. Это был совершенно другой мир, непохожий на тот, который я покинул. Но в то же время что-то в нем казалось смутно знакомым, словно я уже видел его во сне.

Шар по-прежнему находился в моих руках, излучая мягкое, приглушенное свечение. Я почувствовал, как его тепло успокаивает и придает сил. Что было странным.

А затем всё изменилось.

Эта адская херня, которая должна была каким-то образом ответить, отрешённый я или нет, вдруг раскалилась. Затем, по её блестящей поверхности прошлась паутинка трещин и через мгновение его разорвало!

Осколки разлетелись во все стороны, словно осколки зеркала, отражая умирающий свет заката. Инстинктивно я заслонил лицо руками, чувствуя, как некоторые из них обжигают кожу, словно крошечные угольки. Когда все стихло, я медленно опустил руки и осмотрелся.

Вокруг меня бушевал пожар. Трава горела, деревья вспыхивали, словно спички, и даже воздух, казалось, был пропитан огнем. Мир, который так приветливо встретил меня мгновение назад, превратился в адскую преисподнюю. Я чувствовал, как жар опаляет лицо и руки, а дым разъедает глаза. Нужно было бежать.

Не раздумывая, я бросился прочь от эпицентра взрыва, продираясь сквозь бушующее пламя. Каждая секунда казалась вечностью, каждое движение — подвигом. Я спотыкался о корни деревьев, проваливался в ямы, но продолжал бежать, подгоняемый животным страхом. Я не знал, куда бегу, но понимал, что оставаться здесь — верная смерть.

Наконец, выбравшись из огня, я упал на землю, обессиленный и задыхающийся. Тело ныло от боли, одежда тлела, но я был жив. Лежа на земле, я смотрел на небо, затянутое клубами дыма, и пытался осознать произошедшее.

— Тяжко было?

Незнакомый голос зазвучал где-то надо мной. Разлепив усталые, чуть обгоревшие веки, я уставился на мужское лицо, которое, кажется, я уже где-то видел. Моментально перевернувшись, я быстро встал:

— Какого черта?

Передо мной стоял мужчина, которого я видел на фотографии перед тем, как попасть в мир Забытых. Военная осанка, легкая небритость на лице и проницательный взгляд. Взгляд убийцы, который не остановится ни перед чем.

Такие глаза я видел у вампиров, с которыми я учился. Точнее, с кем мне приходилось поддерживать общение.

— Рад видеть тебя, сын.

— Что, этот молокосос может провалить тест? — глава рода Островских буравил взглядом слугу, который принёс такую паршивую новость. — Как мы это вообще допустили?

— Не могу знать, ваша светлость, — слуга понурил голову. — Ваша дочь оставляла нам сообщение, когда не смогла дозвониться до вас. Но даже если бы она успела вас предупредить, ничего бы не изменилось. Сам Толстой дал разрешение на проведение теста.

Слова слуги пришлись Островскому не по душе. Как оказалось, у Бурдина не только четыре стихии, но и предрасположенность к нежити второго уровня. Эти показатели в корне меняли всё.

Один из профессоров заподозрил в умениях первокурсника ген Отречённого. А значит, его могли казнить, если это подтвердится. Более того, в случае подтверждения этого, Островские лишатся всех земель и доли имущества Бурдиных.

Подтверждения Отречённости нельзя было допустить!

Глава рода барабанил пальцами по столу, обдумывая ситуацию. Казнь Бурдина его не волновала от слова совсем. Но потеря земель и имущества была неприемлема. Всё, что строилось такими жертвами, могло рухнуть из-за какого-то мальчишки.

— Что мы можем сделать? — спросил Островский, не отрывая взгляда от слуги.

— Есть несколько вариантов, ваша светлость. Первый — убедить Толстого отменить тест. Второй… второго нет, — он посмотрел в свой телефон. — Тест уже начался. В общем, проще всего прямо сейчас — избавиться от Бурдина.

Островский нахмурился. Убедить Толстого было практически нереально. А убить парнишку… это уже ничего бы не изменило. Если прямо сейчас всё подтвердится, то это конец. Конец всему бизнесу, что Женя, его сводный брат, оставил после своего исчезновения.

