Поместье для брошенной жены (СИ) - Белова Екатерина

Он даже не считал это полноценным романом. Он бывал в Лаше наездами, и к нему ходили разные вейры, и Талье была одной из них. Так что связь между ними была, но тонкая, прерывистая. Пунктирная.

Все изменилось за месяц до некрасивого разрыва, и этот месяц он прожил в Лаше, играя роль выставочного генерала, которого показывали всем, кто хотел удостоверится в качественной защите от перевертышей.

На большинстве приемов требовалась партнерша, и Талье невидимо вытеснила других вейр. Первой писала ему письма, назначала встречи, заказывала меню на вечер, подбирала гостей и парные наряды. Знала все и обо всех, и, пожалуй, была остроумна и ненавязчива. Но он все равно почуял ловушку.

Вывернулся ужом в последний момент, когда в обществе пополз первый слушок о его любви к Талье Гроц. Он не ввел ее в общество, сознавая вес своего слова, не представил невестой или фавориткой, а в Вальтарте слова многое значат. Тогда откуда появился слух?

Роман он прервал в одностороннем порядке в тот же вечер. Вот только нежная любовница и остроумный друг в один миг обернулась ядовитой коброй. Она даже говорить не могла. Шипела. А он, дурак, усмехнулся и выставил ее в коридор прямо с размазанной от злых слез косметикой, рассыпавшейся прической и полусодранным платьем. Талье было чуть жалко, и он вызвал ей горничную, пока та сыпала угрозами.

Но ни одна из её угроз не оказалась шуточной.

Уже утром его вызвал император и потребовал легализовать его брак с Талье.

Основным средством давления была проснувшаяся в Талье драконица — сильная и одаренная на загляденье.

Ральфар отказался наотрез. Он был пьян и слеп от боли, но Талье, легшая в его постель, прекрасно видела и не была пьяна. Ее устроил раненный отчаявшийся дракон, не отличающий одно тело от другого. Ему, если отец еще помнил, раздробило руку до основания, и он жил в состоянии бесконечной, болезненной регенерации, обложенный амулетами и талисманами.

— Я оплачу свой проступок любой ценой кроме этой, — сказал он отцу, и тот не простил.

Это окончательно раскололо их короткое перемирие. Отцу хотелось вступить в кровную связь с Гроцами, не отдавая основного наследника, а нелюбимый сын — пешка — заупрямился. Дело решилось тем, что император все-таки отдал Кассиуса за племянницу Гроцей, поскольку тот наотрез отказался жениться на Талье.

А самого Ральфара в качестве наказания император отправил его на основной фронт, с запретом появляться в столице без дозволения и отдал приданое его матери Гроцам. Покрыть ущерб.

Спустя несколько ожесточенных боев, когда он успел потерять счет времени, он получил глупое письмо с приглашением на свадьбу. Талье подцепила какого-то барона, у которого даже дракона не было.

— Тогда меня это удивило, — медленно произнес Ральфар. — Талье амбициозна, и вдруг какой-то южный сквайр. Недостаточно родовит, недостаточно богат, не молод и не редкий красавец. У него даже сокровищницы не было. Обычный мужик, только прочно женатый и с детьми.

И то верно.

Все это время мысль, зачем же Талье — яркой, сильной, высокородной Талье — мой побитый молью муж, не давала мне покоя. Тогда я списывала все на любовь. Любовь же существует. Меня бог не одарил, но других-то наверняка. Про нее слагают легенды, ее поют в веках, ради нее бьются на дуэлях. Ради нее умирают.

— Разве Фир не наследный принц? — спросила медленно.

Ральфар невесело усмехнулся:

— Теоретически. Но император благоволит другому сыну.

— Выходит, не так просто Гроцы отдали мне это поместье, — сказала с улыбкой. — Не так просто за мной следом приехал Берт. И ты здесь оказался не просто так. Меня использовали вслепую, верно? Я тот самый стрелочник, который ответит за все злодеяния.

— Возможно.

Ральфар задумчиво усмехнулся.

— Но мы обманем их всех, Рише.

Спросить как, я не успела. Он поймал мою руку и жестко припечатал к груди, где билась невидимая тьма. Прямо под сердцем.

— Я не ведаю, как унять эту тьму, — шепнул Ральфар. — И пока она стучит в моей груди вместе с сердцем, я буду ходить и оглядываться. Нет ли за моей спиной моего будущего хозяина. Император жаждет посадить меня на эту цепь, чтобы не просить, а приказывать. А чтобы я был сговорчивее, отдать поводок в руки Талье.

В голове у меня зашумело, словно я выпила добрый стакан вина. Как можно посадить на цепь живого человека. Даже если это метафорическая цепь.

Даже не так. Как можно сделать это со своим сыном?!

— Императору ли не знать, как отчаянно я буду биться за свободу. Ему и в голову не придет, что я сяду на цепь добровольно.

— Что?

Я дернулась назад, но Ральфар не пустил. Вжался, впечатался поцелуем в губы, втиснул меня до ломоты в ребрах в собственную грудь. После оторвался и засмеялся тихо и жутко:

— Ты станешь моим чёрным магом. Ты посадишь меня на цепь, Рише, а я

29. Возвращение в Лаш

Больше не было смысла отрицать. Я действительно была черным магом.

Даже через рубашку выжившая черная змейка, свившая гнездо в ране Ральфара, тянулась ко мне. Ластилась к пальцам, как ручной зверек. Ласкалась. И…. она не была злой. Злым был тот, кто использовал ее, как инструмент насилия.

— У черной магии нет злого умысла, — сказала искренне. — У нее никакого умысла нет.

— Пугающая мысль, — медленно согласился Ральфар. — Я не верю в это, но верю, что ты не причинишь мне вреда.

— Так просто поверишь? — поддразнила тихонько.

Глаза у Фалче вспыхнули огненными звездами. Наверное, он ожидал моего сопротивления или истерики из-за новости о Талье. Но Талье была в его прошлой жизни, как и Берн был в моей. Было так глупо отравлять будущее домыслами и обидой.

Я просто хотела побыть счастливой. Никто не виноват, что у моего счастья есть прошлое, раны и плохая родня. Если на то пошло, у меня тоже не очень по этой части. Родня хуже врагов, прошлое тоже так себе, а ран, наверное, больше, чем морщин.

— Конечно. Лекарь работает с ядами, но лечит, а не убивает. И ты не станешь меня убивать, Рише.

Ральфар прижал мою ладонь к ране крепче, и невидимая дымная змейка навилась на мои пальцы концом хвоста. Зацепилась. Растянулась в нитку.

Потянулась кончиком к моей собственной груди.

Несколько секунд я задыхалась, глядя в горящие темным огнем глаза, пока невидимая змейка не поставила печать напротив моего сердца.

* * * * *

Месяц пролетел, как ветер. Я и почувствовать его не успела.

Первые несколько дней после смерти Берта были похожи на чистилище. Ральфар почти полностью погрузился в мрачное настроение, которое никак не проявлялось внешне, но от давящей ауры, в доме началась изморозь по углам и самопроизвольное возгорание в каминах. Драконы держались около генерала скованно, и больше не шутили. Даже Пирре. Даже, когда был повод.

Прислуга, вовсю соблазнявшая высокородных, и та запал потеряла. Девочки ходили по струнке и занимались прямыми обязанностями.

Самым странным в этом вертепе оставался только тот факт, что наш странный роман с генералом продолжался без малейших сбоев. Даже напротив — набирал обороты.

Смерть Берта и поводок, вложенный в мои руки Ральфаром, сдвинула наши отношения с неустойчивой позиции с силой маятника, но только не в минус, а в плюс. Первые дни Ральфар, скорее, рычал, чем разговаривал, но рядом со мной делался нежным, как сливочный крем.

Возможно, нас держала вместе общая трагедия, возможно, ловушка, рассчитанная на обоих. Возможно, черная привязка, которую Ральфар буквально вынудил меня принять.

В глубине души я осознавала, что наш приятный временный романчик перестает быть приятным. И временным. Каждый новый шаг связывает нас все крепче.

Ральфар пропадал от рассвета до полуночи, не то исследуя лес, не то округу, не то возясь с порталом, и с ним вместе мотался его отряд, просеянный по белому снегу черными шахматными фигурками. Я же отдавала весь день артефакторике, чтобы к ночи упасть без сознания на постель.