Ворон, каркни на счастье (СИ) - Разумовская Анастасия

Но потом… в коридоре, вот та смешная девочка, которую Эйдэн принял за служанку. Груди, словно розовый жемчуг, и беззащитные, сердитые как у воробушка глаза. Без злости, без гнева. И Эйдену впервые за долгие месяцы стало тепло и весело. Впервые после смерти Касьмы он захотел живую женщину. Конечно, ворон не стал бы брать её силой, но ведь в Родопсии служанки не прочь согреть постель господина. Но…

«Вам придётся на мне жениться» — смысл этих слов дошёл до Эйдэна не сразу.

Дочка Сессиль? Ведь на опороченных девицах женятся, только если они принадлежат к рыцарскому роду, а во всём доме могла быть лишь одна такая девица, которую он не видел: Элис, невеста Кариолана.

Дальше было ещё интереснее: целое представление, которое едва не заставило его рассмеяться. И точно заставило задуматься: с какой стати дочка Сессиль разыгрывает перед всеми идиотку?

Он хотел поговорить с ней об этом, когда шёл забирать под венец. Прижать к стенке и узнать всё как есть. Зачем? Что за игра? И понял всё, едва услышал угрозу служанки.

Девочка чего-то боится. Она обманывает не только гостей, но и домашних. Сессиль вряд ли стала бы угрожать своей родной дочери, выходит, Элис — падчерица?

Это оказалась не та девица, которая нужна была Эйдэну. Не лживая и бессердечная, которой можно было бы пожертвовать во благо всех, лишь слегка надавив на свою совесть. И с каждым их разговором Эйдэн убеждался в этом всё сильнее, но… Теперь он уже не мог оставить её Сессиль. Эта девочка нуждалась в защите. И, судя по тому, что никто не заступился за неё, у неё не было защитника.

И тогда Третий ворон подумал: а зачем ему искать принца Мариона, если уже есть чистый и добрый сердцем человек?

— Если не она добра сердцем, то кто? — прошептал Эйдэн.

Спящую деву мог разбудить только добрый сердцем человек. Так говорили пророчества. Все искали доброго сердцем мужчину, но Эйдэн сообразил, что о мужчине-то в пророчестве нет ни слова. В языке западных народов «человек» мог означать и женщину, и девицу. Это был скудный язык, довольно путанный, с одной стороны — излишне подробный там, где не нужно, с другой — чересчур лаконичный в необходимых вещах. Язык торговцев. Например, слово «человек» могло значить не только «мужчина», «женщина», но и ребёнок любого пола, или старик.

И Эйдэн не ошибся: Элис оказалась тем самым «добрым человеком». Дева проснулась. Значит ли это, что Элис — та самая, кто должен противостоять Великому Ничто?

А как же дева из пророчества?

Эйдэн задумался.

В пророчестве пробуждение Спящей девы было тесно связано с победой над непобедимым злом, но… Ни словом не говорилось, что зло победит сама Дева. Семь воронов должны были защитить… кого?

«Придёт та, что станет сестрой воронов» — это о деве, или ком-то ином?

Древний ритуал свадьбы воронов воспроизводил пророчество: и пошла сестра к солнцу… и пошла к луне, и только утренняя звезда указала путь. Старинная сказка. Вещая ли? Он не был уверен в этом. Но сейчас, когда надежды не было, наступило время верить легендам.

И всё же меньше всего Эйдэну хотелось, чтобы в битву с Разрушителем мира, с Бездной, вступила маленькая смешливая плакса Элис.

— Ехали три суслика на бурундуке, — раздался весёлый женский голос,

А за ними ворон на лихом коне.

Суслики желали пить и не пьянеть,

И невинность девы иметь и не иметь…

Эйдэн хмыкнул. Он слышал эту песню, когда гостил у герцога Ариндвальдского. Разумеется, не во дворце Его светлости. В поисках нужной девицы ворон частенько посещал кабаки и прислушивался к разговорам захмелевших сплетников. Он не стал дожидаться совсем уж неприличных слов, не подобающих невесте одного из семи и шагнул, выступая из тени. Кара отпрянула, зашипев от неожиданности.

— Не бойся, женщина. Ты знаешь, кто я, а я знаю — кто ты. Но я не ищу твоей смерти.

По крайней мере, сейчас. Глупо искать чьей-то смерти, когда погибнуть может весь мир.

— Ты меня спас, — презрительно кривясь, заметила Кара.

Эйдэн мог бы ответить, что не любит смотреть, как умирает женщина. Даже если это — фея. Но не стал. Не стоило свои слабости открывать перед врагом. Поэтому он просто приказал:

— Иди в шатёр.

— Ты думаешь, что сильнее? Что я теперь — твоя пленница?

— Может быть.

Кара рассмеялась. Снова скривила губы, забросила прядь волос за ухо и подбоченилась:

— Я здесь потому, что пока хочу быть здесь. А захочу — уйду, и ты меня не остановишь. Даже ты меня не остановишь, Эйдэн, сын галки.

— Попробуй, — усмехнулся ворон.

И, прерывая разговор, прошёл вперёд. Эйдэн не доверял снам, но этот был не сон.

— Попробую! — дерзко крикнула Кара ему вслед. — И, если ты меня найдёшь, выйду за тебя замуж. Слышишь?

Эйдэн хмыкнул, но не стал оборачиваться:

— Ты сейчас угрожаешь мне, женщина?

И пошёл вперёд, не слушая, что она бросит в ответ.

Элис говорила, что разбудил Аврору тот мужчина, который был с ними. Если так, это меняет что-то или нет? Вдруг тот самый «добрый» это — лягушка? Эйдэн попытался вспомнить, что произошло с тварью дальше. И вспомнил: его подхватил Гарм.

— Р-рав! — раздалось совсем рядом.

Ворон обернулся. Перед ним скакал со стороны в сторону маленький пёсик. Его мохнатые ушки смешно хлопали в такт прыжкам.

— Ты слишком умный для собаки, да? — спросил Эйдэн и опустился на одно колено. Осторожно и медленно протянул руку ладонью вверх.

Пёсик замер, чуть вильнул хвостом, а затем отпрыгнул, отбежал и обернулся. Снова вильнул хвостом. Эйдэн встал и пошёл за ним.

Гарм привёл ворона к жеребцу. Эйдэн, не взнуздывая, запрыгнул на конскую спину, и пёсик помчал вперёд. Они полетели по ночной степи. Вскоре Гарм начал отставать. Тогда Эйдэн сжал ногами бока скакуна, останавливая его, обернулся и похлопал себя по колену. Гарм подбежал, запрыгнул на ногу ворона, тот перехватил пёсика за шиворот, придерживая. А затем снова ударил в бока, посылая жеребца вперёд.

Глава 25

Хочешь — убей

Арман уехал за пару часов до рассвета — всю ночь мы разрабатывали стратегию. Мари оказалась прехорошенькой блондинкой, довольно взрослой, очень серьёзной и сосредоточенной. Герман, её муж, в основном молчал и лишь однажды уточнил у жены: «ты уверена?», а получив решительное «да», выдвинул встречное предложение о том, как защитить Старый город от войск кагана. Никто из нас не хотел, чтобы Охраш женился на Авроре.

Но больше всех меня поразил Бертран. По моим подсчётам эрталийскому принцу должно было быть лет… ну чуть больше тридцати. Я ещё удивилась, что его супруга значительно старше, но… Бертран оказался ровесником Майи. По крайней мере, внешне. Рыжие волосы были до предела коротко пострижены, в усах сверкало серебро. Уже после того, как первомирцы покинули шатёр моего супруга, Кара пояснила мне, что время в разных мирах течёт по-разному. Это у нас со дня убийства короля Анри прошло семь лет, а в Первомире уже лет двадцать. Причём у нас время может ускоряться или замедляться, а у них его просто нет.

Я уснула с этой мыслью и не проснулась, даже когда Кариолан попытался меня разбудить.

— Да-да, — пробормотала сонно, — ещё минуточку…

Муж вздохнул, поднял меня на руки, завернув в одеяло. Вышел со мной на руках — моя голова покоилась на его плече — и попросил кого-то собрать наш шатёр. Удивительно, что я поняла просьбу, ведь озвучена она была на чужом языке.

Кариолан посадил меня в седло поперёк, по-женски, тут запрыгнул на коня, успел перехватить сползающую меня, прижал к груди и поправил одеяло.

— Ты не заболела? — спросил встревоженно.

Я промычала отрицательно и тотчас снова вырубилась.

Проснулась только когда меня сняли с коня. Зевнула и открыла глаза. Кар снял седло с лошади и положил передо мной:

— Посиди тут, ладно? Я пока шатёр соберу.

Я кивнула. Алые полосы расчерчивали снег — солнце садилось в серо-синее марево тяжёлых туч на западе.