Но и надеяться на случай Островский не собирался.

— Есть еще один вариант, — медленно проговорил глава рода, барабаня пальцами по столу чуть быстрее. — Мы можем дискредитировать профессора, который заподозрил ген Отречённого. Поставить под сомнение его компетентность, репутацию. В общем, сделать так, чтобы его слова ничего не значили.

Слуга задумался:

— Это может сработать, ваша светлость. Но потребуется время, чтобы собрать компромат на профессора. Только вот, какой толк от всего этого, если тест уже начался? Парня это не убережёт, если всё подтвердится!

Островский резко встал из-за стола, его лицо исказилось в гримасе отчаяния и злости. Он начал нервно расхаживать по кабинету:

— Ищи! Ищи любой компромат! Грязные делишки, тайные связи, пристрастия. Всё, что сможет запятнать его репутацию! Подними всех, кого знаешь, используй все наши связи. Мне нужен этот профессор в грязи уже сегодня! И если результаты покажут, что Бурдин — Отречённый, мы успеем сделать хоть что-то, дабы уберечь его от казни прямо сейчас.

Слуга побледнел от напряжения. Он понимал, что от успеха этого мероприятия зависит не только судьба рода Островских, но и его собственная. Кивнув, он вылетел из кабинета, словно пуля, готовый исполнить приказ любой ценой.

Оставшись один, Островский подошёл к окну и устремил взгляд на простирающиеся вдаль земли. Он видел в них не просто пейзаж, а плод многолетних трудов, жертв и лишений.

И теперь какая-то ошибка природы, какой-то молокосос, мог всё это разрушить. Ярость закипала в нём, подталкивая к самым отчаянным мерам. Он был готов на всё, чтобы сохранить то, что принадлежало ему по праву крови и упорного труда.

— Отец, значит.

Я пытался увидеть в только появившихся морщинках этого мужчины хоть что-то, что освежило бы мою память. Хоть один намёк, чтобы память вернулась ко мне. Но сколько бы я на него ни пялился, результата не было.

Какой-то дядька, который смотрит на меня как на статую. То ли с восхищением, то ли со страхом. И что я тут мог, хм, сказать?

Ситуация, в которой я оказался, была патовая. Коснулся шарика на последнем тесте, и меня переместило то ли в сон, то ли в тартарары. Передо мной стоит мужчина, который говорит, мол, он мой отец.

— Люк, я твой отец! — пробормотал я сам себе под нос. — Вы уж простите, но я вообще не понимаю, что…

— … происходит, — закончил он за меня. — Сейчас мы находимся в твоей голове. Я — Евгений Михайлович Бурдин. Природный маг стихии воды. Высшая нежить вне категорий, а также единственный, кто из твоего окружения смог пройти на пятую ступень Контура.

Чего? Высшая нежить вне категорий? Это ещё что такое?

— Я неосязаем для тебя. Ты — для меня. Всё, что происходит с тобой прямо сейчас, происходит только в твоей голове. Не нужно задавать вопросов. Просто слушай.

— Но, — замялся я. — Да ё-маё, с какого хрена я вообще должен верить в происходящее? Ты плод моего больного воображения?

Евгений Михайлович вздохнул, будто я был несносным ребенком, которому в сотый раз объясняют таблицу умножения.

— Допустим. Пусть так. Но даже если я всего лишь проекция твоего сознания, разве это отменяет необходимость выслушать меня? Ситуация критическая, Макс. И ты, как ни крути, в самом её эпицентре. Контур нестабилен, прорыв неминуем. Ты — единственный, кто способен хоть что-то изменить.

Я скрестил руки на груди, чувствуя, как во мне поднимается волна скепсиса. Высшая нежить, природный маг…

Раньше я бы сказал, что всё это звучит как сценарий третьесортного фэнтези. Но, учитывая всё, что со мной произошло, я немного поверил:

— Ладно, допустим. Говори. Но только попробуй заикнуться о пророчествах и избранных, я сразу же закрою эту лавочку.

В глазах Евгения Михайловича мелькнула искорка: